Остальные бояре замерли у самых дверей, смущенно наблюдали за чудачеством самодержца. Скоро очередь дошла и до них.
– А вы чего стали?! Розгами, что ли, в круг подгонять?! Федька, поторопи бояр, пускай государя потешат!
Федька Басманов со смехом стал выталкивать бояр в круг, а те, не признавая государевой шутки, шипели на любимца самодержца:
– Ты ручищами за кафтан не цепляй! Ворот порвешь!
Петр Шуйский, ступив в круг, изрек себе под нос:
– Что отец его, что сын, оба поганенькие, задницами царю служат! В содомском грехе живут!
Вокруг примолкли, однако царский любимец обиды не услышал. Один Шуйский и был способен на такую дерзость.
Веселье закончилось неожиданно: поднялся Иван во весь рост и, глянув в потные лица вельмож, произнес сурово:
– Шибко скачете, бояре. Время для панихиды, а вы все не натешитесь.
Вот и пойми государя. Вот и угоди ему. Часом ранее совсем иное глаголил.
– Вижу вашу радость! Довольны, что жену у меня отняли! Посыпали зелье – и не стало суженой... Только ведь я оттого не ослабею! Я еще сильнее стану. Что же вы взгляды-то попрятали?! Все равно узнаю, кто убивец, не уйдет он от меня! Вон как вы после смерти моей родненькой женушки расплясались! Думаете, что вы так же и после моей смерти веселиться станете?! Нет, не будет этого! Как в могилу начну сходить, так я и вас с собой прихвачу! С кем же мне тогда воевать на том свете? Не с ангелами ведь!
И снова комнату потряс государев хохот. Трудно было понять, где царь говорил лукаво, а где вещал правду.
– А ну подите вон! – разогнал Иван Васильевич вельмож. – Ну чего у дверей сгрудились?! Сказано же, один побыть хочу! А ты, Федька, приведи лекаря Шуберта.
За то недолгое время, что Шуберт пребывал в Москве, он успел понять, что Иван Васильевич угрозы свои исполнял. Дважды при нем секли бояр, потерял свое могущество Сильвестр, сослан был влиятельный окольничий Адашев.
А один из принцев крови – Андрей Шуйский, так и вовсе псарями забит.
Всю неделю Шуберт находился в ожидании, зная, что Иван Васильевич непременно о нем вспомнит. Немец поначалу даже хотел бежать из Москвы, но понял, что не проедет и дух сотен верст, как его сцапают на одном из ямов[59]. А своим бегством он еще более разозлит молодого государя. И даже если доберется до границы, то за пределы России его не выпустят таможенники. Посидит бедный лекарь немного на границе, а там и извещение из Москвы его догонит: «Воротить в кандалах и стеречь, как злостного татя!» Видывал он такое. В прошлом году Иван Васильевич выписал из Рима зодчего, повелел ему церквушку ставить. А как поднялась она куполами к небу, так итальянец и съехал. Недели не прошло, как треснула северная сторона, и божий храм развалился надвое. Изловили зодчего у самой границы, накинули цепь на шею и так вели до самой Москвы, где за святотатство сожгли в осиновом срубе.
А ведь так все славно начиналось: государь был ласков, поселил недалеко от дворца, в прислуги дал крепкую девку. Притом веселый разговор вел:
– Ты, немчина, не теряйся, моя девка не только полы мыть способна. Она тебе и в другом услужит. Посмотри, какие у нее титьки! Всю ночь их вертеть можно.
Это был один из первых подарков царя Ивана. Да и потом государь еще не однажды жаловал его, присылая с гонцом со своего стола пироги с яблоками и прожаренные крылышки лебедя.
Сейчас лекарь Шуберт дожидался стрельцов.
И они пришли. Прогромыхали сапогами на пороге, хлопнули дверью в сенях и ввалились в горницу хозяе-вами.
Вот оно как щедрое жалованье оборачивается.
– Пойдем, немчина, ждут тебя, – произнес старший из стрельцов, и, когда Шуберт взялся за котомку, он отобрал ее и добавил с усмешкой: – Теперь тебе все это не понадобится. Разве только что полотно белое... на саван. А?
– Ха-ха-ха! – дружно поддержали десятника остальные стрельцы.
– Все твое имущество теперь государю передано. Вот пригрел Иван Васильевич вражину! Это надо же, царицу травить надумал!
– Я лечил австрийского эрцгерцога, я лечил польского короля, – стал перечислять лекарь Шуберт. – Моими снадобьями пользовался сам папа римский! И все они живут до сих пор. Так зачем мне травить русскую царицу? – пытался защититься Шуберт, хотя понимал, что не имеет смысла спорить и участь его решал не десятник.
– А ты бы разговаривал поменьше, латинянин, – повысил голос стрелецкий голова, – не то мы тебя за шиворот вытащим и без шапки по городу поведем.
– Да что вы!.. Майн гот!
Угроза была не пустой: два караульщика подхватили лекаря под руки и выволокли на крыльцо, и каблуки старика отсчитали все семь ступеней.
Шуберта казнили в подвале дворца. Никитка поплевал на руки и отсек лекарю голову, потом четырьмя ударами обрубил руки и ноги. После чего стрельцы побросали обрубки на телегу, а позже прибили их в разных концах города и на главном торге.
Рейнский разлив
– А ты, государь, не стесняйся, – нашептывал Ивану наедине Федька Басманов, – только страсть позволит боль забыть. А о царице не думай, ей сейчас хорошо, она сейчас с ангелами беседует. Ты, Иван Васильевич, о себе бы лучше подумал.
Иван уговору поддался и на следующий день назначил смотрины: всем девкам во дворце он велел быть в новых сарафанах и прибранными.
Дворец замер в ожидании, строя догадки о том, что же еще такое надумал царь. Тихий страх расползался по девичьим комнатам и застывал ужасом на хорошеньких личиках сенных девушек, которые были наслышаны о причудах молодого царя и яростно молились, пытаясь отвести от себя беду. Однако ослушаться государя никто не смел, и к назначенному часу все девки были на дворе.
Скоро вышел царь. Глядя на цветастые сарафаны, изрек:
– Эко ладное зрелище! Видать, такое же богатство и под исподними будет. Ха-ха-ха!
Бояре захихикали, уже догадываясь о замыслах царя, а он, поддерживаемый под руки, ступил на двор. Девок выстроили в ряд, очей велели не прятать, и они, тараща на самодержца глаза, желали только одного – чтобы Иван прошел мимо. Царь время от времени останавливался напротив одной из них и, едва не касаясь перстом спелых прелестей, говорил:
– Ты!
Девки, не подозревая, о чем идет речь, продолжали испуганно таращиться, а стоявший рядом Федор Басманов приказывал:
– За честь благодари, дура! В ноженьки государю кланяйся!
И девки трижды, большим поклоном, били челом, только после этого Иван Васильевич переходил к следующей.
– Вот цветник у тебя, государь! Ошалеть от такой красы можно! – пялился на разряженных девок Федька Басманов.
Девиц отобрали три дюжины. Все крепкие, ядреные, они походили одна на другую. Сходство им придавал густой слой белил и яркие, цвета спелого яблока, румяна.
Федор Басманов жеребцом прогарцевал перед рядом девиц, потом объявил во всеуслышание волю самодержца:
– Государь наш Иван Васильевич оказывает вам честь и велит быть у него на пиру!.. Что же вы застыли, дурехи? Благодарите государя.
Согнулись девки тонкими березками на сильном ветру и, касаясь земли ладонью, благодарили вразнобой:
– Спасибочки, батюшка наш государь!
