– Я вообще никого не ждал! Только зачем я вам понадобился... товарищи? – распахнул аптекарь дверь. – У меня нет ничего, кроме касторки. Если разве только кто-нибудь из ваших сотрудников заболел, тогда другое дело! Я всегда рад послужить властям, даже денег не возьму. Я человек законопослушный, у меня никогда не было причин для ссоры с советской властью.
Кирьян вошел в комнату. Следом так же решительно прошли красноармейцы, постукивая прикладами об узкий проем.
В коридоре было темно, пахло скипидаром и какой-то приторно-едкой больничной гадостью.
– Включите свет, гражданин, – потребовал Кирьян.
– Конечно же, – засуетился старик. – Где же выключатель-то?.. Никогда не найдешь сразу. Ах, вот он! – Щелкнул тумблер, и помещение тотчас наполнилось ярким светом. – Знаете, мои сейчас уехали к брату, так что я холостякую... Хе-хе-хе... Право, даже не знаю, как вам помочь. Но я действительно не тот человек, который может навредить советской власти. В соседнем доме находится ювелирный магазин Иосифа Брумеля, вот поверьте, – перешел старик на шепот, – там у него многое чего не в порядке. А на прошлой неделе он весьма нелестно отозвался о товарище Дзержинском.
Кирьян огляделся. На первый взгляд небогато.
– Не беспокойтесь, гражданин аптекарь, – усмехнулся Кирьян, – мы и до него доберемся. Тюрьмы у советской власти просторные, так что места на всякую контру хватит.
Критически осмотревшись вокруг, Кирьян с сомнением перевел взгляд на Егора – не похоже, чтоб здесь водились большие деньги. Может, наколочка неверная? В ответ Егор лишь прикрыл глаза, заверив, что все в порядке.
Ну-ну, поглядим!
– Что-то у вас здесь небогато, – поделился вслух своими сомнениями Курахин.
– А откуда тут быть богатству? – встрепенулся старик. – Ведь не в Алмазный фонд пришли! Родственников у меня куча! Всех нужно одеть, накормить, напоить! И всеми этими делами должен заниматься несчастный Гусман! Я, товарищ чекист, едва концы с концами свожу. Вы не представляете, как сейчас трудно. А налоги! Они просто меня сведут с ума.
Прошли в служебное помещение. Все шкафы были заставлены колбами и банками самых разных размеров с надписями и без них, в иных плескались какие-то растворы, ярко окрашенные в различные цвета. Помещение напоминало лабораторию средневекового алхимика, насквозь пропитанную всяческими едкими эфирами.
– Фу! – поморщился Фартовый. – Чем же таким вы людей травите?
– А лекарства, молодой человек, и не бывают вкусными, – хмуро заметил Гусман. – Если вы, конечно, помните...
На рукавах темно-синего халата аптекаря поблескивал белый порошок. На столе стояли весы. Видно, он только что занимался расфасовкой препаратов.
В комнате не было ничего такого, что указывало бы на достаток: старый стол с изрядно затертой и поцарапанной столешницей, словно им пользовались еще со времен Авиценны; дощатый пол, испятнанный реактивами, обшарпанные шкафы.
– Мы располагаем информацией, что вы храните у себя литературу контрреволюционного содержания, – с серьезным видом объявил Кирьян, мимоходом осмотрев лабораторию.
Услышав «новость», старик поперхнулся. И, отдышавшись, возмущенно заговорил:
– Теперь я знаю, откуда идет лихо! Это Брумель, который работает на соседней улице! Он всегда мне завидовал, – посетовал Гусман. – А ведь мы, евреи, должны держаться вместе. Все мне завидуют, считают, что у меня богатые клиенты. А вы поработайте так же, как старый Абрам, до самого утра! Тогда и у вас появится хорошая клиентура! Они же молодые, не любят трудиться, любят только считать чужие деньги.
Старик был возбужден. На дряблых щеках проступил лихорадочный алый румянец.
– Вот эти товарищи, – показал Кирьян на красноармейцев, державшихся плотной группой, – будут понятыми.
Парни с интересом наблюдали за происходящим. Было заметно, что в подобной операции они участвуют впервые. Их молодые лица были преисполнены революционного энтузиазма.
– Я все это понимаю, товарищи, – аптекарь прижал к груди сухие, сморщенные ладони. – Только совсем не нужно трясти этими страшными винтовками. Старый бедный еврей не собирается бежать от советской власти, потому что она ему, как мать родная!
– Сколько у вас комнат? – спросил Кирьян.
– Семь.
– Ого, – выразительно протянул Кирьян. – Вот тебе и бедный аптекарь!
– А вы думаете, что это много? – с некоторым вызовом спросил Гусман. – Ведь мне же нужно где-то готовить свои препараты, хранить их. А ведь еще нужно встречать важных клиентов, – загибал он длинные узловатые пальцы. – Вот и набирается...
– Приступайте, товарищ Кириллов, – повернулся Кирьян к Егору. – Будем тщательно обыскивать все семь комнат.
– Бедная моя покойная Кларочка, – скорбно закачал головой Гусман. – Хорошо, что ты не дожила до позора старого Абрама.
Открыв шкаф, Кирьян выгреб на пол белье.
– А это что за прокламации?! – возмущенно воскликнул он, потрясая листком бумаги.
– Позвольте, – близоруко сощурился Абрам Гусман.
– Товарищи понятые, прошу взглянуть на этот листок. Я вытащил его из этого шкафа. Листовка контрреволюционного содержания. Называется: «Как долго продержатся Советы?» Может, вы нам скажете, гражданин Гусман, где же находятся остальные прокламации?
– Позвольте! Я впервые вижу эти бумаги. Какое отношение они могут иметь к моему делу?! Я бедный старый еврей...
– Ах ты, контрик! Так ты еще и не сознаешься! Товарищи красноармейцы, – повернулся Курахин к милиционерам. – Отведите этого контрика в районный отдел. Там ему быстро язык развяжут! А мы здесь пока проведем обыск.
– А ну пошел! – скинул с плеча винтовку конопатый красноармеец. – На выход!
– Только не надо наставлять на меня оружие, я с детства не переносил грохота.
– Поторопись!
– На улице холодно, если я не надену на шею шарф, то моя Кларочка будет очень переживать.
Аптекарь надел пальто. Очень тщательно завязал шарф и, повернувшись к Кирьяну, сказал:
– Я вижу, что вы здесь главный. Очень вас прошу, только не трогайте ничего на столе. Я тут взвесил градиенты. Уж очень не хотелось бы мне составлять их заново. Знаете, это такая кропотливая работа! Я готов, товарищи красноармейцы, – приподнял подбородок Гусман.
Старика вывели.
Прильнув к окну, Копыто наблюдал за тем, как красноармейцы повели аптекаря в районный отдел. Возмущаясь, Гусман некоторое время размахивал руками, что-то пытаясь втолковать своим сопровождающим, а потом, смирившись, зашагал молчком, заложив за спину руки.
– А старичок-то с гонором, – заметил Кирьян и, повернувшись к Егору, спросил: – Ты хочешь сказать, что у этого хрыча есть золото? Здесь, кроме склянок, ничего нет!
– Здесь оно, – яростно возражал Копыто, вытряхивая из комода вещи.
На пол полетели какие-то халаты, тряпье, покатилась упавшая с полки металлическая банка.
Масса нужных и ненужных предметов. Было все, кроме золота!
– Валет сказал, что он для сына своего копит. Тот за кордон намылился.
– Понятно... Вскрывай подвал.
В углу отыскался металлический прут. Поднатужившись, Егор поддел полы. Скрипнув, гвозди неохотно повылезали из досок.
– Ничего! – выдохнул Кирьян.
– Давай еще одну. Вот эту половицу. – Егор вставил в расщелину прут.
Доска натужно застонала и, обломившись, ощетинилась острыми щепами.
