Майкл Суэнвик
Лето с трицератопсами
Динозавры, казалось, покачивались в знойном мареве, курящемся над мостовой. Их было около тридцати, небольшое стадо, похоже — трицератопсы. Они переходили дорогу (не спрашивайте меня почему), так что я выжал сцепление, резко остановил фургон и принялся ждать. Ждать и наблюдать.
Интересные создания и удивительно грациозные, при таких-то размерах. Динозавры изящно переходили дорогу, глядя прямо перед собой. Теперь я не сомневался, что правильно определил их породу: у каждого на морде было по три рога. Я был когда-то ребенком и играл пластмассовыми модельками.
— Почему мы никуда не едем? — поинтересовалась моя соседка Грета, сидевшая в кабине рядом со мной с закрытыми глазами.
— На дороге динозавры, — ответил я. Она открыла глаза:
— Твою мать!
Затем, не успел я ее остановить, она подалась вперед и просигналила три раза. Громко.
Трицератопсы на дороге, все как один, замерли и повернули головы, чтобы взглянуть на фургон. Я едва не покатился со смеху.
— Что тут, черт побери, такого смешного? — хотела знать Грета.
Но я мог только ткнуть пальцем и беспомощно трясти головой, от смеха у меня по щекам катились слезы.
Это все их воротники. Они были не просто кричащих тонов — яркие, как цирковые афиши, с красными завитками, желтыми полосками и электрическими оранжевыми искрами: слишком много форм и расцветок, чтобы перечислить, и все совершенно разные. Они походили на китайских змеев! На бабочек с шестифутовыми крыльями! На кислотный Лас-Вегас! И вот под всем этим карнавально-ярким великолепием торчали самые глупые морды, какие только можно представить, моргающие и разевающие пасти, будто повредившиеся умом коровы. До того смешные — просто обхохочешься, но надо было видеть их своими глазами, чтобы оценить.
Грета начала закипать по-настоящему. Она вылезла из машины и захлопнула за собой дверцу. От этого звука парочка трицератопсов в волнении напустила лужу, и все они попятились на шаг-другой. Потом они начали пододвигаться ближе, чтобы посмотреть, что же будет дальше.
Грета поспешно забралась обратно в кабину.
— Ну и чего этим тварям надо теперь? — спросила она раздраженно.
Создавалось такое впечатление, будто она хочет возложить вину за их поведение на меня. Не то чтобы она произнесла это вслух, учитывая то, что она сидела в моем фургоне, а ее «BMW» по-прежнему стоял в гараже в Южном Берлингтоне.
— Они любопытные, — пояснил я. — Просто веди себя спокойно. Не двигайся, не шуми, и через некоторое время они потеряют интерес и отправятся дальше.
— Откуда ты знаешь? Ты уже видел таких тварей раньше?
— Нет, — признался я. — Но я работал на молочной ферме, в ранней юности, лет тридцать—сорок назад, коровы там вели себя похоже.
На самом деле трицератопсы уже заскучали и были готовы отправиться дальше, когда рядом с нами резко затормозил старый потрепанный «хёндай» и оттуда выскочил тощий парень с такими нечесаными волосами, каких я давно уже не видел. Трицератопсы решили остаться и посмотреть.
Парень побежал к нам, размахивая руками. Я высунулся из окна:
— В чем проблема, сынок? Он был ужасно расстроен.
— Произошла авария, я хочу сказать, несчастный случай, в институте. — Он говорил об Институте передовой физики, который находился здесь неподалеку. Институт финансировался из государственных фондов и каким-то неведомым образом присоединялся к университету Вермонта. — Пограничные стабилизаторы вышли из строя, мезополе инвертировалось и сменило вектор. Конгруэнтные факторы устремились в бесконечность и… — Он взял себя в руки. — Вам не положено видеть это.
— Так, значит, они ваши? — спросил я. — Тогда вы должны знать. Это трицератопсы, верно?
— Triceratops horridus, — рассеянно ответил он. Я без всякой причины преисполнился гордости за самого себя. — По большей части. Но среди них может оказаться и пара какого-нибудь другого вида трицератопсов. Они в этом смысле как утки. Им все равно, с какой компанией водиться.
Грета вскинула руку с часами и многозначительно посмотрела на циферблат. Часы, как и все, что она носила, были дорогие. Она работала на фирму, занимавшуюся системным анализом для тех компаний, которые подумывали о сокращении штатов. Ее работа состояла в том, чтобы выяснить точно, кто что сделал, а затем сообщить начальству, от кого именно можно безболезненно избавиться.
— Я теряю деньги, — пробурчала она. Я не обратил на нее внимания.
— Послушайте, — сказал парень. — Вы должны молчать обо всем увиденном. Мы не можем допустить, чтобы об этом узнали. Все должно храниться в тайне.
— В тайне? — С другой стороны стада подъехали и остановились три машины. Пассажиры стояли на дороге, тараща глаза. Позади нас затормозил «форд-таурус», и водитель опустил стекло, чтобы лучше видеть. — Вы собираетесь сохранить в тайне стадо динозавров? Да их тут, должно быть, десятки.
— Сотни, — поправил он с отчаянием. — Они мигрируют. Стадо разделилось, выйдя наружу. Это только его часть.
— Тогда я не понимаю, как вы собираетесь сохранить это в тайне. Я хочу сказать, только взгляните на них. Да они размером с танк! Люди не могут их не увидеть.
— Боже мой, боже мой!
Один из зевак по другую сторону стада достал фотоаппарат и начал снимать. Я не стал говорить об этом молодому человеку.
Грета проявляла все больше нетерпения по мере развития разговора, и вот теперь она вылезла из фургона и заявила:
— Я не могу больше терять время даром. У меня работа.
— У меня тоже, Грета. Она насмешливо фыркнула:
— Вычищать сортиры и городить гору из дерьма! Я уже потеряла больше денег, чем ты зарабатываешь за неделю.
Грета вытянула руку в сторону молодого человека:
— Дайте мне ключи от вашей машины.
Парень, слегка обалдев, подчинился. Грета подошла, села в «хёндай» и развернула машину.
— Я сегодня же попрошу кого-нибудь отогнать тачку в институт.
Затем она уехала, отправилась искать другой путь в объезд стада.
Ей следовало бы подождать, потому что минуту спустя животные решили уйти, и через какой-то миг их уже нигде не было видно. Хотя найти их будет несложно. Они наверняка вытопчут все на своем пути.
Парень встряхнулся, словно выходя из транса.
— Эй! Она же забрала мою машину!
— Залезайте в кабину, — предложил я. — Дальше по дороге есть бар. Вам нужно выпить.
Он сказал, что его зовут Эверетт Маккафлан, и вцепился в свой стакан так, будто его могло снести с лица земли, если он его отпустит. Потребовалось две порции виски, чтобы вытянуть из него всю историю. После чего я долго сидел молча. Должен признаться, что все им сказанное несколько развеселило меня.
— Сколько времени у нас есть? — спросил я наконец.
— Недель десять, самое большее — три месяца. Не дольше.
Я отхлебнул большой глоток содовой. (Я никогда не злоупотреблял выпивкой. Кроме того, было еще раннее утро.) Потом я сказал Эверетту, что сейчас вернусь.
Я дошел до фургона и достал из «бардачка» сотовый телефон.
Сначала позвонил домой. Делия уже ушла в свадебный салон, а у них там не приветствуются личные звонки в рабочее время, поэтому я просто оставил сообщение, что люблю ее. Потом я позвонил в «Грин
