— Я, дядя Иван, могу ножом тебя пырнуть за эти слова! — выкрикнул Степка и попятился от Чугунного.
— Что-о, ну-ко повтори, ножом, говоришь, пырнуть? Да я тебя, змееныш, кулаком пришиблю, — вращая свирепо маленькими глазками, произнес угрожающе Чугунный.
— Да я, дядя Иван, это в шутку сказал, — продолжая пятиться, заискивающе заговорил Степка. — Ты не обижайся, сам знаю, что супротив тяти я, как заяц перед волком. Не устоять против него.
— То-то! — Чугунный разжал кулак. — Язык-то придержи, а то другой раз вырву. Не взял бы тебя в тайгу, да грамотный человек мне нужен. — Не оглядываясь больше на Степку, он зашагал по едва заметной тропе.
Молодой Зотников последовал за ним. Вечерние тени сгущались. На тайгу спускалась ночь. Нагретый за день воздух стал свежее, потянуло сыростью согры[32] .
…Темир и ребята выбрали место для ночлега на пологом склоне одной из возвышенностей. Слезая с коня, охотник спросил:
— Не устали?
— Маленько, да и комарье донимает, — ответил Янька и соскочил с седла.
— Еще один переход — и завтра будем на Чуйке!
Вскоре на косогоре запылал костер, освещая небольшую, окруженную со всех сторон лесом поляну. Недалеко от костра, положив голову на передние лапы, лежал Токшун, не спуская умных глаз с огня. Рядом с Темиром сидел Мойнок и умильно смотрел на кусок холодной баранины, которую охотник держал в руках.
— У нас комарья нет, а здесь их целые тучи, — с аппетитом жуя мясо, заметил Кирик.
— Здесь низина, хлябь да болота, а у нас сухо и высоко, поэтому и комаров мало, — ответил Темир и, допив чай, повесил котелок на сучок.
— Ну как, на отдых? — спросил он ребят. — Пора, пора, поездка нелегкая, — и, усевшись поближе к огню, закурил. Ребята разговаривали вполголоса, делясь впечатлениями дня. Собрать гербарий им не удалось: не было времени для просушки растений и негде их было хранить. Зато, переезжая безымянную речушку, они увидели на берегу какую-то странную змею. Мойнок было кинулся на нее, но та, поднявшись, так угрожающе зашипела, что Мойнок, поджав хвост, кинулся в кусты. Рассмотреть змею как следует не удалось: она быстро скрылась в зарослях, но то, что увидели ребята, было для них странным. Змея имела на голове щитообразный нарост.
— Это щитомордник — редкая змея у нас на Алтае, — объяснил Темир. — Слышал я, что укус ее опасен.
Ночь. Спят усталые люди, чутко дремлют собаки, тихо гаснет костер. Ночное безмолвие тайги нарушает лишь легкий хруст валежника, по которому осторожно ступает лесной красавец лось. Неслышно кружатся летучие мыши, крадется в высокой траве злобная росомаха, втягивая свежий, ночной воздух, пробирается среди зарослей дудника хозяин тайги — медведь. Токшун поднимается на ноги и тревожно поводит носом, чутко слушая ночные шорохи Ал-тайги.
Легкое рычание овчарки, повизгивание Мойнока заставляют людей проснуться.
— Где-то бродит медведь. Пойду, подгоню лошадей ближе к огню. А вы, ребята, подбросьте в костер хвороста. — Темир, взяв ружье, исчезает в темноте.
…Отблески костра падают на сумрачные деревья, с ветвей которых свисают длинные бороды древних, как сама земля, седых лишайников. Но вот тишину ночи нарушил яростный рев медведя. Недалеко от костра, закинув рога на спину, промчался стремительно лось. На поляну выбежала косуля. Оказавшись в полосе света, потопталась на месте и, сделав огромный прыжок, исчезла среди деревьев. Темир вскочил на ноги, щелкнул затвором винтовки, пристально вглядываясь в темноту. Кирик и Янька сидят, прижавшись друг к другу. Лошади сбились у костра и тревожно поводят ушами.
Токшун, вздыбив шерсть, продолжает рычать. Мойнок раза два тявкнул и, виляя хвостом, побежал к хозяину. Прошло несколько томительных минут, и снова тихо в тайге. Люди спят. Дремлют Токшун с Мойноком, прислушиваясь к обманчивой тишине Ал-тайги. Только белка-летяга, бесшумно прыгая с ветки на ветку, возвращается к своему дуплу. Светает. От сырых ложбин и междугорий поднимаются влажные тяжелые испарения. Над потухшим костром пролетела стая кедровок. На пенек взобрался полосатый бурундук и деловито умыл мордочку лапками. С пышной вершины ели сорвалась небольшая стайка клестов и наполнила шумом молодой сосняк. Темир сходил к лошадям, поправил веревочные путы на их ногах и начал разжигать костер. Свернувшись калачиком, спали крепким сном Кирик и Янька. Охотник не стал их будить. Спустившись к ручью, зачерпнул воды в котелок. Когда чай был готов, разбудил ребят.
Солнце, выглянув из-за горы, залило поляну ярким светом и теплом. Отдохнув после тревожной ночи, хорошо попить чайку среди пышных цветов. Кони оседланы, вещевые мешки приторочены крепко — пора в путь. Оглянувшись еще раз на поляну, как бы прощаясь с ней, всадники стали удаляться на северо- восток. В полдень достигли старого русла реки и, спешившись, оглядели местность. Кругом стояли заросли пихтача, ели, крупного осинника и березы. Среди высокой травы старое русло реки, покрытое галькой, казалось серым поясом, забытым на зеленой скатерти разнотравья. Оглядев еще раз лес и береговые кустарники, Темир вынул из кармана аккуратно сложенную записку умершего геолога и передал ее Яньке.
— Читай.
— …Третий день питаюсь ягодами. Сил нет. Впереди болото пров… Кар… оказался нег…
— Это понятно. Читай, Яша, дальше.
— …Украл план зол… уч…
— Украл план золотоносного участка, — повторил Темир. — Дальше.
— …От Чуйки идти на полдень.
— Компас что показывает?
— Направление взято правильное, — ответил Янька.
— Так, хорошо. — Довольный Темир еще раз оглядел местность. — Дальше, Яша, что?
— …Старое русло… шагов белого бома… шурф… головешки… остался один… Кар… ушел…
Янька передал записку охотнику.
— С дороги мы не сбилась, смотрите, вот старое русло, — показал он ребятам. — Как понять «… шагов белого бома…», не знаю. Надо подумать. Мне кажется, нам нужно сначала разыскать белый бом. Скалу. Недалеко от нее должен находиться старый шурф, найти его можно по остаткам старого костра. Но где белая скала? Вниз или верх но руслу? Непонятно. Придется вам, ребята, подождать меня здесь. Я пойду сейчас вверх по старому руслу, потом вернусь и обследую нижний район. К вечеру все закончу. На всякий случай оставлю вам Токшуна. Мойнока я возьму с собой.
Спрятав лошадей недалеко от берега в густых зарослях черемух, Темир ушел.
Был полдень. Яркое июльское солнце, казалось, неподвижно висело над тайгой, освещая елани[33], покрытые бледно-синими колокольчиками, фиалками разных оттенков, голубыми змееголовниками и бокалообразными горечавками. Воздух был насыщен тем особенным запахом, который можно слышать лишь в богатой цветами Черневой тайге.
Кирик с Янькой лежали на опушке береговых зарослей. Перед ними широко открывалось старое русло, уходившее кривой линией в глубь Ал-тайги. Прошло часа два, как ушел Темир. Мысли ребят улетали к школе и своим друзьям.
— Борис, наверное, дома помогает матери по хозяйству, — вспомнив школьного друга, сказал Янька.
— Знаешь что, давай попросим Темира, чтобы он съездил с нами на Пыжу к Фросе. Она ведь звала нас к себе, — отозвался Кирик. — Это ведь не так далеко отсюда. Сначала мы поедем на Кебезень, потом спустимся к Ынырге, а там Пыжа рядом. Нагрянем врасплох! Согласен?
— Можно ехать и не ехать, — ответил Янька и, поймав овода, поднес его к уху Кирика, — слышишь, как жужжит?
— Стой! — Кирик торопливо отвел руку Яньки. — Слышишь?
Со стороны старого русла раздался выстрел, за ним — второй, третий.
— Темир стреляет! — ребята поспешно заползли в кусты и стали оттуда наблюдать.
