Как говорится, все свое ношу с собой. – Теперь я не доверяю никаким сейфам. Ты следил за мной, а я все это время не спускал с тебя глаз. Правда, когда меня арестовали, я простился не только с этим добром, но и с жизнью. Слава богу, обошлось. А ты, жиган, тоже оплошал. Главная твоя ошибка – жадность. Ты выследил, где Трегубова скрывает свои ценности, и, после того, как убрал ее, перенес в ее хату и свое добро. – Замаров неожиданно поморщился. – От всех этих золотых подстаканников, пропахших кровью, меня просто тошнит. Я их поменял на бриллианты. Сейчас в Западной Европе они в большой цене.
Кирьян побледнел:
– Контра!..
– Ого! Как в тебе большевичок-то заговорил. Хотя откуда... Это в тебе жиганское дерьмо кипит. Вы ведь все такие политизированные. Только насчет контры ты напрасно, я ведь на стороне большевиков воевал. Пускай недолго, но воевал! В этом мире все перемешалось. А тебя я всегда презирал. Что поделаешь, классовые противоречия. Для меня теперь эти камешки ценнее отцовского наследства.
– А пацана-то зачем убил? Ведь безобидный был.
– Ничего себе безобидный! – возмутился Замаров. – Он же от меня ни на шаг не отходил. Меня это очень раздражало. А потом, он видел, как я золотишко из комнаты Трегубовой перетаскивал. Выдал бы, стервец! Пришлось убрать... Я смотрю, в тебе жалость проснулась. Ведь это же не твой стиль. С чего бы это ты вдруг расчувствовался?
– Он был моим другом.
– Очень сентиментально, но меня такими вещами не прошибешь.
Замаров сидел в своем углу и не желал подниматься. Что самое неприятное, он не спешил убирать браунинг, который удобно лежал у него на коленях и словно бы случайно был направлен в сторону жигана.
– Ты приехал быстрее нас. Почему?
– Хочешь меня заговорить? Ничего у тебя не получится, – усмехнувшись, отозвался Замаров. – Я ехал в сотне метров от вас. В одном месте немного срезал. Места-то родные! И на заставах меня не проверяли. Вот и прибыл минут на десять раньше вас... Когда я бываю здесь, так у меня сердце кровью обливается! Это быдло разрушило наше родовое имение. А паркет, – пнул он кусок дерева, валявшийся под ногами, – выкорчевывали топорами. И знаешь, что они с ним делали? – он едко скривал губы. – Ни за что не догадаешься!
– Я тебе не гадалка, – скрипнул зубами Кирьян.
Разговор становился ему в тягость.
– Ага, вижу, что сегодня ты не расположен к долгим дискуссиям. Ну да ладно, я тоже не в настроении... Испортили, твари! – брезгливо кивнул он в сторону трупов. – Я хотел спросить тебя, Кирьян, а ты не подумал о том, что я захочу избавиться не только от ненужных свидетелей, но и от тебя тоже? – Замаров поднял браунинг на высоту переносицы. – Я многому научился от жиганов, и, окажись ты на моем месте, возможно, поступил бы точно таким же образом. А потом, здесь простой арифметический расчет... Ну, сам посуди, я же не намерен с тобой делиться!
– Не торопись, легавый... Хоть и бывший. Я могу откупиться. В одном месте у меня еще припрятано золото...
Петр Замаров отрицательно покачал головой:
– Мы не договоримся... Я потерял землю! Ты понимаешь, что это такое? Много земли!.. А ты мне хочешь предложить какие-то золотые подносы. В отличие от тебя я человек нежадный, для меня того, что я возьму, вполне достаточно. А потом, если уж быть предельно откровенным, я ведь вовсе не Замаров. Вот так-с. Взял подлую фамилию своего приказчика. Шереметев я! Вот только имя оставил подлинное. Да и документики у него позаимствовал. Тот еще был скотина! Фамилия, как говорится, не княжеская, плебейская, но что поделать, надо было подстраиваться под то быдло, что тебя окружает. Так что, извини, – на губах Шереметева-Замарова застыла холодная улыбка.
Кирьян увидел, как его палец, застывший на спусковом крючке, сделал легкое движение. Самое обидное, что холостой ход у браунинга почти незаметен, дальше последует ощутимое сопротивление, за которым грянет выстрел. Что он увидит, так это вспышку! А это уже – вечность. Следовательно, его жизнь спрессовалась в одно огромное мгновение.
Раздался щелчок... Кирьян не сразу осознал, что это осечка. А когда открыл глаза, увидел, как Шереметев возится с пистолетом.
Не то на том свете за него крепко молилась усопшая матушка, не то ангел-хранитель накрыл его своим крылом.
– Беги! – заорал Кирьян и подтолкнул Дарью к выходу. Не удержавшись, она повалилась прямо в распахнутую дверь.
Развернувшись, Кирьян пнул графа под локоть. Пистолет, кувыркаясь в воздухе, стукнулся о стену и упал далеко в стороне.
Не дотянуться!
Шереметев скривился от боли. В тот же момент, выигрывая мгновение, жиган дернул его за рукав. Теряя равновесие, тот опрокинулся прямо на мертвое тело колченогого старика. Жиган, навалившись сверху, вцепился пальцами в горло Шереметеву.
Кирьян чувствовал острый скользкий кадык и старался давить именно на него. Адамово яблоко оказалось на удивление упругим и не желало поддаваться. Но уже через мгновение Кирьян ощутил в сопротивлении Шереметева едва заметную перемену. Как будто бы ничего не произошло, граф продолжал яростно сопротивляться, пытаясь сбросить с себя жигана. Только лицо его заметно побагровело, а глаза, выпучившись, едва ли не вываливались из орбит. Он напоминал гигантского рака, выброшенного прибоем. Еще несколько секунд – и его руки, ослабнув, затрясутся, как конечности раздавленного членистоногого.
Кирьян, стиснув зубы, собрал остаток сил и налег на горло Шереметева всем телом. Вот язык уже не умещается во рту. Еще немного...
– Отпусти его! – услышал Кирьян за спиной пронзительный женский крик. – Я кому сказала! Иначе я тебе высажу все мозги!
Кирьян не поверил, что голос принадлежит Дарье. Он обернулся и увидел ее в трех метрах от себя, сжимающую в руках пистолет. Промахнуться с такого расстояния не сумел бы даже слепой.
– Девочка, ты ошиблась. Опусти пистолет, – ласково попросил Курахин.
Получилось очень задушевно, как если бы он уговаривал ее разделить с ним ложе. И, уже понимая, что Дарья не поддастся ни на какие уговоры, – слишком крепко барышня сжимала браунинг и уж очень решительным выглядело ее лицо, – Кирьян безнадежно улыбнулся.
– Я не шучу!
Хватка жигана ослабела, Шереметев вдохнул струю спасительного воздуха и, собравшись с силами, сбросил Кирьяна.
– Я тебя, быдло, научу, как следует господ любить! – ударил он Кирьяна в лицо. – Я тебя, мразь, задавлю собственными руками! Фу ты, – брезгливо поморщился он, посмотрев на окровавленные руки, – перепачкался весь! Одни неприятности от этого быдла. А ты молодец, – посмотрел граф на Дарью, – не растерялась. Ценю! Мне всегда нравились безрассудные женщины. Боже мой, как я был не прав, я ценил в дамах только тело. Какая возвышенная натура! Девочка, ты поедешь со мной? Я покажу тебе Прагу, Вену, Париж! К твоим ногам упадет вся Европа!
Кирьян поднялся, хмуро вытер с разбитого лица кровь.
– А ты – сука! – глухо сказал он.
Дарья вяло улыбнулась:
– Теперь это уже не имеет никакого значения.
– Вот оно даже как... Ну почему мне никогда не везет на баб? Почему попадаются одни стервы! Ответь мне, зачем ты меня предала? Разве я тебя не одевал, не осыпал бриллиантами и золотом? – спросил Кирьян.
Дарья отрицательно покачала головой:
– Нет, я имела все лучшее.
– Может, я тебя недостаточно любил?
