красавиц.
В эту же ночь Мария подивила его своей горячностью, не уступая в разудалости француженкам. Закусив губу, Кирьян изнывал от наслаждения, опасаясь раньше времени дать слабину, и когда, наконец, тело содрогнулось в мощнейшем экстазе, Мария вытерла губы и весело поинтересовалась:
– Тебе было хорошо?
– Да... Я у тебя хотел спросить: этому тоже обучали на Бестужевских курсах?
– А ты нахал! – усмехнулась Мария без всякой злобы. – Ты слышал что-нибудь о самообразовании?
– Приходилось.
– Так вот... До этого я знала только голую теорию. И была рада применить ее на практике.
Сладко потянувшись, Кирьян подумал о пользе такого самообразования. Оказывается, вещь полезная – на такие штуки способна не каждая девка из публичного дома. А уж они-то известные мастерицы!
После близости хотелось покоя – раскинуть руки, позабыться на некоторое время. Но Мария уже в который раз втягивала его в разговоры и требовала от него новых доказательств привязанности. Своим поведением она как бы утверждала, что ради любимого мужчины может зайти далеко, а вот на какие жертвы способен он сам?
– Тогда почему нам с тобой не сходить бы, к примеру, в театр? Я хочу, чтобы все видели, что я не одна, что у меня есть любимый мужчина.
Свидетелем их разговора была только луна, хитро заглядывающая в окно. Света было ровно столько, чтобы видеть контуры обнаженного женского тела, а вот его собственной улыбки не рассмотреть. И Кирьян был рад этому обстоятельству.
– Я не люблю театр, – сдержанно ответил он.
– Ты не любишь театр? – удивленно спросила Мария, повернувшись к нему.
В полумраке он любовался волнующим изгибом ее бедер.
– Хм... А почему я должен любить театр? – искренне удивился Кирьян. – Это водка, что ли?
– Какой ты все-таки противный, – фыркнула женщина.
– Да там и смотреть-то не на что. Одни «ахи» и «охи». Я в детстве в Марьиной Роще жил, вот там у нас мужички собирались на кулачный бой! Сойдутся стенка на стенку и давай метелить друг друга. Выбитые зубы, кровь фонтаном, поломанные носы. Вот там настоящий театр, это я понимаю! Со всей округи народ сходился посмотреть на такое зрелище! Бабы сарафаны нарядные наденут, платки цветастые повяжут, а мужики в поддевках, в яловых сапогах.
– Господи! – ахнула Мария, закатив глаза. – С кем же я связалась! Ну хорошо, ты не любишь театр, а может, тогда сходим в цирк? Там забавные представления, медведи танцуют...
– Не нравится мне, когда животные в цепях, – поморщился Кирьян. – Поэтому я и в цирк не хожу.
– Знаешь, Матвей, мы с тобой все ходим по каким-то темным переулкам, как будто бы прячемся от кого-то. А ты не боишься, что нас могут просто ограбить какие-нибудь жиганы?
Кирьян насилу удержался от смеха и был рад тому, что в комнате было темно, иначе ему пришлось бы искать объяснение столь неожиданному веселью.
– Ну ты же работаешь в Чека. Это тебя должны бояться, ты носишь «наган», так что как-нибудь отобьемся! – уверил Кирьян.
– Что ты такое говоришь! Я всего лишь слабая женщина, которая сама нуждается в защите. Если бы ты знал, как трудно работать бабе среди мужиков.
– Тем более такой красивой.
– И это тоже, кстати... Вот например, сейчас меня добивается мой начальник. Я тебе, кажется, о нем рассказывала.
– Что-то не припомню, – как можно равнодушнее отвечал Фартовый. – Как же его зовут?
Кирьян весь превратился в слух, даже повернулся в ее сторону, опасаясь пропустить малейшее словечко.
– Его зовут Игнат Сарычев. Когда-то у меня был с ним роман... Но очень непродолжительный. Это было в Петрограде... Тебе это интересно?
– И ты еще спрашиваешь? Меня интересует каждая мелочь твоей жизни.
Мария вздохнула:
– В то время он находился в моем подчинении.
– Наверняка ему это было неприятно.
– Возможно... Но дело даже не в этом. Сейчас я его заместитель.
– А ты не можешь уйти от него?
Мария накинула одеяло на голые ноги.
– Не могу. Так было решено в ЦК. О моем назначении лично хлопотал Дзержинский.
– А сама что ты думаешь?
– Ну не моя это работа! Среди мужиков я становлюсь грубой, несдержанной. Эта среда портит меня. Порой я даже не пойму, кого берут на службу в милицию! При царе он был известный налетчик, а сейчас представляет власть! А говорит, что сидел за политику и деньги добывал на революционные нужды! Но если раньше он воровал и грабил втихаря, то сейчас делает это совершенно открыто, но уже от имени советской власти.
– Да, таких хватает, – неопределенно протянул Кирьян.
– Ты даже не представляешь, что сейчас делается! – гневно воскликнула Мария. – У меня сложилось такое впечатление, что все мужское население ринулось служить в Чека и в милицию, чтобы получить от этого какую-то свою выгоду. Едва ли не каждый месяц мы пачками увольняем недобросовестных работников – и все без толку! Ты чего молчишь? Ты ничего не хочешь мне сказать?
У противоположной стены стояли напольные часы с боем. Редкая искусная работа, выполненная из двадцати пород дерева. Такое наследство досталось Марии от прежнего хозяина. Помнится, года два назад при налете в Сивцевом Вражке Кирьян с подельником зашли в квартиру, где стояли точно такие же часы. Почему-то они не работали. Тогда Копыто первый обратил внимание на эту странность – вещь дорогая, а не работает. Открыли дверцу, потянули за цепочку, а нижний шкафчик возьми да и выдвинись. А в нем оказалась металлическая коробка, до самого верха заполненная золотыми червонцами.
При взгляде на эти часы Кирьяну всякий раз хотелось посмотреть их начинку, а может, и эти «ходики» тоже богаты на драгоценные металлы? Но его сдерживало присутствие комиссарши. Он с улыбкой подумал о том, что когда-нибудь для него это не станет большим препятствием, но сейчас следует обождать.
Часы мелодично пробили три раза. Пора делом заниматься, не лежать же с бабой до самого рассвета.
Кирьян поднялся, взял со стула рубашку.
– Идти мне надо.
– Куда? – испуганно спросила женщина.
– Знаешь ли... Я тебе не сказал... тут мне кузен попросил помочь... Дела там всякие... Надо через весь город идти.
Кирьян говорил проникновенно, в какой-то момент он даже сам поверил тому, что в три часа ночи готов идти через весь город, для того чтобы с самого утра помочь своему кузену.
– А утром пойти нельзя?
– Пораньше приду, побыстрее сделаю, скорее освобожусь.
– Может, все-таки останешься? – предприняла последнюю попытку Мария. – Сейчас по городу ходить небезопасно.
Кирьян внимательно посмотрел на Марию. А может, она действительно его любит?
– Я это понимаю, но все равно – надо идти.
Кирьян оделся.
– Дай мне слово, что ты поедешь на извозчике, – неожиданно потребовала Мария.
– Я так и сделаю, – пообещал Кирьян.
– Когда мне ждать тебя?
Кирьян не любил, когда женщины задают подобный вопрос. Он предпочитал не связывать себя обещаниями.
– Как сложится... Но обещаю быть у тебя, как только освобожусь.
