включая громкую связь, рассчитанную на центральный командный пункт. — И, как всегда, невовремя.
— Доложите обстановку, Брэд, — прозвучал неожиданно высокий голос Грегори, совершенно не соответствующий голосу старого морского волка. — Что там у вас.
— Докладываю: над нами зависла эскадрилья из пяти дисколетов подземных арийцев, подкрепленная шестью германскими штурмовиками.
— Вас очень плохо слышно, Брэд, — едва пробился сквозь какие-то помехи голос Грегори. — Повторите.
— Докладываю: над нами зависла эскадра из пяти дисколетов противника. Возможно, где-то рядом находится еще несколько дисколетов атлантов и инопланетян. Кроме того, над нами барражируют шесть штурмовиков подземных арийцев.
Последние слова командующий эскадрой произносил уже при сплошной завесе помех, напоминающей шум нарастающего где-то в поднебесье грозового фронта. При этом до Грегори долетали, очевидно, лишь отрывки его доклада, точно так же, как время от времени до слуха Брэда и всех остальных пробивались отдельные слова, молвленные вице-адмиралом Грегори. Лишь последние слова вице-адмирала, известные всему флоту, как любимое выраженьице Грегори — «Не спешите, рубить мачты, бой еще только разгорается», каким-то чудом прорвались сквозь этот заслон искусственных помех. Впрочем, с помехами этими Вордан столкнулся еще при попытке связаться со штабом Объединенного командования атлантических флотилий во время первой атаки арийской авиации.
Радист сообщил, что связь со штабом объединенного командования окончательно прервана, а Брэд все еще что-то там рычал в микрофон, изрыгая проклятия. И всем присутствующим, в том числе и крайне плохо владеющему английским языком германскому пилоту, было понятно: командующий эскадрой попросту бесится от бессилия.
Лишь когда на связь в конце концов вышел адмирал фон Готт, командующий эскадрой вновь воспрял духом: парад позора завершался. И не имело значения, что завершался-то он актом еще большего позора. Зато появлялась хоть какая-то определенность.
— Ваше время истекло, адмирал Брэд, — воинственно проговорил Полярный Барон.
— Не припоминаю, чтобы оно было оговорено нами, — огрызнулся Брэд, однако Фройнштаг понимала, что это всего лишь работа на публику.
— Оно истекло, контр-адмирал Брэд, — жестко повторил фон Готт. — Это понятно нам обоим.
— И что вы намерены предпринять?
— «Тайная доктрина основателей Страны Атлантов», пунктов которой мы обязались в свое время придерживаться, не позволяет нам вести войны со странами континентальных народов. — Брэд догадывался, что эти слова были молвлены специально для ушей Повелителя Этлена Великого, один из дисколетов которого, очевидно, находился где-то поблизости, и только поэтому съязвил:
— И не ведите ее, адмирал.
— Но если вы немедленно не вернете похищенного вами пилота, — словно бы не расслышал его слов барон фон Готт, — мы вынуждены будем атаковать вас по личному приказу самого Повелителя и при поддержке его дисколетов.
Упоминание о дисколетах заставляло командующего американской эскадрой воспринимать все происходящее как некий предутренний полубред, однако все предыдущие события предостерегали его от легкомысленной горячности.
— Мы не похищали вашего пилота, обер-лейтенанта Ридберга, а спасали его. После того как, увлекшись преследованием эскадры, он израсходовал основную часть горючего и вынужден был искать место для экстренной посадки.
— Если он чем-то и увлекся, так это преследованием вашей швейцарки Фройнштаг, — объяснил ему Полярный Барон. — И за нарушение дисциплины предстанет перед судом. Он рядом с вами, адмирал Брэд?
— Рядом.
— Пригласите его к микрофону.
Командующий кивком головы подозвал к себе германского пилота и передал микрофон.
— Господин рейхсфюрер Рейх-Атлантиды, — начал было свой доклад обер-лейтенант, однако Полярный Барон резко прервал его:
— Все ваши объяснения, пилот Ридберг, мы выслушаем на борту дисколета. Вас действительно спасали, или, может, ваш самолет подбили, чтобы пленить и выведать все сведения о «Базе-211»?
— Я потерпел аварию во время неудачной посадки, после чего моя машина взлетела в воздух. Свидетелем этого стал экипаж патрульного дисколета пришельцев, который пальцем не пошевелил, чтобы спасти меня. Американцы приняли мой сигнал бедствия и прилетели как раз в момент взрыва. Если бы не они, я бы погиб во льдах.
— Трогательная история, — проворчал адмирал фон Готт. — Расплачивались вы, естественно, секретными сведениями о «Базе-211» и Рейх-Атлантиде?
— Они не допрашивали меня. Задали всего лишь несколько вопросов, касающиеся того, почему я оказался в этой части Антарктиды. Этих вопросов оказалось значительно меньше, нежели только что задали вы, господи рейхсфюрер.
— В таком случае все остальные вопросы будут заданы вам чуть позже, — проскрипел своим суховатым баском барон фон Готт. Он явно был недоволен последним замечанием пилота, его дерзостью.
— Предпочел бы ответить на них прямо сейчас и остаться на борту авианосца, — сжигал мосты пилот штурмовика. Бывший доброволец «отряда германских военных космонавтов», он и сейчас вел себя так, словно впереди его ожидал вылет в капсуле ракеты Фау — без парашюта и с горючим в один конец, и, понятное дело, без права на отказ от полета. — У меня нет никакого желания возвращаться в ваше дьявольское подземелье. Лучше вернуться в рейх.
— Еще одно слово, и вы не вернетесь туда даже в цинковом гробу. Поэтому мой вам совет: спуститесь на палубу и пройдите до конца взлетной полосы.
— Понимаю, что они жестоко расправятся со мной, но иного выхода, наверное, не существует, — удрученно проговорил обер-лейтенант.
— Скажу больше: его не существовало с самого замысла вашего побега, — объяснил ему доселе стоически молчавший… адъютант порученец командующего эскадрой Шербрук. — Вам следовало уходить в западном направлении, через Антарктический полуостров, на который можно было приземлиться в случае аварии, и через пролив Дрейка достигать Огненной Земли.
— Где вы, лейтенант-коммандер, были со своими советами раньше? — одернул его старший вахтенный офицер, после того как Фройнштаг перевела пилоту слова вахтенного. — Запоздали слегка.
— Я попрошу трибунал учесть и ваше раскаяние, — снизошел тем временем рейхсфюрер фон Готт хоть до каких-то гарантий, — и те обстоятельства, которые вынудили вас оказаться на борту вражеского судна.
На центральном командном пункте авианосца воцарилось унизительное молчание.
Все смотрели на командующего эскадрой, ожидая, что решение последует от него, а сам командующий столь же угрюмо смотрел на германского обер-лейтенанта. Сейчас только он способен был спасти их всех от воинского позора, но и цена подобного спасения тоже определена была заранее: жизнь.
— Извините, джентльмены, — как можно четче проговорил пилот по-германски, — судя по всему, время моего визита вежливости давно истекло. Благодарю за спасение, это было сделано по законам морского братства, Жаль, что мы не всегда остаемся настолько великодушными, чтобы придерживаться его постулатов и ценить их.
Пилот отдал честь, четко, по-строевому, повернулся и вышел.
— Проведите его через корабельные лабиринты на авиационную палубу, адъютант, — распорядился адмирал Брэд. А затем, взглянув на Фройнштаг, кивнул в сторону двери: — Можете сопровождать его, мэм.
— Германца это подбодрит, — благодарно признала Фройнштаг.
В ту же минуту командующий эскадрой вновь взялся за микрофон.
— Адмиралу фон Готту и всем, кто слышит меня: спасенный нами обер-лейтенант Ридберг
