а значит, будет только лучше, и добавил, что знал парня, который залпом выпил бутылку спирта, и всего через три дня был как новый, потому что он ррррусский. А что ррррусскому хорошо, то нерусскому — смерть. Я был в компании единственным претендентом на звание ррррусского, и все охотно посмеялись.
— Мне кажется, или музыка стала громче? — спросил я, пробираясь через туман, сгущающийся в голове.
— Тебе кажется, — сказала Лиона.
— А-а-а-а!!! Давайте плясать!!! — завопили на том конце зала.
Седьмой стакан.
Полумесяцы на потолке погасли, музыка загрохотала.
Между потолком клуба и нашими головами висело абсолютно прозрачное стекло — настоящий невидимый танцпол. Посетители «Rattles Hell» повскакивали с насиженных мест и повалили туда, прямо в воздух. Танцевать начинали по дороге, на невидимых стеклянных лестницах и между столов, не поднявшись ещё никуда. Лёша сгрёб в охапку Катю, Даниэль ангажировал Лену, и мы с рыжей Лионой остались один на одни.
— Дьявол, ненавижу сидеть внизу, когда другие топают над головой, — посетовала та. — А ты правда из прошлого?
— Да.
— Ну-ка, дай сюда руку.
Я покорно исполнил требование, и Лиона, поднеся ладонь к глазам и мило сощурившись, начала вглядываться в линию жизни.
— Ты умеешь гадать?
— Всю жизнь только этим и занимаюсь.
— Ну и как там дела?
— Так я тебе и рассказала!
Я отнял у Лионы ладонь.
— Я увидела всё, что хотела, — сказала та. Я попытался схватить её руку и поцеловать, но промахнулся и попал пальцами в мороженое. Лиона засмеялась.
— Устойчивый к алкоголю русский! Ха-ха!.. И Катя со своими еврейскими комплексами!.. Вот так компания!
— Слушай, Лиона, а не бывает такого комплекса, из-за которого человек вечно ищет комплексы в других людях?
— Бывает — комплекс превосходства. Но я выше этого.
Мне понравилась самоироничность Лионы. Я переспросил у неё, столь же иронично:
— Выше? Тогда зачем же ты насмехаешься надо мной вместе со всеми?
— Это в порядке вещей, — утешила та. — Закон природы. Я точно могу сказать, что у животных всё обстоит похожим образом. Знаешь, кто такие бегемотики? — Это звери такие — до войны они водились в тёплых странах. Так вот, когда два бегемотика не могли поделить женщину, они подходили к ней и начинали какать. А у бегемотиков, у них были такие маленькие хвостики. И вот, к
Рассказ про бегемотиков вызвал у меня катарсис.
— Ты не любишь людей? — спросил я у Лионы серьёзно.
— А за что их любить?
— О боже, неужели у вас это до сих пор модно?
— «У вас» — это у кого?
— «У вас», — сказал я, — это в городе будущего.
Лиона нахмурилась.
— Дьявол, я и забыла, что ты из прошлого. Это так необычно... Я не думала, что такое возможно... Так значит, в твои времена ненавидеть людей было модно?
— Да. И до моих времён это тоже было модно.
— Это будет модно всегда. Неужели ты ожидал, что в будущем что-то изменится?
— Знаешь, Лиона, если что-то было всегда, это вовсе не значит, что так должно продолжаться дальше. Я не ожидал увидеть в будущем прогресса. Но я его увидел. Там наверху, — я указал пальцем на потолок, по которому над нами отплясывали парни и девчонки, — там наверху живут люди, которые жертвуют жизнью, чтобы очистить нашу планету от дерьма. В моё время на такое не были способны, хотя дерьма хватало, и от него умирали. Прогресс налицо.
— Видимо, — сделала неожиданный вывод Лиона, — ты в своём времени особого успеха у девушек не имел.
— Отчего же?
— А им такие разговоры страшно неинтересны. Девушки, видишь ли, не любят, когда их наставляют...
— И вовсе я не наставляю, — попытался перебить я, но Лиону было не остановить.
— ...девушки, видишь ли, терпеть не могут, когда до них снисходят. Девушки приходят в клуб, чтоб отдохнуть,
— Мне всегда казалось, что человек отдыхает от того, от чего он устал. Лично я устал от человеческой глупости — и вот теперь пытаюсь отдохнуть от неё в компании девушки столь же мудрой, сколь и прекрасной. А ежели девушке мои измышления не нравятся, пусть сменит тему.
— Смена темы требует усилий. Девушки лучше потерпят, пока ты выговоришься, и будут во всём соглашаться. Зато в дальнейшем постараются больше не пересекаться с тобой.
— Ты совершенно права, о Лиона. Всё именно так и обстоит.
— Ненавижу баб, — вздохнула Лиона. — Бабы — машины для секса.
— А вот тут ты не права, — сказал я. — Дети — вот машины для секса.
— Наконец-то ты перестал корчить из себя чёрт-те что и показал себя настоящим варваром! Вот это мне больше нравится.
— Ты такая циничная, потому что не знаешь, зачем живёшь, — произнёс я. — И думаешь, что другие тоже не знают.
В любой другой ситуации мне б и в голову не пришло сказать вслух подобные вещи. Во-первых, я и сам не знал, зачем живу. А во-вторых, такое, как правило, говорили гнусные умники, которым лишь бы только поучить других жизни. Я терпеть не мог умников, и ни в коем случае не желал им уподобляться, но сейчас мне вдруг ужасно захотелось задеть Лиону и посмотреть, какой она на это подберёт ответ. Я был уверен, что она парирует выпад достойно — и не так, как я ожидаю.
— Жизнь не нуждается в оправдании, — ответила Лиона. — Это Чехов сказал. Слышал о таком?
— Слышал, — ответил я. — Но Чехов жил давно, и в те времена жизнь, может, и не нуждалась в оправдании. А теперь, после ядерной войны, людям только и надо делать, что оправдываться — и перед жизнью, и друг перед другом.
— Между прочим, у тебя язык заплетается. — Лиона посмотрела на танцпол над нашими головами. — Ты умеешь танцевать?.. А хотя чёрт с тобой, ты слишком много занудствуешь.
— Когда не можешь решить проблему, проще всего обозвать занудой того, кто её озвучил, — наставительно произнёс я и попытался встать, чтобы пойти с Лионой на танцпол, но кто-то ударил меня пыльным мешком по спине, и я повалился на стол, опрокидывая тарелки, бутылки и стаканы.
— Ты ещё и алкоголик... — рыжая Лиона покачала головой. — Ладно уж, сиди смирно, а то в вытрезвитель заберут.
— Алкоголик — зато талантливый, — сказал я, обращаясь к её удаляющейся спине.
Хорошо, когда последнее слово остаётся за тобой. Кажется, будто это эффектно. В смысле,
