– Ее не так просто будет отыскать, – напомнил Резван. – Прошло много времени, почти год. Возможно, у нее сейчас другая судьба. И потом, он сказал, что забирает ее насовсем.
– А мне плевать на это! – махнул рукой Шурков. – Ты меня спросил, прежде чем продать ее?! Так что будь добр, иди и найди! Если, конечно, не желаешь вновь возвращаться к себе на Кавказ! – напомнил Шурков.
Резван уже не однажды жалел о том, что рассказал Шуркову о своих кровниках, и теперь тот держал его на коротком поводке. Ослаблял он его ненадолго и только лишь для того, чтобы Резван понял, в чьих руках находится, и умел ценить предоставленную свободу. Дескать, сходил по малой нужде, а теперь будь добр опять топай к ноге. Валерия Шуркова следовало остерегаться всерьез, в случае неповиновения тот мог сообщить о нем кровникам, которые в поисках обидчика сейчас рыскали по всей России и истоптали при этом не одну пару обуви.
И тогда конец!
– Я думал, что все как и раньше. Перепихнуться пару раз, да и выкинуть.
Резван продолжал стоять перед Шурковым, как солдат-первогодок, случайно попавшийся на глаза генералу. Обессилев, Шурков тяжело опустился на стул, стоящий в прихожей, и, махнув рукой, предложил присесть Резвану.
Грустно усмехнувшись, Шурков откровенно признался:
– Знаешь, я тоже поначалу так думал. А она, стерва такая, зацепила меня за самое нутро и держит! Ты думаешь, почему я ее не вызывал? Позабыть хотелось! Не получилось.
Резван как никто другой понимал Шуркова. Нечто подобное до недавнего времени испытывал и он сам. Вот только ему удалось вылечиться, а Валерию Алексеевичу, чувствуется, еще долго предстоит болеть.
– Встречаются же такие бабы, – с пониманием протянул Резван. Его голос неожиданно потеплел.
Сутенер невольно зыркнул в сторону Шуркова, но тот, кажется, ничего не заметил, был полностью поглощен собственной болью.
– Вот она как раз из таких! К тебе как, не цепляются менты? – неожиданно спросил Валерий Алексеевич.
Резван благодарно улыбнулся:
– Сейчас нет, корочка на ментов действует убойно.
Полгода назад Шурков каким-то одному ему известным путем выправил для Резвана корочку сотрудника ФСБ, и теперь при встрече с милиционерами он чувствовал себя необычайно уверенно. Случалось, оставляя машину под знаком, он просил подошедшего инспектора поохранять машину, ссылаясь на то, что в салоне лежат важные документы. А сам, весело мурлыча себе под нос, шел покупать пиво.
Так что корочка действовала безотказно.
– Так вот, я тебя предупреждаю, если ты не разыщешь эту бабу, так тебе могут просто не продлить этот документ.
Помолчав, Мугаметов признался:
– Кроме денег, я дал этому хмырю расписку, что навсегда оставлю Ладу в покое.
У Шуркова уже более не находилось сил, чтобы кричать, а потому он только едва пошевелил языком:
– А мне плевать, какие там расписки ты давал. Я хочу получить Ладу назад. И точка!
– Сделаю все, что смогу, – пообещал Резван.
Если день не заладился с утра, то и от вcчера не стоит ожидать ничего хорошего – это правило! Собственно, так оно и произошло. Резван встретился с Сафроновым в уютном кафе, и каждый, кто смотрел в их сторону, полагал, что сошлись два приятеля, чтобы выпить по кружечке пива и беспечно провести время. Но действительность была куда непригляднее. На запланированную встречу пришел сутенер к своему давнему клиенту. Причем к клиенту не рядовому, а весьма важному, не в смысле денег, а в смысле возможностей. Они, как известно, иногда бывают куда важнее «хрустов».
Ненавязчиво положив на стол пачку фотографий, Резван тем самым предложил выбрать товар.
А товар, по его мнению, был первосортный. Было из чего выбирать! Две недели назад к нему прибились с десяток шестнадцатилетних девочек из Твери. С деревенских сеновалов они прямиком прыгнули на московские улочки. Каждую из них он проверил лично и остался весьма доволен качеством проделанной работы.
Особенно запомнилась одна, с короткой стрижкой под мальчишку и очень увесистыми грудями. Девушка напоминала добрую домашнюю корову. Хотелось обхватить ее грудь обеими руками и испить парного молока. Резван связывал с ней определенные надежды, такие домашние коровы мужикам нравятся, сутенер с полным правом рассчитывал на то, что она приглянется и Сафронову. Даже в стопке фотографий она лежала не первой, а где-то в середине, чтобы у Ивана Петровича имелась возможность сравнить девушку с остальными.
Но Сафронов, бегло просмотрев снимки, отложил их в сторону.
– Ты знаешь, что я всю жизнь был чиновником? – неожиданно спросил он.
– Да, знаю, – обескураженно отвечал Мугаметов, еще не понимая, какая может быть связь между проститутками и местом его службы.
– И знаешь, в какое время мне больше всего нравилось работать?
Голос у него был озорной. Очень похоже, что Сафронов был настроен на душевную шутку. Что ж, послушаем.
– Не догадываюсь.
– При коммунистах! – весело сказал Иван Петрович и энергично рассмеялся.
Ответ был неожиданный, и Резван скупо улыбнулся.
– Интересно.
– А ты послушай дальше. И знаешь, почему? – Мугаметов не знал и лишь вяло пошевелил плечами. – А потому, что коммунисты умели подбирать кадры! При демократах ведь как? Сегодня он дворник, а завтра запросто может стать генеральным директором какого-нибудь акционерного общества, а то и вице- премьером! А при коммунистах была потрясающая селекция. Прежде чем наверх заползти, нужно было в «шестерках» побегать, высунув язык. И если получалось без особой ретивости, то такого работника тут же отбраковывали. На следующую ступень поднимались только избранные бойцы! Я уже не говорю о женщинах. Здесь отдельный разговор. К ним применялись особые требования, у них селекция была куда более жесткая, чем у мужиков. Кроме милой мордашки, она должна была обладать еще рядом положительных черт, – физиономия Ивана Петровича мечтательно вытянулась. Воспоминания были приятны и сладостны. – Эх, какие приемы были тогда в Кремле! – Он мечтательно закатил глаза. – Какие женщины ходили на эти замечательные приемы! А сколько в них было отваги! Сунешь, бывало, ей руку под платье, а там ничего нет. Шаришь так по бедру, удовольствие получаешь, женщине радость приносишь, а она при этом бесстрастно ковыряется вилкой в салате, как будто ровным счетом ничего не происходит. И главное, есть за что подержаться! – За разговором Сафронов совершенно позабыл о пиве. – А потом заводишь ее в отдельную комнату и как вправишь ей по самые помидоры! – довольно закончил он.
Только после этого солидный Иван Петрович Сафронов сделал два больших глотка пива.
Рассказывать Иван Петрович умел. Хотя многое из того, что он говорил, было большой выдумкой. Вряд ли он при коммунистах ходил в больших начальниках, так что если и был на что способен, так это исполнять роль сутенера при своем шефе. А то и вовсе держал над ним свечку, когда тот суетливо спаривался. Так что в этом мире все переменчиво.
Подцепив вилкой балык, Резван вынужден был признать:
– Интересные были времена!
– Не то слово! – радостно подхватил Иван Петрович, промокнув рот салфеткой. – А ты знаешь, как большое начальство выбирало себе секретарш? – оживился он вновь.
На лице Резвана появилась улыбка:
– Даже не представляю.
– В отделе кадров тоже сидели наши люди. Вот заходит, знаешь, такая цыпочка, а они не в анкетные данные смотрят, а на рот и губы. Рот должен быть большим, а губы обязательно пухлыми.
