Это была не военная контрразведка в обычном понимании, а политическая полиция, репрессивный аппарат, который должен был держать под контролем вооруженные силы.
В конце сорок первого Абакумов подвел итоги своей работы за первые, самые трудные и кровавые, месяцы войны: с 22 июня по 1 декабря особые отделы арестовали более тридцати пяти тысяч человек. Это две дивизии! Из них четырнадцать с половиной тысяч (целую дивизию!) расстреляли.
В середине войны, 19 апреля 1943 года, Сталин вывел особые отделы из наркомата внутренних дел и на их основе создал Главное управление контрразведки наркомата обороны СМЕРШ. Комиссар госбезопасности 3-го ранга Абакумов по должности стал заместителем наркома обороны и подчинялся напрямую Сталину. Впрочем, через месяц, 25 мая, он перестал быть заместителем наркома, но подчинялся все равно только Верховному главнокомандующему.
Особисты в первую очередь занимались оперативным обслуживанием воинских частей, то есть следили за поведением и настроениями солдат и офицеров.
В 1943 году командующий 7-й отдельной армией генерал-майор Алексей Николаевич Крутиков обратился к Сталину с письмом о деятельности особого отдела армии. Генерал Крутиков от имени военного совета армии доложил Верховному главнокомандующему, что особисты фальсифицируют дела и отправляют на смерть невинных людей, объявляя их немецкими шпионами.
«Общей чертой большинства шпионских дел, — возмущенно писал генерал Крутиков, — является полное отсутствие объективных доказательств. Все обвинения в шпионско-диверсионной работе были построены на признании самих подсудимых».
Командующий армией — фигура, Сталин каждого из командармов знал лично. Крутиков хорошо проявил себя на фронте, его ждали повышение и новые звездочки на погонах.
«Алексей Николаевич Крутиков, — писал о нем маршал Кирилл Афанасьевич Мерецков, — выдвинулся в ряды видных военачальников, служа в Ленинградском военном округе. В тех же местах он принял дважды боевое крещение и во время Великой Отечественной довольно долго являлся начальником штаба 7-й армии. На этой должности Крутиков проявил себя с очень хорошей стороны.
Когда встал вопрос о том, кто будет руководить 7-й армией в период Свирско-Петрозаводской операции, выбор пал на него. Фактически он как бы прошел здесь в боевых условиях стажировку в качестве командарма и доказал на деле, что ему по плечу не только штабные, но и крупные командные должности. Естественным было поэтому дальнейшее продвижение его по службе».
Проверить письмо командарма Сталин поручил начальнику главного политического управления Красной армии Александру Сергеевичу Щербакову. Прихватив с собой Абакумова, начальник ГлавПУРа выехал в штаб 7-й армии.
22 мая 1943 года Щербаков доложил вождю итоги проверки. Слова генерала Крутикова подтвердились: чекисты фальсифицировали дела.
Например, особый отдел армии сообщил о раскрытии вражеской агентурной группы:
«Резидент немецкой разведки Никулин, снабженный немецкой разведкой оружием (пистолетом и гранатами), получил от немецкой разведки задание вести обширную шпионскую деятельность в Красной армии — вербовать шпионов, взрывать мосты, поджигать воинские склады, советские учреждения и т. д.
Никулин имел в своем распоряжении агентов-связистов, которые, переходя линию фронта, передавали немцам шпионские сведения, собранные Никулиным. В числе других шпионов Никулин завербовал командира Красной армии младшего лейтенанта Шведова».
На самом деле никакой немецкой разведгруппы не существовало! Главный обвиняемый, Никулин, воевал в Красной армии в финскую войну, был ранен и признан негодным к военной службе. Его четыре брата продолжали на фронте сражаться против немцев… Мнимый резидент немецкой разведки не умел ни читать, ни писать, работал плотником. Даже видавший виды Щербаков поразился: как это «неграмотному во всех отношениях Никулину, проживающему в глухой деревушке», немцы могли дать задание собирать сведения о расположении и дислокации штабов, воинских частей и соединений?
Мнимые показания Никулина следователь написал своей рукой, неграмотный Никулин с трудом их подписал. Что касается еще одного арестованного — младшего лейтенанта Шведова, то особисты признания из него выбивали.
«Через некоторое время после ареста, — докладывал Щербаков Сталину, — Шведов сознался в шпионской работе и показал, что в шпионы он был завербован Никулиным.
На допросе мне и товарищу Абакумову Шведов заявил, что после того, как следователь потребовал от него назвать сообщников, он, Шведов, назвал двух красноармейцев из взвода, которым он командовал. Но следователь отклонил этих людей и потребовал назвать других лиц. После этого Шведов оговорил Никулина».
Роль агента-связиста чекисты определили пятнадцатилетней (!) девушке Екатерине Ивановой… У нее, между прочим, три брата и сестра служили в Красной армии.
Главным доказательством вины обоих «шпионов» было немецкое оружие, которое у них нашли особисты. Щербаков выяснил его происхождение:
«Брат Екатерины Ивановой, мальчик тринадцати лет, сказал Никулину, что у него имеются трофейные гранаты и пистолет. Никулин отобрал оружие у мальчика. Пистолет отдал Шведову за хлеб, а гранаты использовал для глушения и ловли рыбы».
Умелый начальник ГлавПУРа Щербаков легко нашел объяснение «недостаткам и извращениям» в работе особого отдела 7-й армии: «Следственное дело Никулина и Шведова вел старший следователь особого отдела, по национальности финн. Ранее работал в органах НКВД и был уволен.
Непосредственное руководство следствием и активное участие в нем принимал заместитель начальника особого отдела 7-й армии, который с 1929 по 1938 год работал в органах НКВД. В 1938 году был арестован по обвинению в контрреволюционной организации. Затем был признан невиновным и с 1939 года вновь работает в органах».
Щербаков пометил: «Среди работников особых отделов (ныне СМЕРШ) много неопытных, малограмотных людей. Этот недостаток следует поправить переводом нескольких тысяч политработников в органы контрразведки».
Такими же методами в особых отделах придумывали и другие шпионские группы, отправляя невинных людей на расстрел.
Вот еще одно дело, сконструированное особистами 7-й армии: «Красноармеец Ефимов 29 ноября 1942 года был вызван следователем Особого отдела на допрос в качестве свидетеля. На допросе Ефимов рассказал следователю Особого отдела, что он, Ефимов, в 1941 году был в плену у немцев и оттуда бежал. Это вызвало подозрение и по существу явилось основанием для его задержания».
На следующий день красноармеец уже «признался» в том, что он немецкий шпион. Несложно представить, что с ним делали в камере…
В сентябре 1941 года часть, в которой служил Ефимов, оказалась в окружении, он попал в плен. Следователь особого отдела сочинил целую историю предательства:
«Ефимов, проживая в Торопецком районе, был близко связан с немцами, пьянствовал с ними в ресторане, выдал немцам жену политрука Никифорову Марию и вел среди местного населения антисоветскую агитацию…»
Щербаков послал в Торопецкий район вместе с представителями главного управления СМЕРШ своего инспектора из главного политуправления. Они сообщили:
«Проверкой на месте установлено, что Ефимов в конце декабря 1941 года явился из немецкого плена, жил все время у отца, из деревни никуда не отлучался, за время пребывания немцев в этом районе связи и общения с ними не имел, антисоветской агитации не вел и никого из советских активистов не предавал».
После прихода Красной армии он прошел проверку в лагерях НКВД и был вновь призван в армию, где честно служил.
«Анализ следственных материалов показал, — докладывал вождю Щербаков, — что следствие по делу Ефимова проведено крайне поверхностно и недобросовестно. Все обвинения построены только на признании самого подсудимого».
Красноармеец Яковлев, который «безупречно служит в Красной армии с ноября 1941 года», нашел