хорошо хоть, в шлеме был… И волосы опалены основательно. Ну ладно, зато живой. А вокруг — беспредел полный: степь на полсотни метров по окружности вытоптана, как слоновье пастбище, чернеют выжженные проплешины… Самая здоровая там, где была шкура. А вот и старый знакомец, Адский Хлыст — почерневший, обуглившийся, согнутый в немыслимую дугу. но смотрится грозно даже теперь.
Дикс наконец отсмеялся и уселся на траву. Я нашарил в кармане сигареты — сплющенные, гнутые, но все же лучше, чем ничего. Дикс тоже закурил, он молчал и искоса поглядывал на меня. Я вопросительно мотнул головой, и он решился:
— Слушай, а как эти курительные палочки делают? Рабы, что ли? Тут ведь дела масса: свернуть, набить…
Вот оно — веянье цивилизации…
— Машины есть специальные, — а ведь по роже видно, он какой-то другой вопрос задать хотел… — Ладно, спрашивай.
Он улыбнулся в ответ углом рта, некоторое время смотрел мне в глаза — внимательно и серьезно, потом негромко спросил:
— А как ты вчера… Ну, перед знаком ветра… Что это было?
Я вздохнул и облизал губы. Попробуй-ка сходу на такой вопрос ответить… Хотя ощущения и в самом деле были необычные.
— Не знаю пока.
Он неодобрительно покачал головой:
— Скрываешь…
Если б я знал, то, может, и скрывал бы…
— Ни фига подобного. Если интересно, давай конкретные вопросы.
— Ну вот: что это был за знак?
— Как он называется — это я без понятия, — пожал плечами я, потом быстро спросил:
— Тебе это что-то напомнило?
Дикс помедлил, взъерошил пятерней и без того перепутанные светлые волосы, потом решительно кивнул:
— Да. Ущелье. Тобой опять кто-то управлял?
Сейчас мне только дуэли информационной не хватало… Да и вообще, с Диксом ухо востро держать надо: хоть он в простачка деревенского и играет, но мужик он с мозгами и очень себе на уме. И, главное, знает, что я за фрукт…
Я отрубил довольно грубо:
— Ерунда. И вообще, хорош тут сидеть, пошли к лагерю. Я ради завтрака удавиться готов. Да, кстати, меч мой не видел?
— Только и дел у меня — за твоим мечом следить… — похоже, он слегка обиделся. Но не рассказывать же ему, в самом деле, о повторном визите в Ущелье…
Я поднялся:
— Попробую поискать. А ты пока глянь, что тут такого осталось, что на себе утащить можно. Просто в доказательство успеха.
Он кивнул в знак согласия и отправился к ближайшему «костровищу», а я отправился обшаривать траву в поисках меча.
Первым делом я наткнулся на шлем — вернее, на то, что от него осталось. Тут же оказалось и то, что меня вчера по башке долбануло — почти метровый острый обломок кости толщиной в руку. Я мысленно перекрестился: эта штуковина могла и насквозь меня прошибить. Неподалеку обнаружился и меч — с ним, вроде, все нормально, только слизь какая-то на клинке, и травой она скверно оттирается, а плащ мой, если правильно помню, вчера сгорел вместе со шкурой.
С грехом пополам отчистив меч, я наконец сунул его в ножны за спиной. Дикс тем временем присмотрел маленькие, но убедительные трофеи: челюсти размером с хороший медвежий капкан и что-то вроде бивня, напоминающее по форме трехгранный штык. Все это, конечно, оказалось подпорчено огнем, но впечатление все равно производило. Бивень пришлось тащить мне, и я кое-как устроил его на плече. Меня основательно пошатывало, Дикс тоже едва плелся, мы перебрасывались какими-то вялыми, совершенно идиотскими шутками, но при этом постоянно истерически хихикали. Все же сказалась на наших умственных способностях ночная драка… Надеюсь, временно.
Шли мы, естественно, в час по чайной ложке, и не знаю, сколько бы это отняло у нас времени, не появись из-за поворота четверо всадников — под предводительством, конечно же, Риденгельда.
— Ого, вот так чучела! — задребезжал он еще издали. — Вы откуда такие, из какой канавы?
Он подъехал вплотную, вгляделся в нас и усмехнулся:
— А, так это наши Чародеи! А мы поехали смотреть, что от вас осталось, — с идиотским простодушием прибавил он. Я длинно выругался, а Дикс потребовал:
— Мы поедем верхом.
— С чего это?
— С того, что мы из дела, козел старый! — прорычал я. — Сам лошадь дашь, или мне тебя ссадить?
Он, кажется, хотел повыступать еще, но все ж вовремя сообразил, что с усталыми и злыми Чародеями спорить опасно, отдал команду своим, двое солдат спешились, а мы взгромоздились на их лошадей и поскакали к лагерю.
Нас встретили чуть не как героев, только барон не показался. Наверно, все еще из-за денег переживает… хоть и сам напросился. Но вот если он нас «кинуть» попробует… Хотя он не такой дурак, а неприятностей у него, наверно, и без нас хватает.
Первым делом мы с Диксом, не обращая внимания даже на приставших с расспросами Малыша и Секретиника, ринулись к бочке с водой, на ходу сдирая с себя одежду. Какое счастье — отмыться, пусть даже без мыла и холодной водой! Я даже почти в себя пришел, только Силу пока не восстановил. Аккумуляторы мне еще долго подзаряжать придется, чтоб в полном объеме работать…
А потом была еда — восхитительная и горячая, по-моему, какая-то местная разновидность плова. Когда я уже доедал вторую тарелку, то обратил внимание на следующую интересную деталь: Малыш, который успевал лопать и трепаться одновременно, подбрасывал на ладони золотую монету. Я знаком придержал ее, заставив повиснуть в воздухе:
— Кого ограбил, змей, колись.
Он небрежно отмахнулся и сунул монету в карман:
— Да так… Ребята решили со мной в кости поиграть. Плащ мой им приглянулся.
— Исход ясен… Форгет, вы их вдвоем обували?
Секретник кивнул, самодовольно напыжившись.
— Хоть штаны-то им оставили?
Малыш изобразил возмущение:
— А ты думал? Вполне честная игра была, только вас с Диксом не хватало.
— Какой дурак с Чародеем в кости играть будет? — усмехнулся Дикс.
Рядом с нами вдруг как чертик из коробочки возник Риденгельд:
— Барон требует вас к себе.
— Ну так вот, — заговорил я, посмотрев сквозь него и обращаясь к нашим, — задираю я, значит, на ней юбку…
— Барон… — начал было Риденгельд уже более нетерпеливо, но Дикс перебил его вялым начальственным тоном:
— Вот что, любезный… Требовать твой барон может от тебя, от него, — он ткнул пальцем через плечо на молоденького солдатика, — от ваших Трех Владык… А господ Чародеев только просить можно.
— Вежливо и лично, — добавил я.
Риденгельд онемел, потрясенный такой наглостью. А ведь в моей практике первый случай, что я сразу за платой не поскакал…
Возможно, Риденгельд окаменел бы навсегда — потомкам на радость, — если б не появился уставший
