тысяч злотых, за то, чтобы их освобождали от принудительного труда. Еврейский совет собрал огромное количество таких взяток и вместо богачей посылал в рабочие батальоны бедняков»12.

Отнюдь не все филиалы советов были продажными. Они энергично занимались вопросами образования и социального обеспечения, но лишь немногие советы делали хоть что-то для того, чтобы породить в массах дух сопротивления. Исайя

Транк, один из лучших знатоков деятельности еврейских советов, сжато подытожил ее следующим образам:

«Я со всей ясностью сказал, что большинство еврейских советов [юденратов — Прим. ред.] относилось к сопротивлению отрицательно… В восточных районах географическая близость к партизанским базам обеспечивала возможности для спасения, и это обстоятельство до известной степени влияло на позицию еврейских советов… Там, где не было никаких возможностей спастись с помощью партизан, позиция огромного большинства еврейских советов в отношении сопротивления была абсолютно отрицательной» 13.

В стране имелся ряд откровенных коллаборационистов вроде Авраама Ганцвайха в Варшаве. Будучи одно время лейбористским сионистом «правого» толка, он возглавлял «группу 13», названную так по местонахождению ее штабквартиры в доме № 13 по улице Лешно. Ее задачей было ловить контрабандистов, шпионить за Еврейским советом и вообще выслеживать представителей интеллигенции для передачи их в руки гестапо 54. В Вильно несомненным коллаборационистом являлся Яков Гене, ревизионист, начальник полиции гетто и фактический глава гетто. Когда нацисты услышали о существовании в гетто движения Сопротивления, Гене хитростью заманил руководителя гетто коммуниста Ицика Виттенберга в свой кабинет, и тот был арестован там литовскими полицейскими15. Представитель партии «Общих сионистов» Хаим Румковский из Лодзи управлял своим гетто в весьма своеобразном стиле: так, например, «король Хаим», как его называли его подопечные, распорядился выпустить марки со своим портретом и наклеивать их на почтовых отправлениях гетто. Не все были развращены в такой степени, — как эти люди. Черников сотрудничал с нацистами и был настроен против Сопротивления, однако во время крупномасштабной «акции» в июле 1942 г., когда немцы схватили 300 тыс. евреев, он покончил жизнь самоубийством, чтобы не продолжать сотрудничать с — ними. Даже Румковcкий настоял на том, чтобы пойти на смерть вместе со своим гетто, когда нацисты дали ему понять, что сотрудничество с ними не обеспечит «ядру» его подопечных возможность выжить. В душе эти коллаборационисты оправдывали себя за то, что делали, поскольку полагали, будто лишь малодушное сотрудничество с врагом могло помочь какой-то горстке евреев выжить. Но они заблуждались: судьбу отдельных гетто и даже отдельных советов почти в каждом случае решали либо прихоть нацистов, либо проводимая в данном регионе политика, а не проявленное узниками гетто послушание.

«Партии не имеют никакого права давать нам приказы»

Любое еврейское сопротивление должно рассматриваться в контексте нацистской политики в отношении поляков. Гитлер никогда не стремился заручиться услугами какого-нибудь польского квиелинговца: страна должна была управляться путем террора. С самого начала за любой акт сопротивления немцы казнили тысячи людей в порядке коллективного наказания. Члены ППС, бывшие офицеры, многие священнослужители и ученые, многие из людей, которых можно было заподозрить в чувстве солидарности с евреями, были убиты или отправлены в концлагеря. В то же время нацисты стремились втянуть польские массы в преследование евреев посредством материальных подачек, однако всегда существовали люди, которые были готовы помочь евреям. Самой крупной группировкой подобных людей являлась ППС, члены которой выкрали все без исключения образцы официальных штампов и печатей и изготовили поддельные арийские документы для некоторых своих товарищей из Бунда.

Ревизионисты поддерживали контакты с представителями польской армии. Тысячи поляков прятали евреев, рискуя наверняка расстаться с жизнью в случае их поимки.

Наиболее важным преимуществом, каким облагали немцы, было отсутствие у народа оружия, поскольку «полковники»

постоянно заботились о том, чтобы оно оставалось недосягаемым для гражданских лиц. ППС и Бунд никогда не занимались учебной подготовкой своих военизированных отрядов,

если не считать редких случаев организации стрельб, за что они сейчас и расплачивались. Фактически единственными винтовками были те, которые запрятали отступавшие войска, и сейчас они хранились у Армии Крайовой (ÀK), подчинявшейся эмигрантскому правительству, находившемуся в Лондоне.

Под давлением англичан эмигранты должны были включать в состав АК символических представителей как ППС, так и

Бунда, однако контроль над А К осуществлялся антисемит;;::i и их союзниками. Они не хотели вооружать народ из страха, что после выдворения из страны немцев рабочие и крестьяне повернут оружие против богачей; соответственно они разработали стратегическую доктрину, согласно которой время для удара по врагу должно было наступить в тот момент, когда немцы понесли бы поражение на поле боя. Они настойчиво твердили, что преждевременные действия не достигли бы цели и только заставили бы нацистов обрушить свой гнев народ. Это, естественно, означало, что помощь евреям всегда была несвоевременной. ППС, не имея собственного оружия, чувствовала себя обязанной присоединиться к АК, но ей так никогда и не удалось хорошо вооружиться, чтобы самой сколько-нибудь серьезно помочь евреям.

Те евреи, которые оказывали сопротивление польским антисемитам до войны, первыми поднялись на сопротивление нацистам. Те же, кто ничего не делал раньше, продолжал ничего не делать и теперь. Червяков настаивал на том, чтобы

Бунд выделил одного своего члена в Варшавский еврейсккл совет. Бундовцы с самого начала знали, что совет может быть только орудием в руках немцев, но сочли своим долгом согласиться на это требование, и выбор пал на Шмуля Цигельбойма. Цигельбойм был лидером партийной организации в Лодзи и бежал в Варшаву в надежде на то, что сможет продолжать там борьбу после того, как польская армия покинет город. Позднее он помог мобилизовать оставшихся в Варшаве бундовцев на борьбу бок о бок с ППС.

Цигельбойм с неохотой — согласился на составление описка людей для отправки на принудительные работы, считая, что это все же лучше, чем позволить отрядам вербовщиков произвольно хватать кого попало, но в октябре 1939 г., когда Еврейский совет получил приказ организовать гетто, он отказался продолжать подчиняться ему, заявив совету:

«Я чувствую, что не имел бы права жить, если бы… было создано гетто, а моя голова осталась бы в целости… Понимаю, что председатель обязан доложить об этом гестапо, и знаю, какие последствия это может повлечь за собой для меня лично» 16.

Члены совета опасались, что занятая Цигельбоймом позиция дискредитировала бы их в глазах евреев, если бы они послушно выполнили приказ нацистов, и поэтому отменили свое первоначальное решение подчиниться ему. Тысячи евреев пришли к зданию их штаб-квартиры, чтобы получить дополнительную информацию, и Цигельбойм воспользовался случаем, чтобы обратиться к ним с речью. Он велел им сидеть дома и вынудить немцев захватить их силой. Нацисты приказали ему явиться на следующий день в полицию. Бунд истолковал это как смертный приговор и тайно вывез его за пределы страны; однако его поступок имел тот благоприятный результат, что приказ о создании гетто был временно отменен.

Свой последний бой Бунд дал перед самой пасхой 1940 г.

Какой-то польский хулиган напал на одного старого еврея и начал таскать его за бороду.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату