находившегося в кладовых нескольких контор Государственного банка столицы. Государственным Советом и с разрешения самого государя императора Николая Александровича было принято решение эвакуировать золотой запас империи в далекие от фронта тыловые города, которым не грозило германское вторжение даже при сдаче немцам стольного Петрограда.
Первая партия имперской казны прибыла в Казань и Нижний Новгород еще зимой девятьсот пятнадцатого года. Ближе к лету второго года Мировой войны в Казань четырьмя эшелонами прибыла еще одна партия золота в слитках весом 260 тонн. А после Красного Октября уже только в Казань стало свозиться золото из Государственных отделений российского банка городов Курска, Могилева, Пензы, Воронежа, Самары и иных губернских центров. К началу августа в Казанском отделении Государственного банка Республики Советов скопилось уже около 497 тонн золота в слитках, полосах, золотых монетах, самородках и технических изделиях, конфискованных в пользу государства у еще остающихся частными предприятий и исследовательских институтов. И оно все еще продолжало поступать из городов и весей, захваченных белыми или частями мятежного чехословацкого корпуса. И если Москва и Петроград были сердцем и телом молодой Совдепии, то Казань с ее золотом, – несомненно, кровеносной системой, без которой не стучит сердце и не живет тело.
Впрочем, Лизавете, заскучавшей без Савелия и вышедшей в город, как она сама для себя определила, «осмотреться», не было никакого дела ни до штабеля желто-красных брусков с клеймом Государственного казначейства Российской империи, ни до комиссара Бочкова, о котором она слышать не слыхивала, ни даже до самой Совдепии, в которой она была вынуждена теперь проживать без особого, признаться, удовольствия. Она была настоящей женой своего мужа, не задающей лишних вопросов, раз и навсегда принявшей его сторону, а иногда и помогающей в его противузаконных и рискованных деяниях. Она, конечно, понимала, что подобного рода занятия опасны и преследуются как общественной моралью, так и законом; не единожды она хотела отвлечь Савелия от его воровских предприятий, даже уходила от него, однако всегда возвращалась. Савелий Родионов буквально магнетически притягивал ее своей неординарностью, умом, силой, криминальным талантом и состоянием победителя, которое никогда не покидало его, даже в самые трудные минуты. Ведь стоило только задуматься, что можно проиграть, и ты проиграл! Савелий же почти никогда не проигрывал. Все его аферы, порой невыполнимые с точки зрения трезвого рассудка, оканчивались непременной удачей, а везение, как известно, ходит только рядом с настоящим мастером.
Или дураком.
А дураком Савелий Николаевич Родионов никогда не был. Но главное, и Лизавета не единожды имела возможность убедиться в этом, он любит ее по-настоящему и никогда не предаст. А стало быть, и она его тоже.
Правда, один раз все же состоялся с Савелием крепкий откровенный разговор. Это случилось, когда они были еще не обвенчаны.
Истомленные любовью, некоторое время они лежали молча, думая о своем. Как это часто бывает, слова в эти минуты были лишними. Неожиданно Елизавета произнесла, заглядывая Савелию в глаза:
– Я ведь уже не девочка, Савелий. Я знаю, что ты любишь меня, но мне, как любой бабе, нужна определенность. Кто я тебе: подруга, любовница, жена?
– И то, и другое, и третье, – ответил Савелий, полагая, что у Лизаветы случился очередной бабий каприз. – Разве нам с тобой плохо?
– Нам хорошо. Но я устала от неопределенности. От ожидания твоего ареста. И от этой твоей проклятой «работы», – горько выдохнула она. – Я боюсь, что когда-нибудь тебя все же поймают, и мне придется носить тебе передачи и плакать по ночам в холодной постели...
– Эта, как ты называешь,
– Вот именно. Деньги у нас есть, есть золото, драгоценности, жемчуг. Почему бы тебе не остановиться на этом? Ты богат, ты победил. Ты победил их всех, с их полицейскими департаментами, управами, прокурорами, сыщиками и соглядатаями. Мало тебе этого?
Поднявшись, она нагишом прошла к столу, вытащила из пачки сигарету и нервно закурила:
– Почему? Что тебе еще надо?
– Ты много куришь, мне это не нравится, – сдержанно заметил Савелий. – И тебе это не идет.
Елизавета нервически потушила папиросу и продолжила все тем же взволнованным голосом:
– Мы можем купить где угодно дом, усадьбу, имение и просто жить, красиво и беззаботно. А хочешь, давай вернемся в Париж. Кажется, тебе понравился этот городишко.
Она замолчала и выжидающе посмотрела на него.
– Иди ко мне, в комнате прохладно, я боюсь, что ты простудишься, – попытался отшутиться Савелий.
– Ты опять за свое, а ведь я говорю серьезно, – юркнула Елизавета под одеяло.
– А с кем ты собираешься жить? – неожиданно спросил Савелий, неотрывно глядя ей в глаза.
– Ты до сих пор этого не понял? С тобой, с кем же еще, – фыркнула она. – Я уже не смогу без тебя.
– Вот он я, лежу рядом с тобой, – спокойно проговорил Савелий. В его голосе проявились жесткие интонации. – А в той уютной и спокойной усадебке я буду уже
– Савелий...
Он вздохнул и произнес уже мягче:
– Не будем об этом. Мне нужны в жизни риск, азарт, ощущение опасности; мне нужно всякий раз подтверждение того, что я – лучший в своем деле.
– Король, – с иронией заметила она.
Савелий воспринял ее слова всерьез:
– Да, если хочешь.
Он нежно посмотрел на Лизу и погладил ее по щеке ладонью.
– А без этого дела я просто зачахну.
– Да ты даже не пробовал, – отняла его руку от себя Лизавета.
– А мне незачем пробовать, – пожал плечом Савелий, – я просто знаю это.
– Кажется, у нас с тобой ничего не получится.
Поднявшись, Елизавета оделась и, не прощаясь, ушла.
А через два месяца он увидел ее в Париже, в небольшом ресторанчике на берегу Сены.
Она была с каким-то долговязым брюнетом в фиолетовом жакете, но все же подошла к столику Савелия.
– Здравствуй, – глаза Елизаветы были печальны.
– Здравствуй. Никогда не думал, что ты любишь Европу, – буркнул он, стараясь не глядеть на нее, потому что было больно там, внутри, где находилось сердце.
– Я тоже не рассчитывала тебя здесь увидеть.
Они немного поговорили, в основном о пустяках, вспоминая общих знакомых, после чего Елизавета вернулась к своему спутнику. Помнится, она так хотела, чтобы Савелий позвал ее. Если бы окликнул, хотя бы признался в том, что скучает, она, не раздумывая, бросилась бы к нему в объятия и пошла бы с ним куда угодно. Но Савелий молчал и сосредоточенно смотрел куда-то поверх прогуливающихся по набережной пар.
Второй раз они встретились в поезде Москва – Санкт-Петербург. Она случайно увидела Савелия на Александровском вокзале и с удивлением обнаружила, что они едут в одном поезде. Половину дороги Елизавета старалась не думать о прежнем возлюбленном, а когда поняла, что чувства в этой борьбе одержали победу над разумом, направилась в его вагон. Некоторое время Лиза стояла возле дверей его купе и наконец, набравшись решимости, постучала.
– Открыто! – послышался бодрый голос Савелия из-за двери.
Лиза вошла. Робко, как та девочка-институтка, каковой она была, когда они впервые встретились. Вернее, когда Савелий подошел к ней, так по-детски непосредственно жующей свежую булку недалеко от Старого Гостиного двора...
