смирюсь с происходящим... А может быть, меня убьют. Сейчас я пушечное мясо для «чёрных». Поэтому я хочу убежать из Города. Сегодня. Пока мне не страшно, пока я не смирилась...
Она замолкла, ожидая моей реакции. Я сказал:
— Вперёд!
— Я хочу убежать с тобой.
— Говори в микрофон.
— Микрофоны здесь плохо работают. Слышишь, трансформаторы жужжат? — это мешает прослушивать. К тому же, по туннелям редко ходят люди. Это ж для грузовиков сделано. Скорее всего, тут вообще не прослушивают.
Я молчал.
— Послушай, — сказала Катя, — ты всё равно уйдёшь из Города. Тебя выкинут отсюда за шкирку. Только сначала засунут в голову микросхему. А если мы убежим сегодня, голова не пострадает.
— Думаю, раз ты предлагаешь мне убежать сегодня, то всё, что нужно, в меня уже запихнули.
— Могли и запихнуть, — охотно признала Катя. — Но завтра запихнут ещё. А так — одной болезненной операцией меньше.
«Бедная Лиона. Бессмысленный Город сломал бесполезную красоту».
— Подумай вот над чем, — сказала Катя. — Я собираюсь убежать с тобой. Я
Катю могли шантажировать, загипнотизировать, зомбировать, дать ей супероружие, обеспечивающее полную безопасность в лесу, да и само предложение побега могло быть провокацией. Я не верил. Но сказал, быстро поднявшись с пола:
— Хорошо. Я обдумаю ваши слова.
Мне нечего было терять, и я очень хотел проснуться завтра там, где нет железного потолка.
Катя взяла мою ладонь, положила себе на талию и повела по туннелю.
— Не убирай руку, ладно? — говорила она. — Так мы выглядим естественнее... Слушай: до двадцати часов мы должны сбежать. Я предлагаю вернуться в промзону — там нет такого тотального контроля, как в престижных районах. И выходы защищены не так тщательно. Можно достать рваных тряпок и прикинуться рабочими... Хорошо бы угнать машину... А первым делом надо вырезать из моей головы паспорт.
— Вырезать?
— Иначе нельзя. По его сигналу нас моментально вычислят. Да не дрожи ты так, мне самой страшно... Ты мне поверил, наконец? А теперь поцелуй меня, мы подходим к жилому сектору, и здесь начинаются камеры. Пусть «чёрные» думают, что мы по уши влюбились. Ну, давай же, целуй.
— Не могу. Мне противно.
В квартире разыгралась следующая сцена.
КАТЯ (в гневе): Поразительно! — Никогда в жизни, — понимаешь? —
САНЁК: Ты говоришь загадками.
КАТЯ: Это раньше я говорила загадками. А теперь я говорю напрямую. Ты даже меня не поцеловал. Даже. Не. Поцеловал. Казалось бы, что может быть невиннее поцелуя? — Так нет же, у него
САНЁК (виновато улыбаясь): Чего зря микробов распространять?..
КАТЯ (повелительно): Макс! Отнеси две порции обеда в ванную!
Макс вынимает из приёмника синтезатора поднос и тащит в ванную комнату.
САНЁК: Будешь обедать в ванной? В гордом одиночестве?
КАТЯ: Нет.
Показывает Саньку заговорчески скрещенные пальцы, подходит к окну, за которым сгущаются виртуальные южные сумерки, произносит команду «Занавески!», и окно задёргивается плотными белыми шторами, слегка колышущимися от виртуального сквозняка.
КАТЯ: Представляешь, Алекс, на этих занавесках можно писать пальцем. Недокументированная опция.
Санёк протягивает руку и выводит чёрным по белому: «Катька дура». Та хихикает и, повернувшись к нему, кладёт руки ему на плечи.
КАТЯ: Это ты дурак. (Проникновенно): Ну скажи, глупый, для кого ты блюдёшь свои принципы? Для кого ты такой недотрога?
САНЁК: Не знаю, Катенька... Я много требую от людей... Но я и от себя должен требовать много...
КАТЯ: Ты требуешь от людей
САНЁК: Нет, Катя, для счастья нужно
Катя легонько отталкивает его и отворачивается.
КАТЯ: Помнишь, ты говорил про мгновение? Я начинаю вникать в тайный смысл твоих слов. Я думала, это бред... Да-с, всегда надо проверять, нет ли в бреду тайного смысла — и только потом отвергать.
САНЁК: Ничего, Катя. У нас ещё всё впереди.
Пишет на занавесках крупными буквами:
Сняв форму и оставшись в одном белье, мы заперлись в ванной на шпингалет. Катя включила душ, чтоб шпикам было хуже нас слышно, и, активировав свой профиль, заставила часть пола ванной