телогрейку и солдатские кирзовые сапоги. Шапка надвинута на лоб, связанные руки за спиной. Конвоир спешит: тонкая немецкая шинель греет плохо. Впереди показалась группа солдат из комендантского взвода. Идут не строем, громко разговаривают и смеются. Один из них дружелюбно ударил полицая по плечу и, махнув рукой на арестованного, весело пролопотал:
— Партизан! Пуф, пуф! — И показал руками, как, по его мнению, должен падать застреленный партизан.
Все дружно захохотали и, не останавливаясь, прошли дальше. Вскоре Тихон с Виктором благополучно добрались до дома тёти Даши.
На улице появились полицаи. Встреча Виктора со знакомыми ребятами могла спутать все карты — он быстро шмыгнул через незапертую калитку во двор.
Тихон замешкался, но, увидев приближающихся к нему полицаев, не растерялся, убрал руки из-за спины и с независимым видом шагнул им навстречу.
— Эй, друг, дай закурить. Пошли, понимаешь, провериться, а папиросы дома на рояле забыли.
— Есть, да плохие. Вы народ богатый, дрянь курить не будете, — спокойно ответил Тихон и протянул пачку первоклассных немецких сигарет.
— Где взял сигареты? — с напускной строгостью спросил полицай.
— Гитлер подарил.
— Ты с ним лично знаком?
— А как же. Недавно в больнице лежал, когда животом маялся. Пришлось с самим через клизму по прямому проводу разговаривать.
— Смотри, какой остряк-самоучка, — с восхищением сказал полицай. — Силён! А всё-таки, где ты такие хорошие сигареты взял?
— Купил, нашёл — насилу ушёл, а догнали бы — ещё дали бы. Хочешь — кури, а не хочешь — не бери!
Все засмеялись, и громче всех тот, с кем разговаривал Тихон.
— А ты парень не промах!
— Бог миловал, жизнь учила, а папаша драл ремнём.
Полицейские посмеялись, закурили и пошли дальше. Тихон хотел скрыться во дворе, но на улице показалась странная пара: переводчица из военной комендатуры — Тихон узнал её издалека, и громадный, как медведь, мужчина. Он держал переводчицу под руку, и она рядом с ним была похожа на молодую, стройную берёзку, выросшую в обнимку с вековым, кряжистым дубом.
Какой-то бешеный азарт удержал Тихона на месте. Он улыбнулся и вдруг почувствовал — кровь ударила в голову. Наступило хорошо знакомое ему состояние безрассудного азарта и вдохновения, во время которого его всегда несло, как льдину в половодье по бурной реке, — куда швырнёт, обо что ударит… В таком состоянии необычайного душевного подъёма, когда силы удесятерялись и отсутствовало чувство страха, и в то же время отключались таинственные внутренние тормоза, Тихон мог совершить всё — от героического поступка до величайшей глупости. И опыт у него на этот счёт был богат и печален. «Ну, понесло», — сказал он сам себе и шагнул навстречу переводчице и её спутнику. С языка уже готовы были сорваться дерзкие слова… Но тут Тихон вспомнил комиссара, последнюю беседу с ним. «Смотри, герой. Без фокусов! Никаких выкрутасов! Ты имеешь задание — выполни его! Возможны случайные встречи, неожиданности. Так вот, главные твоя козыри, кроме смелости — её у тебя хватает, — выдержка и осторожность. И запомни главное, чего тебе иногда не достаёт. Человек, не умеющий, когда это необходимо для дела, подчинить свои чувства и волю обстоятельствам или чужой воле, — попросту говоря, слизняк и изменник. Не обижайся. Подумай над этим!»
Тихон остановился, отвернулся к забору, делая вид, что раскуривает сигарету.
Иван Фёдорович и Наташа прошли мимо. Тихон скрылся во дворе, где ожидал его Виктор.
— Видел?
— Что? — не понял Тихон.
— Наташу.
— А… — протянул Тихон. — Видел. Я с ней знаком… Дрянь красивая!
— Брось! — вспыхнул Виктор. — Не знаешь человека — не говори!
— Ты что, — удивился Тихон, — белены объелся?
Виктор сник. Он мог сказать о Наташе такое, что Тихон сразу бы изменил своё мнение о ней. Мог, но не имел права.
Гердер жил вместе с ординарцем, уже немолодым, раскормленным на дармовых казённых харчах солдатом, в большом деревянном доме, принадлежащем старому пенсионеру. Когда-то это был шумный и весёлый дом, но война разбросала его обитателей по белу свету. Дом опустел. Два хозяйских сына — командиры Красной Армии — ушли на фронт, а их семьи, не желая подвергать себя риску и унижениям, эвакуировались на Урал. И остались они вдвоём — старый, медленно разрушающийся дом и не менее старый, больной, сломленный временем и невзгодами хозяин.
Дом этот крепко врос в землю всего в ста метрах от здания районного отделения гестапо, и Гердер резонно рассудил, что жить в нём будет безопасно и удобно во всех отношениях.
Тётя Даша хорошо знала расположение комнат. Она доводилась дальней родственницей хозяину дома и раньше часто бывала в его семье. Из рассказа тёти Даши партизаны узнали, что Гердер занимал две большие комнаты, хозяин одну, выходящую окнами во двор. Ещё в одной небольшой комнатушке, расположенной возле кухни, царствовал ординарец.
…От тёти Даши они ушли в два часа ночи. Разработанный ими план был очень прост: он предусматривал застать Гердера ночью в его квартире, исключал применение огнестрельного оружия. Старый, ожиревший ординарец при расстановке сил в расчёт практически не принимался.
Они проникли в сад через забор с тыльной стороны дома и, стараясь не производить даже малейшего шума, медленно продвинулись к крыльцу.
Над городом царило мёртвое безмолвие. Но вот что-то еле слышно грохнуло на востоке, и тут же звук пропал, будто его не бывало. Возник вновь, один, второй, третий, превратился в сплошной гул, далёкий, но мощный…
Полная холодная луна ловко ныряла в быстро летящие облака, и под лучами лунного света снег был похож на тяжёлое расплавленное олово.
Гул на востоке затих. Резко и ясно раздавался хрюкающий скрип снега под сапогами часового у здания гестапо.
Тихон осторожно поднялся на крыльцо, перегнулся через перила и не сильно постучал в окно.
Замерли в ожидании.
У Виктора — карабин наизготовку, у Тихона в руках блестел пистолет.
Тихо…
Постучали вновь, громче, настойчивее. В комнате что-то зашевелилось, в окне появился тёмный силуэт. Человек через стекло рассматривал улицу. Вскоре тень исчезла и заскрипели засовы, отворилась наружная дверь. Старик в наброшенном наспех полушубке и валенках на босу ногу тихим, скрипучим голосом спросил:
— Кто такие?
— Свои.
— Кого надо?
— Здравствуйте, Кирилл Тимофеевич.
— Здравствуйте.
— Постоялец ваш дома?
— Дома.
— Спит?
— Спит.
— А солдат?
— Тоже.
— Пьяный?
— Как всегда, словно свинья пришёл…
