Вельзевула.
Трава росла прямо посреди улиц.
Но самым странным была тишина. Несмотря на стук шестов и треск пламени, город был тих, как сельская долина. Половина горожан - те, у кого были деньги и просто отчаявшиеся - бежали, прихватив лошадей. Исчезли грохот повозок и стук копыт, всегда слышные в дневное время. Фауст слышал только воробьев, щебечущих на карнизах, и шепот легкого ветерка над крытыми шифером крышами.
На ставнях, закрывающих витрину галантерейной лавки, и на входе в магазин плетеной мебели белели приклеенные листки. Передав поводья осла Вагнеру, Фауст подошел и прочитал:
- Кто же такой этот феерический кретин? - фыркнул Фауст. Они покинули площадь, двигаясь дальше.
Фауст приостановил свой обход, чтобы переговорить со сторожем. Тот был сварливым и несговорчивым стариком с лицом без малейшего проблеска ума. С его пояса свисало тяжелое кольцо с ключами от домов, жители которых оставили свое имущество на его попечение. Он собрал плату за такую свою службу, и еще получал деньги за присмотр за домами, находящимися в карантине и заколоченными, и несмотря на это выманивал еще хлеб, сыр, масло и пиво у тех, кто торопился покинуть город до лучших времен, когда болезнь перестанет свирепствовать. И это вдобавок к тому, что город платил ему регулярное жалованье за поддержание огня. Чума для него оказалась благословением.
- Добрый день, мой славный дружище Харон! - любезно поздоровался с ним Фауст, протягивая грош. - Сколько пассажиров ты собрал сегодня?
Старик в замешательстве сдвинул брови - Вагнер уже несколько раз объяснял ему эту шутку, но он по-прежнему не мог ее понять - и по обязанности рассмеялся. Грош исчез в кармане его новенького пальто военного покроя. Это было тяжелое длинное одеяние из английской шерсти, настолько ему не по росту, что снизу выглядывали только носки башмаков. Украшали это пальто два ряда блестящих медных пуговиц.
- Пятерых, сударь, четверых из во-он того дома с кривой трубой, где жила семья с двумя маленькими девчушками… ей-богу, такая жалость, хоть плачь. Вчера я слыхал, как их мать голосила, прознав, что детки занедужили. Отец сперва послал меня за лекарствами, а потом за водой. Сам не свой был, а потом сказал жене, мол, тоже приболел.
- Куда ты ходил за водой? За город?
- Нет, сударь, во-он туда за угол, рядышком.
- Продолжай.
- Хвороба сгубила их в два счета - вернулся я с ведрами, стучался-стучался, ан никто мне дверь-то не открыл. Я так понял, что отец ихний тоже занемог. Ну что тут сделаешь? Только послать за сборщиком тел да известить человека с колокольчиком [15] , когда ночью будет проезжать повозка для трупов.
- Абсолютно согласен, - сухо заметил Фауст. - А прочие?
- А еще господин, что живет в красивом доме на углу. Ихняя экономка нынче утром вышла, дак он через дверь ее предупредил. Она мне прямо сказала - мол, хозяин заболел, заколоти нижние окна и закрой двери на висячие замки. Желаете зайти?
- Да, будьте добры, отоприте.
На двери они увидели свежую прокламацию:ОТ ВСЕХ БОЛЕЗНЕЙ
Старик Харон отпер замок. Когда дверь отворилась, листовка, наклеенная поперек косяка, оторвалась.
Фауст возвратился на угол, где его дожидался Вагнер с повозкой, запряженной ослом.
- Четверо в доме с трубой и еще один в угловом.
Вагнер перекинул бутылки с одного плеча на другое, прислонил связанные носилки к ближайшей стене, снял с пояса записную книжку и маленьким свинцовым пером сделал две аккуратные записи.
- Это - дом английского шпиона, - заметил он.
Не обратив на это внимания, Фауст тихо произнес:
- Пять случаев на улице, где не должно быть ни одного. Непонятно.
(Мефистофель зловредно усмехнулся и промолчал.)
Они вошли в дом. Цокольный этаж являл собой хаос разрушения. Шкафы были вскрыты, все дверцы нараспашку, ящики вынуты, повсюду как попало валялась одежда.
Вагнер изумился.
- Кто же мог?…
- Да кто, кроме сторожа? На нем отличное пальто английского покроя. Сомневаюсь, что, уезжая, она отплатила ему таким подарком за то, что он заколотил внутри хозяина дома. А с чего бы, обкрадывая, останавливаться на одежде?
В спальне стояло зловоние, свойственное комнатам больных: запах экскрементов и безнадежности, рвоты и отчаяния. Здесь стояли несколько открытых комодов и узкая кровать. На ней лежал англичанин, Уилл Вайклиф, белый, как простыня. Его щеки ввалились, а лицо было цвета окаменелой слоновой кости. Только ярко-рыжие волосы привносили в эту картину хоть какой-то цветовой окрас. Простыни были очень грязными.
Вагнер поморщился, но промолчал. Он снял с плеча одну из бутылок и наполнил чашку.
Голова Вайклифа зашевелилась.
- Здесь кто-то есть? - слабым голосом осведомился он. - Прошу вас, скажите, что это всего лишь сон. Я видел, как рогатый враг рода человеческого склонился надо мною и смеялся, смеялся…
- Это доктор Фаустус, - ответил Вагнер. - Скоро он вас вылечит.
Подложив руку под голову больного, он поднес чашку к его губам.
- А-а, доктор Фостер, не так ли? - сказал Вайклиф, когда выпил воду. - Что ж, доктор, не буду задерживать вас. Спасибо, что пришли, и особенно за воду. Но завтра вам не
