реалистичное видение. А может быть, и та пытка огнем, и страшный зверь из земных глубин, и батюшка – также были всего-навсего моим ночным кошмаром, и никакого Пламенного Пути вовсе не существует. Вон и Митрофаныч ничего не слышал о чем-нибудь подобном, это при его-то весьма солидном возрасте.
В таком случае, пора просыпаться – нечего тут торчать посреди этих неправильных барханов. Почему неправильных? Во-первых, песок черный, какого в природе не бывает, а во-вторых… да черт их знает… неправильные, и всё тут. И вообще, всё здесь не так, как бывает на самом деле, а, значит, тоже неправильное.
Активно встряхнул головой и пожелал проснуться. Никакого эффекта. Пустыня вместе с барханами, «колючей проволокой» и черным песком никуда не пропала, а продолжала упорно маячить у меня перед глазами. Озвучил вышеозначенное желание, при этом для верности часто-часто захлопал глазами – это, насколько мне известно, наипервейшее средство для экстренной эвакуации из прилипчивых кошмаров. Не сработало. Чтобы гарантированно вернуться в реальность, крепко ущипнул себя за икроножную мышцу и еще интенсивнее стал трясти головой. Не верьте умникам, утверждающим, что во сне не бывает боли. Бывает и еще как бывает, доложу вам. Во всяком случае, я ее почувствовал и не где-нибудь, а именно в ноге, точнее, в том самом месте икроножной мышцы, которое только что так нещадно ущипнул.
– Вот же срань господня! – громко возмутился я и продолжил сыпать подобными эпитетами: – Хрень необъяснимая, жесть ржавая, дрянь сыпучая!..
Пару минут я изгалялся в красноречии, теша себя надеждой, что неведомые Силы сжалятся надо мной и выпустят из силков столь странного и совершенно необъяснимого состояния. То, что оно никакого отношения к сновидениям в принципе не имеет, я уже понял, поскольку ни один сон не может столь бесцеремонно обходиться со своим хозяином.
Наконец я оставил бесплодные потуги немедленно вернуться в реальность и присел на теплый песочек в ожидании продолжения действа. Мое пребывание в данном несуразном месте, как мне мыслилось, обязательно должно иметь какое-то продолжение – в конце концов, не любоваться же бредовым пейзажем черной пустыни меня сюда занесло.
Едва лишь я смирился со своей судьбинушкой и только начал успокаиваться, поверхность, на которой покоился мой зад, вдруг затряслась мелкой-мелкой дрожью, как будто это и не бархан вовсе, а живое существо колоссальных размеров. Подрожав немного, словно основательно закоченевший любитель зимнего экстрима, именуемого оздоровительным закаливанием или моржеванием, бархан на какое-то время успокоился. Но затишье продолжалось недолго. Очень скоро песок из-под моей задницы буквально ухнул вниз. В полном соответствии с законом Всемирного Тяготения, я устремился вслед за твердой поверхностью, удаляющейся с феноменальной скоростью. При этом, вопреки всё тому же закону, песок проваливался намного быстрее, чем я.
Находясь в свободном полете довольно продолжительный срок, я успел осознать этот вопиющий факт, но осмыслить его и сделать соответствующие выводы у меня не хватило времени. Впрочем, полное осмысление пришло в тот момент, когда мой зад все-таки догнал ушедшую из-под него поверхность бархана и вошел с нею в жесткое соприкосновение. Несмотря на то, что песок, по идее, должен был смягчить мое падение, было очень больно и не от самого удара, а оттого, что мне «посчастливилось» приземлиться прямо на один из «мотков колючей проволоки». И это, считай, практически в полном неглиже. Состояние, доложу вам, непередаваемое – только супостату какому окаянному и пожелать. Благо приземлился, точнее – прикустился я не в самый центр колючей куртины, а на ее периферию.
Выбравшись кое-как на свободное от колючки пространство, я внимательно оглядел исцарапанный острыми иглами бок. Покоцало меня основательно, но раны поверхностные и смерть от потери крови мне пока что не угрожала. Хотя, мало ли что может быть на этих колючках. А вдруг какой некротический фермент или бацилла – короче, то, от чего люди мрут в течение считанных минут. Прислушался к своим внутренним ощущениям. Вроде бы, никаких тревожных симптомов. Разодранный бок, вполне естественно, побаливает, но жар – верный признак отравления, или избыточное жжение, свидетельствующее о том, что в рану попал какой-либо яд, отсутствуют.
В следующий момент поверхность под моими ногами буквально ударила меня в пятки и накренилась, норовя отправить прямиком в колючую заросль.
Лишь благодаря своему умению управлять телом даже в свободном полете и, конечно же, феноменальному везению, я не угодил в самый центр гигантского мотка колючей проволоки, а приземлился в считанных сантиметрах от нее.
– Вот же твари, подлючие! – Это я в адрес неугомонного бархана и крайне опасного саксаула. – Сговорились, что ли, похоронить меня в этой долбанной пустыне?!
Мысль о разумности субъектов местного ландшафта и об их способности заключать пакты против непрошеных гостей здорово позабавила меня. Нет, не может такого быть. Просто здесь какие-то неизвестные мне процессы тектонического характера проистекают, поэтому и мой бархан, подобно девятому валу на море, то поднимется, то опустится. Вон, прочие его собратья также колышутся вверх-вниз. Значит, в персональной злонамеренности, направленной против Шатуна Андрея Николаевича, местные стихии обвинить сложно.
Получив очередной пинок под зад от взбесившегося песчаного холма, я взлетел на небывалую высоту. И в этот момент успел заметить далеко на самом горизонте яркое сияние переменной интенсивности. Как будто какой-то малолетний шалун с помощью зеркала пускал солнечных зайчиков. Вот оно – сверкнуло, а потом пропало, теперь еще раз сверкнуло и вновь исчезло…
Засек примерное направление и рванул, что было мочи, в сторону неведомого феномена – не век же здесь вековать среди барханов, распрыгавшихся, подобно стаду неугомонных баранов.
Вообще-то «рванул» звучит слишком амбициозно. Пляшущие горы песка постоянно норовили либо дать мне хорошего пинка, либо отправить в свободный полет вслед за уходящей из-под ног поверхностью земли. И каждый раз, где-то поблизости оказывались коварные «мотки колючей проволоки», так что мне стоило огромных усилий не попасть в самую середину одного из них.
Несмотря на всю странность и нелогичность происходящего со мной, у меня не было даже минутки, чтобы спокойно осмыслить положение, в котором я оказался. То, что это никакой не сон, а нечто другое, я уже понял. Но что это такое на самом деле, разобраться не представлялось возможным, тем более постоянный дискомфорт никоим образом не способствовал углубленному анализу данной ситуации.
Постепенно я, нет, не приноровился к ритму песчаных волн, скорее научился худо-бедно предугадывать грядущие метаморфозы. Теперь перед жестким ударом по пяткам успевал поджимать ноги, а во время головокружительных падений ловко группировался, стараясь миновать колючие кусты. С каждым разом это получалось у меня все лучше и лучше.
Большую часть пути выбранный мной ориентир был скрыт от моего взора высоченными барханами. Лишь время от времени какая-нибудь песчаная гора вздымалась выше прочих своих товарок и возносила меня к лиловым небесам этого Мира. То, что данная пустыня расположена не на Земле, а в каком-то неведомом мне зазеркалье (если, конечно, она не плод моего воспаленного воображения), я догадался сразу после того, как очутился в этом загадочном месте.
Каждый раз, оказавшись на гребне очередной высокой волны, я с удовольствием отмечал тот факт, что источник световых вспышек неумолимо приближается. И в какой-то момент я сумел рассмотреть, что же на самом деле он собой представляет. Удивительно, но это был самый настоящий морской маяк. Высокая башня, сложенная из аккуратно обтесанных и тщательно подобранных каменных блоков. На вершине, в остекленной будке, периодически вспыхивает непереносимое для глаз сияние. Такой маячный огонь виден издалека.
Интересно, маяк находится не где-нибудь на берегу моря, а в пустыне. Странной, конечно, пустыне, но все-таки. Вообще-то маяки строятся в качестве ориентиров морским путешественникам, чтобы те ненароком не заблудились в открытом море и не проплыли мимо своей гавани или, упаси Господи, не налетели на прибрежные рифы.
Сооружение явно рукотворное, отсюда однозначный вывод: в этом мире обитают разумные существа, которые способны не только строить подобные маяки, но и поддерживать их в рабочем состоянии. Оставался один насущный вопрос: «Для какой такой надобности эта башня стоит не на морском берегу, а посреди практически мертвой пустыни?» Впрочем, как бы сам по себе, ответ буквально напрашивался: «Коль есть маяк, значит, должны существовать и те, кому он служит по своему прямому назначению». Данное
