Ивану зубастую пасть зверя.
– Вот смотри... Хорош дьявол?
Иван усмехнулся, подумав о том, что точно так же хвастался перед иноземными вельможами дорогими каменьями, купленными у бухарского эмира.
– Хорош!.. А глазищи так вытаращил, будто в самую душу заглянуть жаждет. Эй, Федька, дай детине рубль серебряный. – И когда Басманов расплатился, признался честно: – Не видывал я такого, за эдакое зрелище и рубль отдать не жаль.
– Это еще что! Вот как-то на ярмарке в Ярославле я побывал, так там у одного мужика всю спину в рисунках зрел, – восторженно признался верзила. – Мне до него далеко. Он менее чем за золотой и не показывал!
– Вот это да, – выдохнул царь.
Детина от пива разогрелся, подобрел лицом, а улыбка к нему пристала так крепко, словно у рыночного Петрушки.
– А может, девок хотите? – вдруг спросил он, явно не желая отпускать от себя щедрых мужей. – Это я враз устрою, только не задаром.
– Куда ты нас поведешь? – спросил Федька Басманов, рассчитавшись за себя и за царя.
– Недалеко. В стрелецкой слободе корчма имеется, вот туда бабы и сходятся.
– Кто такие?
– В основном вдовы стрелецкие. Война прошла и мужиков за собой утащила, вот они тем и живут.
– И много народу туда ходит? – поинтересовался царь.
– А то! Без бабы не обойтись, будь ты хоть боярин или подлый человек. Я и сам без этого не могу. Вот, думаешь, для чего я по гривеннику собираю? А есть там одна вдова, за десятником стрелецким была, все деньги на нее и уходят.
– Неужно так пригожа? – подивился Иван.
– Пригожа, – мечтательно протянул детина. – У нее один поцелуй полтину стоит. Вот приду, так все деньги и сгребет. А такая горячая, что другой похожей просто не сыскать.
Узорные дома бояр остались позади, впереди – лачуги и длинные кривые улочки. Иван подумал о том, что никогда здесь не бывал. Проезжал он по центральным улицам, а бояре заставляли дворовых людей выметать их так, чтобы сора в подворотнях не оставалось.
«Вот где мусорные кучи, вот где грязь!» – то и дело цеплял Иван Васильевич сафьяновыми сапогами слипшиеся комья. Федька Басманов чуток поотстал, и Иван усмехнулся: видел, что эта прогулка не пришлась холопу в радость. Куда проще призвать баб во дворец, где можно взять любую понравившуюся.
Детина шел уверенно и совсем не беспокоился о преграде в виде нагромождения камней и навозных куч. Казалось, он задался целью собрать на свои ноги всю московскую грязь. А невольные чертыхания Федора вызывали у него только снисходительную усмешку.
– Ничего, как девиц увидите, так обо всем и забудете, – обернувшись, сказал он.
Корчмой оказался большой дом, который своей крышей укрыл зараз с пяток хижин. Возле них в тоскливом ожидании томилось несколько женщин. Мужики расселись на бревнах и сладко потягивали хмельной малиновый настой.
– Эй, бабоньки, мужиков привел! – гаркнул детина так, что сидевшие на бревнах поперхнулись.
– По кафтанам видать, не шибко богатенькие, – высказалась одна из девок, видно, та, что побойчее других.
– А ты на кафтаны не смотри, – мгновенно отреагировал детина, – ты смотри, что он под кафтаном носит. Хе-хе-хе! Эй, Варлам Лукич, вылезай из берлоги, гостей к тебе привел!
На высоком пороге, который резным рундуком и перилами мало чем уступал царскому Красному крыльцу, показался крепкий мужичок. Точнее, он выкатился на своих коротких ножках, подобно мягкому пушистому шару, прямо к своим гостям.
– Чего желаете? Пива испить или... может быть, усладу какую?
– Пива и усладу! – объявил Иван Васильевич и уже поглядывал на рыжую конопатую малютку, которая улыбалась гостю, как блаженная на Пасху.
«На вид эдак лет пятнадцать будет», – подумал Иван и вспомнил о том, что несколько лет назад, когда стоял в Вологде, ему досталась точно такая же конопатая матрешка.
А девка к томным делам, видно, привычная, уже ластится к хозяину и на Ивана кивает:
– Вон тот дикой мне приглянулся.
– Только ведь мы не за просто так. Цену нашу знаете? – напыжился корчмарь. – Пять гривен мне и две гривны девке, той, что выберете.
– Федька, дай хозяину золотой, – распорядился Иван Васильевич, – только одной девоньки нам маловато, мы с пяток заберем.
Хозяин взял золотой, внимательно осмотрел его: не стерта ли позолота. Убедившись, что монета не воровская, великодушно разрешил:
– Да за такие деньги вы можете полпосада баб отобрать. Эй, девоньки, кто из вас молодцам рад послужить? Я для вас самую лучшую горницу сыщу. Проходите, гости дорогие, пока не насытитесь, тревожить не стану!
Иван Васильевич тут же ухватил трех баб в охапку.
Из-за ворот вышел детина. Он держал за плечо девицу годов осьмнадцати, и, глядя на нее, было ясно, что гривенники Дракон откладывал не зря. Не баба, а щербет персидский! Да ежели ее ожерельем жемчужным украсить и приодеть в шубку бобровую, любой боярышни краше станет.
Разомкнул объятия Иван Васильевич, выпустив на свободу девок, и воззрился на красавицу. Самодержец привык получать все самое лучшее. С Волги к столу государя свозили самых больших осетров, самый искрящийся мех шел на царскую шубу, а его скипетр украшали красивейшие каменья. И женщин он всегда выбирал только видных, так почему же сейчас этим сокровищем должен владеть кто-то иной? А детина запустил лапу под сарафан девицы и крякнул от удовольствия.
– Ты это потише! – обругала нахала девка.
Однако в ее голосе не ощущалось осуждения.
– Я покупаю у тебя девку! – вышел вперед Иван. – Сколько она стоит? Пять рублей? Десять? Пятнадцать?.. Федька, отсыпь ему горсть монет!
Детина недовольно поморщился:
– А кто ты такой, чтобы покупать? Царь или, может быть, султан басурманский?!
Прикусил губу Иван Васильевич.
– А может, тебе мало? Еще получишь. Но девка эта – моя!
Ладонь детины слетела с плеча девицы.
– Так, значит, тебе слов моих мало? – подступил верзила ближе к царю Ивану.
А Федька уже нашептывал государю в ухо:
– Государь Иван Васильевич, уступи ты ему девку, не сладить нам! Забьют нас и даже не признают, кто перед ними! А разве потом правды сыщешь?
– Я привык получать то, чего хочу! И мне не важно, что это – царствие иноземное или девка дворовая! – начинал злиться Иван. – Меня не интересует и плата. Что для меня ворох монет, если я владею половиной мира!
Парень остановился от Ивана в нескольких шагах – так смотрит на соперника секач, прежде чем клыками-саблями распороть ему бок.
– Нет! – выкатился навстречу гостям хозяин корчмы. Глядя на его раздутый живот, казалось, что еще одно движение – и он, подобно мыльному пузырю, лопнет, разметав во все стороны лоскуты одежды. Однако корчмарь не треснул – живым заслоном встал на пути детины. – Куда же ты на него? Не видишь, что ли, не из простых он мужей! Откуда тогда у него золотой взялся да еще кошель серебра! Из дворовых он, из царских! Ежели пропадет, тогда стража хватится! Набегут стрельцы и всех по темницам растащат! Ты этого хочешь?! Этого?! – напирал пузырь на оторопевшего детину. – Ежели спор хочешь решать, то на божий суд надо положиться.
– И то верно, – поддакнул один из мужиков, – стрельцы даже до темницы не доведут, забьют по дороге.
