меня убедиться в его правоте.

— Для энка первостепенное значение имеет текст. Поэтому слова надо произносить отчётливо. Любое чувство, будь то печаль или радость, должно быть выражено в концентрированной форме, на пределе эмоций. У тебя просто не будет возможности думать о том, как попасть в нужную ноту. Все свои силы, всю душу надо вложить в исполнение.

Ухватить смысл этих слов было совсем непросто, но меня завораживала сложность самой задачи.

Я уверена, что у песни есть крылья и она, подобно птице, норовит взлететь в небо. Даже если тебе удалось её поймать, успокаиваться нельзя. Стоит чуть зазеваться, и она тут же выпорхнет из твоих ладоней. Но это не беда. Пусть сегодня она от тебя улетела, завтра, поднатужившись, ты сможешь снова её поймать. А послезавтра она возьмёт и опять улетит. Поэтому я стараюсь по возможности не расслабляться.

По этой причине, кстати, я не считаюсь с затратами времени и выхожу на эстраду в кимоно. Пусть из- за этого мой багаж становится намного тяжелее, пусть облачаться в кимоно хлопотно, пусть в нём жарко, я всё равно остаюсь ему верна. Вся эта трудоёмкая предварительная работа наполняет тебя каким-то особым настроением, которое ты выносишь на сцену. Для таких доморощенных артистов, как я, это самый доступный способ проявить любовь к песне.

— Я долго думал, какую песню выбрать для сегодняшнего урока. — Тэруо-сэнсэй улыбается и, не снимая пальцев с клавиш, заглядывает в стоящее на рояле зеркальце, в котором ему видно моё лицо. Это зеркало позволяет ему, не отвлекаясь от инструмента, следить за выражением лица стоящего сбоку от него ученика. — Попробуем-ка сегодня исполнить «Алую нить судьбы». Она лучше всего подходит к тембру твоего голоса.

«Алая нить судьбы» — это песня, повествующая о счастливой любви, — её, как правило, исполняют на свадьбах. Но при этом мелодия у неё заунывная, и голос певца звучит так печально, словно он того и гляди отойдёт в мир иной. Полагая, что подпускать слезу здесь совсем ни к чему, я решила спеть её по- своему, в мажорном ключе, и первым делом изобразила на лице лучезарную улыбку. Увидев в зеркале мою физиономию, Тэруо-сэнсэй несколько опешил, но всё же взял на рояле первые приглушённые аккорды.

Нас с тобою связала,

должно быть, ещё до рожденья эта алая нить.

Значит, будем с тобою вместе до самого смертного часа -

ты и я, муж и жена.

Алая ниточка, ниточка алая,

ниточка нашей судьбы…

Едва я спела первый куплет, как звуки рояля смолкли.

— Видишь ли… — услышала я голос Тэруо-сэнсэя. Плечи его сотрясались от смеха. — Мне понятен твой разудалый настрой, но в песне-то его нет!

— Понимаете, до меня не доходит смысл текста.

Тут, чуть не падая от хохота, в комнату ввалился какой-то мужчина. Это был Хироси Юмэкава.

— Извините, Ринка, я не хочу вас обидеть. Сегодня я приехал раньше времени и, стоя за дверью, слушал, как вы занимаетесь. Ой, я чуть не умер со смеху!

— Ну-ка, растолкуй ей, Юмэкава.

— Что именно? Что голосовые выкрутасы ещё не есть мастерство?

— Я возлагаю на Ринку большие надежды. Надо помочь ей понять смысл этой песни.

Юмэкава умолк, задумчиво сдвинув брови. В жизни он выглядел гораздо симпатичнее, чем на афише. Забранные назад обильно напомаженные волосы, густые чёрные брови. Зелёный спортивный костюм и почему-то массивная золотая цепь на шее и такой же браслет.

— Я не знаю, есть ли у вас друг сердца и что он собой представляет, — заговорил Юмэкава после паузы, но Тэруо-сэнсэй, посвящённый в обстоятельства моей личной жизни, перебил его:

— Хоть она и делает вид, что всё у неё прекрасно, на самом деле ей, похоже, живётся не очень сладко.

— Значит, вы осилите эту песню. Обязательно. Вы ведь нашего поля ягода.

И Юмэкава рассказал мне, что у него была жена, которая долго болела, а когда она умерла, оставив ему ребёнка, он женился снова. И во время свадебной церемонии испытал то самое чувство, которое выражено в песне «Алая нить судьбы». «Вы, — объяснил он мне, — должны петь её так, словно в ней говорится о вас и вашем любимом».

О нас с Дайки…

Да, это песня о супругах, соединённых узами брака, продолжал Юмэкава, но ведь в ней можно передать и свои нынешние чувства. И тогда она непременно тронет сердца людей, собравшихся послушать энка.

— И вообще, что значит «счастье»? Это не только когда ноль превращается в плюс. Если выйти из минуса, то и ноль может показаться «счастьем». Так ведь тоже бывает…

Быть любимой — радость, точнее, благодать. Мне довелось изведать это чувство. На свете так много неразделённой любви, а я знаю, что любима. Чего же мне ещё нужно?

Pyy-уpa, py-pa-pa…

Исчезает, уходит любовь,

и сердце моё цепенеет,

покрывается корочкой льда.

О, этот блюз оледеневшего сердца…

Началось занятие с Юмэкавой. От мощи его голоса содрогаются оконные стёкла. Лицо у него становится пунцовым, а на висках вздуваются вены. Он поёт на таком бешеном накале, раскрыв рот до таких немыслимых пределов, что у него того и гляди отвалится подбородок и мы явимся свидетелями эманации некой духовной субстанции, как на спиритическом сеансе. Вот кто умеет вложить в песню всю душу. Здорово. Просто нет слов. Молодец, Хироси! И тут неожиданно он даёт петуха. Рояль молниеносно смолкает. Тэруо-сэнсэй берёт в руку бамбуковый прут и хлещет им Хироси по ногам.

— А-а!

Надо сказать, это весьма болезненное ощущение. Мне тоже приходилось испытывать на себе действие этого прутика, которым учитель приводит в чувство своих учеников. От частого употребления он снизу истрепался и стал похожим на хвост какого-то зверя.

— А! Ааа-аа!

Звериный хвост снова и снова стегает Юмэкаву по голеням и ягодицам. Наверное, было бы жестоко спрашивать, ради чего двое уже немолодых мужчин, покрывшись испариной, предаются этому занятию. И всё же мне горько от сознания, что вместе с ними я сама оказалась в лабиринте, из которого нет выхода. Но вернуться назад теперь уже, наверное, невозможно. Слушая вопли Юмэкавы, я невольно дотронулась до своей шеи. Просунув ладонь в рукав лёгкой блузки, потрогала свою тонкую руку. Сквозь тепло моего тела явственно проступал холодок скользкой лазурной чешуи. Похоже, произошедшие во мне перемены необратимы. Я тоскую по воде. Мне хочется прыгнуть в аквариум под названием «сцена». Ну разве это не смешно? И эти двое, и я, все мы — жертвы страсти самовыражения.

Нам хочется во что бы то ни стало себя проявить.

Это банальное желание растворено в воздухе города Токио в ещё большей концентрации, чем кислород. Ум и красота встречаются здесь на каждом шагу, как камешки на дороге. Но средства, позволяющие осуществить это желание, в магазине не продаются. Поэтому люди вынуждены выбирать одно из двух зол: либо забыть о своих амбициях, либо в погоне за своей мечтой свалиться в яму.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×