Кто-нибудь другой сразу бы насторожился: мол, зачем это ему телефон соперника? Но Федька, хоть и был моим лучшим другом, благополучно проморгал Светкино предательство. Маслов, святая простота, все это время продолжал считать, будто я и Алябьева по-прежнему вместе.
Если я говорил, что вечером занят и не смогу зайти к нему на новую компьютерную игру, толстяк в ответ вздыхал, но его добрые наивные глаза прямо-таки лопались от понимания.
Федька без звука дал Сережкин номер.
Набирая Кривулина, я еще не знал, как подкачусь. Но, когда трубка откликнулась Сережкиным голосом, меня осенило.
— Привет, Крива! — сказал я. — Это Шира.
— Ира? — не расслышал он. — Какая Ира?
— Шира, а не Ира! Ширяев Дима из шестого «А». Слушай, тебе случайно не нужна новая французская «косуха». Стас, дружбан Юркин, сдает по дешевке.
Он ответил, что ему сейчас не до курток. Может, я слыхал: их обокрали. Я не слыхал. Сережка стал рассказывать.
Оказывается, их грабанули, когда они всей семьей были на даче. Взяли лишь самое ценное: деньги, пару икон и «ювелирку». Прикинувшись чайником, я небрежно спросил, какую именно «ювелирку». Кривулин замялся. Разную, ответил он. Милиция считает: была наводка. Они всегда ездят на дачу по понедельникам, когда у отца в театре выходной. И кто-то определенно знал это.
Под конец он все-таки поинтересовался, почем сдают «косуху». Я нарочно выдал крутую цену. Красавчик ужаснулся, и мы расстались.
Итак, была наводка.
Чувствуя себя ловким сыщиком, который раскрутил недалекого, но ценного свидетеля, я уселся за стол и достал чистый лист бумаги. Нужно было составить список подозреваемых.
Минут через пять я скис.
Перебирая в уме тех, кто мог знать, что в ночь с понедельника на вторник Кривулиных не будет дома, я понял: знать мог каждый. Отваливая на дачу, Сережкина семья обычно долго усаживалась в раздолбанный зеленый «жигуль» с погнутым багажником на крыше. Как правило, в последний момент оказывалось, что они что-то забыли: то плед, то журнал, то минералку. И вся банда подробно и громко выясняла, кто виноват и кому придется подниматься наверх за оставленной вещью.
В курсе был весь двор. Только идиот не сумел бы к двум прибавить два и получить четыре.
Я вздохнул и стал собираться в школу.
На полпути, у ворот стадиона «Факел», меня вдруг как молнией ударило. Я подумал: а не сам ли красавчик спер драгоценную звезду? Неспроста же во всех детективных романах преступления совершают те, на кого меньше всего думаешь!
А что? Ночь. В небе мерцают всякие-разные млечные пути. Родители, навкалывавшись в театре, крепко спят. Сережка вылезает из окна дачи, садится на последнюю электричку и чешет в город. Здесь он спокойно грабит собственную квартиру и как огурчик первой утренней электричкой возвращается назад. Не замеченный никем Кривулин ныряет в постель. А потом, когда его будит мать, говорит, сладко потягиваясь:
— Наконец-то я выспался. Воздух тут такой клевый!
Алиби обеспечено. Версия была замечательной. Чем больше я размышлял о ней, тем больше убеждался, что нашел разгадку.
Кривулин недаром мне не нравился. Еще до Светки. Чувствовалось, что этот артист способен на все. Главное, Сережка не умел играть в футбол. Ну абсолютно! Я не поставил бы его даже на ворота.
Но, когда я занес ногу на ступеньку школьного крыльца, моя шикарная версия вдруг скукожилась, как мяч, который с ходу напоролся на ржавый гвоздь. Я понял, что на самом деле никаких улик против Кривулина нет. Догадка моя рваного червонца не стоит! Допустим, и скажу: звезду взял ты. А он ответит: я не брал, ты что. И я умоюсь!
Вторым уроком была алгебра.
Светка в школу не пришла: переживала, наверное. Я сидел рядом с Федькой, смотрел в пространство и думал о маршальской звезде.
Алгебраичка Наина Ибрагимовна, по прозвищу Лошадь Пржевальского, как всегда некстати, вызвала меня к доске. Решая какой-то нескончаемый, длинный, как солитер, пример, я вдруг вспомнил о Симе.
В прошлом году я шел себе по Второй Парковой и ел мороженое. Кто-то тихо свистнул за моей спиной. Я обернулся.
В раскрытом окне первого этажа сидел парнишка с короткой белой челкой и, глядя на меня, улыбался во весь рот.
— Чего тебе? — спросил я довольно неприветливо.
Продолжая сиять, он поманил меня ладошкой. Я доел мороженое и подошел.
— Мальчик! — сказал парнишка тонким голосом. — У меня к тебе большая просьба.
На всякий случай я нахмурился:
— Какая еще просьба?
— Понимаешь, рисунок улетел! — Он показал подбородком на бумажный листок, повисший в кустах. — Ты не мог бы подать его мне?
От окна до кустов было метра три. Я фыркнул:
— А ты сам, пацан, что — безногий? Вылезай и подними!
Парнишка ответил, что, во-первых, он не мальчик, а девочка. А во-вторых, ног действительно как бы нету: они не ходят с детства.
Рисунок, надо сказать, был классный. На нем изображалась та самая Вторая Парковая улица. Правда, с первого взгляда ничего нельзя было понять: мазня — и только! Но если листок отнести на вытянутую руку и прищуриться, то все становилось ясным: вот дом, мот парк, вот церквушка.
Позже, когда мы подружились, Сима призналась: она бросила листок нарочно. Я спросил зачем.
— Просто настроение было хорошим! — засмеялась девочка. — Я увидела тебя и…
Я подумал тогда, что, наверное, ей очень одиноко и Сима искала предлог, чтобы пообщаться с первым попавшимся прохожим. Но я ошибался: друзей у нее было навалом. Во всяком случае, не меньше, чем у меня. Симу любили за характер.
Мне запомнился Симин рассказ про одного ее приятеля, который раскрыл отпадный случай пропажи золотого кольца.
Симина мать затеяла стирку и на глазах у всех положила обручальное кольцо в блюдце на журнальном столике. А потом по радио врубили Лучано Паваротти — и вся семья рванула на кухню слушать. Сима на своей инвалидной коляске — тоже. Когда минут через двадцать мать вернулась в комнату, кольца не было. Испарилось! Причем никто из посторонних в квартире не появлялся. Окно, правда, оставалось открытым. Но прямо под окном дремала на половике черная немецкая овчарка Ядвига, потрясный, обученный в собачьей спецшколе сторож.
Самый большой прикол был в том, что рядом с блюдцем лежало сто сорок долларов — и ни одной копейки не тронули! Семья терялась в догадках. Перелопатили сверху донизу всю квартиру, но кольца не нашли. Тогда Сима подключила своего приятеля, и уже через час он вручил ей пропажу.
— Ну и кто же в результате взял кольцо? — спросил я, заинтригованный.
Сима тонко улыбнулась:
— А у тебя есть какие-нибудь предположения?
Предположений у меня не было.
— Сорока! — рассмеялась она. — С дерева заметила блестящую цацку, схватила и унесла к себе в гнездо. Их много в нашем парке.
Я удивился:
— А что же овчарка лопухнулась?
Оказалось, птиц она всерьез не воспринимает. Ядвига натаскана на людей.
— Надо же! — сказал я. — И твой приятель обо всем догадался?
Сима как-то странно взглянула на меня.
