У Красного было все для того, чтобы стать моряком: в его роду, начиная с прадеда, все мужчины дослуживались до капитана первого ранга. Да и природные данные не подкачали. Леха как будто бы сошел с пропагандистского плаката, призывающего пацанов служить в славном ВМФ. И рост у него был что надо – петровский! Когда Леха Красный появлялся на морском берегу, то напоминал самого первого устроителя России и полы его кожаного плаща, точно так же как некогда иноземный кафтан государя, безжалостно трепал строптивый норд-ост.
Леха Краснов не стал моряком: судьба предначертала ему совсем иное поприще – он сделался предводителем питерской братвы, и его командирский зычный голос звучал так же уверенно, как лающий бас капитана дальнего плавания.
Морской порт Санкт-Петербурга Красный справедливо считал своей вотчиной, существующей по своим законам, в которых способен был разобраться только старожил. Что не говори, а в этом Красный очень был похож на основателя Санкт-Петербурга. Оба они занимались одним делом – «прорубали окно в Европу».
Но если императорское «окно» было все равно что морские ворота, через которые русские суда уходили в Голландию, Швецию и Англию, то «окно» Лехи Красного Скорее напоминало форточку, в которую протискивается домушник. Дело заключалось в том, что «окно» Петра Великого не закрывалось никогда, снабжая жиреющую Европу пенькой и соболиными мехами, а «форточка» Лехи Красного открывалась только на короткий срок, чтобы принять контрабанду из-за бугра. Своих людей он имел не только среди инспекторов таможенного терминала, но даже и среди начальства. И несмотря на то что их услуги обходились ему весьма недешево, он всегда оказывался в таком крупном выигрыше, от которого даже у самых удачливых западных бизнесменов головушка пошла бы кругом. Хозяин Питера отлично представлял, какие огромные возможности появятся у воров, когда удастся прибрать к рукам «Балтийский торговый флот». Леша не собирался оставаться на обочине. Питер не тот город который будет довольствоваться крошками со столичного стола, и в грядущей приватизации флота он намеревался играть не последнюю роль. Но он понимал: серьезный разговор со сходняком следует затеять потом, когда флот будет оприходован, – вот тогда Красному придется поменять милую улыбку на гангстерский оскал. Но все это будет потом, а сейчас надо на время затаиться и по возможности ублажить Филата…
Леха нервно посмотрел на часы. Филат опаздывал уже на пять минут. С полным правом он мог бы сесть в машину и убраться восвояси. Возможно, так бы он и поступил, если бы Филат был ему без надобности. Он очень желал разобраться в тайнах, которые окутали город, а для этого следовало действовать заодно с представителем сходняка.
Когда– то за опоздание на стрелку серьезно штрафовали: награждали оплеухой. Но потом от этого отказались – ведь воры имеют одинаковый статус. Но тем не менее дожидаться слишком долго – больше пятнадцати минут – Красный терпеть не мог. Он сейчас даже не пытался скрыть того, что сильно нервничает.
Его репутация смотрящего может серьезно пошатнуться, если ожидание в порту чересчур затянется.
Красный снова посмотрел на часы, и в этот раз решительно произнес:
– Ждем еще три минуты. Не сидеть же здесь до второго пришествия.
Его спутники согласно кивнули. Им тоже было в тягость тут торчать.
Опоздание нельзя было оправдать никакими причинами: ни автомобильной пробкой, ни третьей мировой войной. Правда, Красный нутром чувствовал: если Филат задержался, то, значит, что-то произошло – не физкультурой же он занимается с какой-нибудь симпатичной студенточкой с утра пораньше.
– Все! Пора! – бросил Красный и откинулся на спинку сиденья. Но он поторопился.
«Шевроле– блейзер» с московскими номерами выскочил из-за поворота на большой скорости и запрыгал по кочкам так резво, словно рвался к финишу престижных автогонок. Машина стремительно мчалась между металлических контейнеров. Мощные колеса уверенно уворачивались от выпирающих балок. «Мастак этот Глеб, ничего не скажешь!» – скривился Красный. Его водила так бы не сумел.
Мгновенно сбросив скорость, автомобиль остановился в нескольких метрах от «мерседеса», словно натолкнулся на невидимую преграду. Быстро распахнулись двери, и чуть поспешнее, чем следовало бы, к «мерседесу» затопал Филат в сопровождении верного Данилы-телохранителя.
В этот раз при встрече Красный не выражал особой радости, был подчеркнуто сдержан и перед ритуальным рукопожатием выразительно посмотрел на циферблат своего «Ролекса».
От Филата не ускользнул красноречивый жест. Он мрачно помотал головой, как бы давая понять, что всецело осознает вину, и произнес, слегка задерживая в своей руке ладонь Красного.
– Извини, по телефону говорил с Москвой, – честно признался Филат. – Ты в курсе, что вчера вечером…
– Да, знаю. Взорвали в личном автомобиле. Прямо у здания горкомимущества. А ты у него был вчера? – Красный исподлобья глянул на Филата – Шустрый! Как это ты проник к Петру Васильевичу? В городе и двух дней не пробыл – а уже на прием попал… И смотри-ка, не успел от него выйти, как бедолагу грохнули.
Филат пытался понять, что в этот момент у Красного на уме и как следует воспринимать его реакцию – то ли как незлобивую шутку, то ли как предупреждение. У него мелькнула в голове мысль: уж не Красный ли гроба-нул Петра Васильевича?
– Ладно, Филат, не бери в голову, – миролюбиво продолжал питерский смотрящий. – На Петре Тетерине свет клином не сошелся. Скоро и сам поймешь.
Сейчас съездим кое-куда.
– И далеко?
– Нет, рядом. Сгоняем проветриться. На Финский залив, – последовал беспристрастный ответ.
Нет, не случайно Михалыч предупреждал, что с питерским смотрящим нужно держать ухо востро. Красный напоминал дрессированного медведя, от которого не знаешь, чего следует ожидать в следующую минуту: то ли послушного кульбита, то ли удара когтистой лапой по мордасам.
Филат почувствовал, что кулаки, помимо его воли, чуть сжались, и он произнес, слегка растягивая слова:
– Ну разве я могу отказаться от твоего приглашения?
