Последний автобус на Вудсток [СИ]

привлекло к нему Морса в их первую встречу: честность и прямота.

— По-моему, вы ошибаетесь, сэр.

Трудно было выговорить эту фразу, но сержант справился.

— Думаешь, ошибаюсь? Скажу тебе кое-что, Льюис. Уж если кто и ошибается в этом деле, так это не я, а ты! Понятно? Ты, а не я. У тебя мозгов не хватает понять, что парочка этих жаб нагло врёт, чтобы спасти свои шеи от петли. Это дело не по тебе. Понял? Ясно я сказал? Это дело не по тебе.

Льюису стало больно, но не за себя.

— Может быть, вам в помощники нужен кто-то ещё. Я имею в виду, по этому делу.

— Может ты и прав, — Морс начал успокаиваться, и Льюис сразу это почувствовал.

— Там ещё этот… Ньюлав, сэр. Нам следует?..

— Ньюлав? А это что ещё за урод?

Льюис сказал что-то не то — и Морса опять прорвало.

— Ньюлав? Про этого урода ничего не знаем ни я, ни ты. Что у него? Печатная машинка? За такое не сажают. Не он сочинял то письмо, а КРОТЕР! А если тебе это не понятно, то у тебя мозги не в голове, а в заднице!

— А вам не кажется…

— Льюис, да пошёл ты…! Ты мне действуешь на нервы.

— Правильно ли я понял, что вы отстраняете меня от дела, сэр?

— Отвянь! Мне по барабану! Просто вали отсюда в заданном направлении и оставь меня в покое!

Льюис вышел.

Морс остался в кабинете один.

Очень скоро зазвонил телефон. Морс поднял трубку и отключился от реальности.

— Меня здесь нет, — рявкнул он. — Ушёл домой.

Бросил трубку на рычаг и углубился в размышления, блуждая в собственных извилинах. Даже Сью забыл. Разрушился последний замок: после прилива осталась бесформенная куча песка. Но даже в этот скорбный момент в мозгах Морса сверкнула ясная зарница. Он встал с кожаного кресла, открыл шкаф и достал папку с делом Сильвии Кей, просмотрел первую страницу и взялся читать с самого начала, читал и читал до обеда. Потом по комнате поползли тени, ему стало трудно различать буквы — тут новая жуткая идея зародилась в глубинах его измождённого сознания.

В четверть восьмого появилась роковая новость: Маргарет Кротер совершила самоубийство.

Глава 24

Бернард Кротер подбросил Дженнифер и удачно припарковался на Беар Лайн. Теперь даже донам не разрешалось парковаться около колледжа. Потом он пообедал в столовой универа и усердно работал до самого вечера.

Детей дома не было: уехали в турлагерь, проводили время на природе со сверстниками. Всем родителям полагалось навещать своих отпрысков раз в неделю, но младшие Кротеры предупредили своих, чтобы не вздумали заявиться. Вот и хорошо, можно воспользоваться моментом и вместе с Маргарет отправиться вечером поужинать в приличное заведение, покушать здоровую пищу, а то от вечных чипсов и бесконечного кетчупа уже живот сводило.

Бернард ушёл из колледжа примерно в двадцать минут седьмого. К тому времени на дорогах уже поредели машины, и ехать было одно удовольствие. Он открыл замок ключом и повесил в прихожей пальто. Чем-то воняло. Газом?

— Маргарет, ты где?

Бернард бросил портфель на пол.

— Маргарет!

Он пошёл на кухню — дверь закрыта.

— Маргарет!

Покрутил ручку двери на кухню, но дверь была заперта изнутри.

Бернард забарабанил в дверь.

— Маргарет, Маргарет! Ты там?

В нос бил запах газа. Во рту пересохло, голос задрожал, накатывала паника.

— МАРГАРЕТ!

Он побежал обратно к входной двери, выскочил на улицу через калитку и задергал дверь чёрного входа. Тоже на замке! Он захныкал, словно ребёнок. Заглянул на кухню через окно. Внутри горел свет, и у него мелькнула искорка надежды, но потом постепенно угасла. Сюрреалистическая картина, открывшаяся его взору, была так неправдоподобна, что он даже не придал ей вначале никакого значения — восковая фигура с яркими глазами, ярко покрашенная, с застывшей улыбкой звезды Голливуда. Чем это она занимается, сидя там на полу? Чистит плиту?

Он подобрал у стены кусок кирпича и разбил оконное стекло; сильно порезал пальцы, когда тянулся к шпингалету, но сумел открыть окно изнутри.

В нос ударил тошнотворный запах газа, он прижал к лицу носовой платок, пролез внутрь и выключил газ.

Голова Маргарет лежала на дверце духовки на мягкой красной подушечке. Он с раздражением подумал, что следует положить подушечку на место — на диван в гостиной. Остекленевшими как у зомби глазами он посмотрел на свои порезанные руки и автоматически вытер кровь носовым платком. Он увидел, что щель под дверью и щели на окнах заклеены скотчем: Маргарет отрезала полоски очень аккуратно, она всегда так делала, когда упаковывала детям подарки ко дню рождения. Дети! К счастью, их сейчас нет тут! Он увидел ножницы на стиральной машине, автоматически взял и положил их на место в ящик. Запах газа был всё ещё силён, и его затошнило. Постепенно весь ужас случившегося стал до него доходить, заполнять изнутри, словно ведро чернил. Он понял, что она умерла.

Он открыл замок двери на кухню, прошёл в прихожую, набрал номер телефона и как в тумане, не совсем соображая, попросил соединить его с полицией. Под телефонным справочником лежало какое-то письмо для него. Он взял письмо, положил в нагрудный карман и вернулся в кухню.

Когда через десять минут приехала полиция, он сидел на полу кухни, рядом с женой, смотрел на неё стеклянным унылым взглядом и гладил по волосам. Он словно оглох и не слышал резких и пронзительных звонков в дверь.

* * *

Морс приехал сразу после полиции и скорой помощи. Морсу позвонил инспектор Белл по просьбе самого Кротера. Оба инспектора уже неоднократно встречались до этого. Врач скорой увёл Бернарда из кухни в гостиную. Там он сидел, уткнувшись лицом в руки. Казалось, он не понимает, что происходит, но когда в комнату вошёл Морс, Бернард очнулся.

— Здравствуйте, инспектор.

Морс положил руку на плечо Кротера, но не смог найти утешительных слов. Чем тут утешишь?

— Она оставила — вот, инспектор, — Бернард полез в нагрудный карман и вынул заклеенный конверт.

— Это вам адресовано лично, а не мне, — тихо сказал Морс.

— Знаю, но хочу, чтобы вы прочли. Сам не могу, — он снова уткнул лицо в руки и тихо зарыдал.

Морс вопросительно взглянул на коллегу-инспектора. Белл утвердительно кивнул — и Морс аккуратно вскрыл конверт.

Дорогой Бернард,

Если ты читаешь это письмо, меня уже нет. Знаю, что тяжко для тебя и детей — одно это и