— А он очень умный, Степа. Мозги — как компьютер!
Лошадь Пржевальского с обычным садистским выражением лица влепила мне пару. Но, как говорится, я даже бровью не повел. Я понял, кто поможет мне найти Светкину звезду.
Не дожидаясь конца уроков, я бросился на Вторую Парковую.
Слушая меня, Сима на глазах скучнела. Когда я закончил, она спросила: эта девочка, у которой дедушка в госпитале, в самом деле красивая?
Я ответил, что Светка очень даже ничего, и вдруг почувствовал, как краснею.
Инвалидная коляска, в которой сидела Сима, жалобно скрипнула.
Я обозвал себя кретином: надо было сказать, что Алябьева — кикимора.
Словно прочитав мои мысли, Сима заметила:
— Дима, пожалуйста, всегда говори мне правду, ладно? Тем более что я все равно вижу, когда люди врут.
Я смущенно кивнул. Девочка вздохнула:
— Даже не знаю, как быть. Вряд ли Степа возьмется помочь тебе.
— А что я — рыжий? — пошутил я.
Она задумчиво посмотрела на меня.
— Во-первых, у него сложный характер: Степа много перенес в детстве. А во-вторых…
Сима запнулась.
— Что, во-вторых?
— Во-вторых, я, честно говоря, не очень уверена в тебе, Дима. Не обижайся, но ты бываешь иногда…
— Грубым? — подсказал я.
— Вроде того.
Я ухмыльнулся:
— Все будет тип-топ. За меня не беспокойся!
Но Симу что-то продолжало тревожить. Она тронула своей маленькой горячей ладошкой мою руку.
— Дима, я действительно могу на тебя положиться?
— Ну да! — Я пожал плечами. — Он что, хрустальный, этот Степа?
И тут до меня дошло: парень элементарно влюблен в Симу, и она боится, что Степа будет ревновать ее ко мне. Я уже открыл было рот, чтобы сказать об этом, но девочка меня опередила:
— Только не забивай себе голову ерундой! Это совсем не то, что ты подумал. Сделаем так: я поговорю со Степой и сразу же позвоню тебе, идет?
Через час Сима действительно позвонила. Кажется, все в порядке: он согласился. Она опять завела шарманку про своего Степу. Про то, какой он необычный и сложный. Но я не возникал. Я уже понял, в чем дело.
Парень был инвалидом. Причем по-крупному. Например, у него имелся какой-нибудь очень уж жуткий горб. Сима волновалась, что я травмирую Степину психику, когда при виде горба шары у меня полезут на лоб — и бедный парень это заметит.
Но я ошибался. Горба не было. Все оказалось гораздо чуднее!
Сима долго и подробно объясняла мне, где и когда мы встретимся со Степой, а в конце вдруг выдала такую фишку, что я чуть было не выронил чашку с чаем, которую держал в руке.
Место было глухое. Ржавый остов заброшенной карусели почти скрывался в зарослях высокой, по грудь, крапивы.
Оглядевшись, я присел на трухлявый пень и сделал вид, будто читаю «Спорт-экспресс». Прислушиваясь к малейшему шороху, я ждал Степу.
Появился он внезапно.
Неприятный скрипучий голос произнес откуда-то сверху:
— Ты опоздал на полторы минуты!
Я вздрогнул и поднял голову.
На голой, тронутой мхом ветке старого ясеня сидела большая ворона, голенастая, как бройлер, сутулая и носатая. Птица держалась строго в профиль, в упор глядя на меня немигающим глазом. И хоть Сима предупредила о том, кто такой Степа, в первый момент я подумал: розыгрыш! Посадили чучело из кабинета зоологии, а голос пустили из спрятанного где-то в листьях магнитофона.
Но ворона шевельнулась и, повернув голову, уставилась на меня другим глазом. Глаза были разные: один — синий, другой — зеленый.
Мне сделалось не по себе. Я сидел на пеньке, задрав голову, и молчал.
— Значит, так, парень! — проскрипел Степа. — Если хочешь, чтоб я впредь имел с тобою дело, изволь не опаздывать. Ни-ког-да! Ясно?
Я обалдело кивнул.
Кого-то он мне напоминал. Но я не мог сообразить кого.
С недовольным видом ворон прошелся по ветке. Из груди лихо торчало сломанное пуховое перышко, словно Степа недавно побывал в какой-то переделке.
— Встань! — приказал он вдруг.
Я невольно подчинился.
— Подними!
Пошарив вокруг глазами, я увидел в траве сплющенную в лепешку банку из-под «пепси».
— Когда будешь уходить из парка, опусти ее в урну для мусора.
Я возразил:
— Это не моя! Вся ржавая… Сто лет здесь валяется!
Его взгляд удовлетворенно блеснул.
— Чао! Как говорится, счастливо оставаться!
И Степа сгруппировался, собираясь взлететь.
Я поспешно нагнулся за банкой.
Он, казалось, был разочарован.
— Ладно, — ворон почистил о ветку свой огромный клюв. — Что там у тебя? Выкладывай!
Заворачивая банку в газету, я начал:
— Ну, в общем… один человек украл у другого человека… это… ну, одну вещь, которая…
— Стоп! — яростно заскрежетал Степа и с такой силой долбанул клювом по ветке, что с нее посыпалась труха.
Я замер.
— Парень! Ты что, недоразвитый?
Я молчал.
— Заруби себе на носу: говорить нужно кратко, ясно и по делу. Первое: что пропало?
— Маршальская звезда с бриллиантами.
— Так! У кого она пропала?
— У моей одноклассницы.
— Когда?
— Вечером в этот понедельник. Вернее, ночью.
— Где находилась звезда?
Я рассказал все, что знал.
Выслушав меня, Степа запустил свой грандиозный рубильник под крыло и с ожесточением выкусил оттуда какого-то паразита.
— Дело твое поганое! — заключил он. — Темное. Запутанное. Гнилое. Ни за что бы за него не взялся! Но Сима очень уж просила.
Я возразил, что, наоборот, дело предельно ясное: звезду похитил Сергей Кривулин. Осталось лишь узнать, где он ее прячет, забрать и вернуть Светлане Алябьевой.
Степа насмешливо посмотрел на меня левым, зеленым, глазом.
— Тебя Димой, кажется, зовут?
