— У вас есть столовая?
— Для тех, кто проходит курсовое лечение… — Врач вращал в пальцах карандашом. — Хотите записаться?
— Нет. А бойня?
— Какая еще бойня?
— Во вторник на дне бассейна, — Аякс не глядя кивнул на старух, — валялась говяжья кость. Медсестра сказала, что собаки затащили…
Врач сверил время на своих наручных часах с настенными, обратился взглядом к одной из старух и постучал карандашом по запястью. Старуха сразу принялась выбираться из бассейна.
— Вы видели в городе хоть одну собаку? — спросил врач у Аякса.
— Не помню, — нахмурился Аякс. — А что?
— У вас пятнадцать минут.
— Что, простите?
Направившись к дверям, врач на ходу снова постучал себя по запястью:
— Время процедуры — пятнадцать минут. Не бултыхаться.
Аякс поначалу тоже пошел к двери, но вспомнил фотографию агента Хассельблада в бассейне и, раздумав, повернул к мужской раздевалке.
Через несколько минут он стоял по грудь в горячей, пощипывавшей кожу воде и старался не двигаться — волна, вызванная его погружением, едва не накрыла с головой старуху, которой вода и без того достигала подбородка.
— Никакие это не собаки, — вдруг сказала старуха, сплюнула и задрала очки на лоб. — Нашли, у кого спрашивать.
Аякс вопросительно посмотрел на нее.
— Вы спрашивали про кость, — пояснила старуха, снизив голос. — Так вот никакие это не собаки, а это Аронка, черт.
— Кто?
— Арон, сын эскулапа нашего. — Старуха повертела у виска пальцем. — Наградил, как говорится, бог.
— А откуда он взял кость?
— Известно, откуда. С кухни. Забил теленка, разделал, а потом покуролесить моча ударила. Не впервой. Хорошо еще, в пустую ванну бросил. А когда на одну из наших череп рогатый из шкапа упал? Чуть не околела на месте. И разве это не бесовство? Вы знаете, как он телят этих бедных называет?
— Как?
— Золотыми тельцами.
— Почему — золотыми? — спросил Аякс.
— Потому что вообразил себя, черт, не иначе как Моисеем. Который этого самого золотого тельца, идола, в прах истолок. — Старуха водрузила очки обратно на глаза. — И разве не бесовство?
Войдя после процедуры в раздевалку, Аякс замер на месте: у его раскрытого настежь шкафчика с одеждой стоял дебелый детина в грязном кургузом комбинезоне на голое тело и в кедах на босу ногу. Из приоткрытого рта детины на подбородок пролегла дорожка слюны, из встрепанной шевелюры торчала солома, а в вытянутых руках подрагивал кольт Аякса. Пистолетом детина с восхищенным видом поводил из стороны в сторону и, потрясая им, будто при отдаче, что-то «расстреливал» на стенах. На вошедшего он не обратил внимания, попросту не увидел его. Аякс, заметив взведенный курок, как ни в чем не бывало снял со стены полотенце, сел на скамью и принялся промокать сухие волосы.
— Как ты сюда вошел, Арон? — спросил он беззаботным тоном.
Детина, не слыша его, продолжал с восхищенным видом «расстреливать» стены. Один из этих «выстрелов» пришелся Аяксу точно в лицо. Аякс расправил полотенце на коленях, решив ничего не предпринимать, попросту ждать.
Минуту спустя, наигравшись, Арон вложил пистолет в кобуру, подвесил кобуру за ремень на крючок, запер дверцу и спутал цифры в окошке кодового замка. Раздевалку он покинул через тайный ход, сдвинув прикрывающую его секцию шкафчиков в противоположной стене.
Аякс отпер свой шкаф, проверил количество патронов в заряженной обойме и в запасной. Одевшись, он попытался сдвинуть секцию, которую только что сдвигал Арон, но безуспешно — шкафчики словно приросли к стене.
Арона он нашел во внутреннем дворе санатория у прачечной. Бубня песенку, Арон перебрасывал тяжелые, напитанные водой полотенца из цинкового ящика на тележке куда-то внутрь прачечной через квадратный люк.
Аякс закурил в стороне. Арон, шумно потирая руки о комбинезон, тотчас подбежал к нему и попросил замысловатым жестом сигарету. Аякс сначала протянул сигарету, потом зажженную спичку. Арон закурил с выражением совершенного блаженства.
— Что сегодня на обед, Арон? — спросил Аякс.
Арон жадно затянулся и, выдохнув дым, только пожал плечом.
— …Это ты разделываешь золотого тельца?
Арон покивал со счастливой улыбкой.
— …А откуда ты знаешь, что он золотой?
Арон снова пожал плечом. Аякс хотел спросить еще о чем-то, но закашлялся, и ровно в ту секунду, когда он был готов заключить, что имеет дело не просто с сумасшедшим, а с немым сумасшедшим, Арон ответил басом:
— Он не золотой. Это ведьмы придумали, что он золотой.
— Кто придумал?
— Ну, эти… — Арон махнул сигаретой в сторону главного корпуса.
— Пациентки? — уточнил Аякс.
Арон засмеялся до слез.
— Думаете, от чего тут воняет?
— От сероводорода.
— От сероводорода… — продолжал смеяться Арон.
— А от чего?
— А от того, что они в воду пердят. Тем же самым тельцом.
— Чем?
— Чистой телятиной! — Арон склонил голову, вздрогнул всем телом и, поджав толстые губы, вдруг заплакал. — Думаете, мне не жалко его?
— Кого?
— Бычка! Я за ним хожу, как его привозят. Как за дитём. Сплю с ним в стойле. Я что, могу его зарезать?
— А кто его режет? — Аякс заметил у себя на руках беловатый налет — по-видимому, осадок после ванны, — попытался стереть его, но тщетно.
Арон утер слезы.
— Я режу.
Аякс бросил окурок на землю и наступил на него.
— Понятно.
— Но не я убиваю его, — сказал убежденно Арон, тряся головой. — Нет. Ни за что.
— А кто убивает? — спросил Аякс.
— Никто.
— Он что, умирает сам по себе?
— Нет.
— А от чего тогда?
Арон высосал сигарету до фильтра, закинул окурок в люк прачечной, почесал голову, достал из волос соломинку, сунул ее в зубы и принялся возить подошвой кеда по земле.
— А вы никому не скажете?
