— Контрабанду готовят у бая Хакима. Это правда — там будет опий и золото.
С помощью Мушурбека нам удалось узнать маршрут, по которому будет двигаться контрабанда. Двадцать басмачей должны охранять ее. В чем и как везут драгоценности, установить не удалось.
В условленный день я выслал к перевалу под командой пограничника Калатура засаду из шести человек. Они должны были отвлечь на себя вооруженных басмачей. Четыре человека под командой моего заместителя Шалдина должны были задержать контрабандистов. И наконец, в случае, если бы они не успели, путь контрабандистам назад должен был отрезать я с двумя пограничниками.
Наблюдатель сообщил, что контрабанда движется к кочевью некоего Чуймала. Пограничники притаились в своих засадах.
Контрабандисты, остановившись у Чуймала, выслали басмачей вперед, к перевалу. И тут завязалась перестрелка с пограничниками.
Услышав выстрелы, шалдинская группа нагрянула на контрабандистов.
Когда я со своими пограничниками подъехал к кочевью Чуймала, задержанные баи уже сидели у юрты. Кроме Мушурбека и еще двух-трех молодых контрабандистов, все это были пожилые люди.
— Ну вот, Георгий Иванович, — сказал довольный Шалдин, — бешбармака, правда, не осталось, но зато есть на закуску гости. А мы слышим, — сказал он нарочно громко, — стреляют. Скачем. Смотрим: что- то много у Чуймала сегодня гостей. Не из-за них ли стрельба идет, подумали.
— Кто ваши гости? — спросил я Чуймала.
— Знакомые. Заехали — я угостил.
— Куда вы ехали? — обратился я к задержанным. — Что везете?
— Ехали по аулам. Немного подарков везем, немного товара.
— Товарищ Шалдин, проверьте вещи задержанных.
В сумках, висевших у седел, оказался опий.
— Куда везли опий? За границу собрались?
— Мы не хотели ехать за границу, начальник. Мы здесь хотели продать.
— Такое количество опия здесь не продашь. Зачем с вами были вооруженные?
— Какие вооруженные? Мы их не знаем.
Обыск продолжался, но, кроме опия, ничего не нашли. Обыскали все сумки, всю одежду, шапки, мягкие сапоги — золота нигде не было.
— Что ищешь, начальник? Что было, все нашел, — сказал старший из них.
«Как же так? — думаю. — Может, в последний момент раздумали везти золото?»
Пограничники из группы Калатура привели троих задержанных басмачей. Золота не было и у них.
Снова оглядел я арестованных. Еще раз обыскали их пограничники. Опять принялись за коней: осмотрели сумки, прощупали седла. Ничего!
И тут вдруг ударило мне в голову — а не может быть золота в луках седел?! У казахов луки седел деревянные, не то что наши — кавалерийские.
Стал я простукивать луки седел — и звук как будто не тот, и контрабандисты, вижу, заволновались, зашушукались.
— А ну-ка, разрубите, — велел я пограничнику.
Слышу: кто-то из арестованных сказал по-казахски:
— Кто мог донести начальнику?
— Молчи, начальник понимает по-казахски.
Пока искали топор, старший из контрабандистов сказал мне:
— Зачем, начальник, седло портить? Ты все уже нашел.
Наконец принесли топор. И точно — золото было в высоких деревянных луках седел: кресты, серьги, кольца, монеты…
Всего в этот раз мы изъяли контрабанды на двадцать пять тысяч рублей.
Кым утрюк айтамен?[1]
Однажды, уже после случая с большой контрабандой, я спросил Мушурбека:
— Ты ведь, кажется, знаешь Касымбая?
— Я его знаю, — хмуро сказал Мушурбек.
— Я слышал, он тоже занимается контрабандой?
— Он очень часто бегает за границу. Оттуда привозит чай, мату[2] и наживается.
— Его можно поймать?
— Его нельзя поймать. Он очень хитрый. Сам не продает товар, отдает помощникам. Близко не продает — далеко увозит. Следы свои, как лисица, прячет.
— И ты тоже не мог бы помочь поймать Касымбая?
— Я мог бы, но я этого не сделаю.
— Может, ты любишь богачей? — улыбнулся я.
— Я всех богачей построил бы и считал: один, два, три — и стрелял. Тогда тучи растаяли бы, и солнце людям улыбнулось. А Касымбая стрелял бы первого.
— Почему же ты не хочешь помочь поймать его?
Мушурбек помолчал.
— Помнишь, — сказал он, — ты спрашивал о девушке, которую я люблю? Ее зовут Зайсан. Она младшая жена Касымбая. Ей одной говорит Касымбай, куда прячет товары. Ей одной и аллаху поверяет он тайны. Она любит меня и скажет все, что знает. Но, если я выдам Касымбая, он убьет Зайсан. Если сам не сможет, то его родные все равно Зайсан убьют.
— Ты говоришь, он поверяет свои тайны только Зайсан и аллаху? Он что — очень верит в аллаха?
— Другого такого мусульманина нет и за двести километров.
— Это хорошо… Скажи, ты мне веришь, Мушурбек?
— Я тебе верю, как отцу.
— Если так, то узнай, когда в следующий раз Касымбай привезет контрабанду. Узнай у Зайсан, где он спрячет товар. Я сделаю так, что с головы твоей любимой и волос не упадет.
— Пусть будет так. Я тебе верю, начальник.
Не прошло и трех недель, как Мушурбек сообщил мне, что Касымбай уехал в Китай и велел Зайсан подготовить яму в загоне, где стоят овцы.
— Ну, что ж, — сказал я Мушурбеку, — аллах поможет нам поймать Касымбая.
— Что ты говоришь, Сырма-ата, — удивился Мушурбек. — Разве пограничники верят в аллаха?
— Подожди, Мушурбек, после поймешь.
Прошла еще неделя, и Мушурбек сообщил, что Касымбай вернулся и спрятал в приготовленной яме два мешка чаю и пять мешков мануфактуры. На другой день я отправился к Касымбаю, С собой взял двух пограничников: Калатура и Подреза — оба сообразительные, энергичные и большие любители приключений.
— Что бы я ни делал, — говорю — не удивляйтесь. Если нужно будет, повторяйте за мной все, что скажу. И боже вас упаси ухмыльнуться!
Встретил нас у своей юрты сам Касымбай. Приказал одному батраку напоить и накормить наших лошадей, другому — зарезать молодого барана. Резали барана прямо в юрте, на наших глазах. Согласно обычаю, перед тем как резать, мы должны были благословить барана на убой. Все это я проделал с величайшей серьезностью. На предложение благословить ответил принятой формулой:
— Кудай аллах окпер![3] — И протянул над бараном ладонь. Калатур и Подрез приняли молитвенную позу — сложили руки перед грудью. После моих слов барана зарезали и
