— Давай сюда, — оборвыш заложил серебряную монету за щеку и начал отсчитывать бабки.
За игрой время пролетело незаметно, и когда с крыльца управы раздался голос деда:
— Едем! — Викеша неохотно простился с ребятами.
Дорогой он спросил:
— Дедушка, а почему тебя называют Пчелиным Волком?
Старик круто повернулся на сиденье.
— Кто называл?
— Семка, один мальчик, с которым я играл в бабки…
— Твой Семка — дурак, — дед нервно потеребил свою бороденку. — Не надо было тебе с шельмецами связываться. А об этом Семке я разузнаю, кто его родители.
Викеша жалел, что нечаянно подвел Сему, и чтобы исправить положение, сказал уверенно:
— В Долгой все так думают.
— А ты откуда знаешь?
— Ребята сказывали.
— Твоих ребят выпороть надо, и тебя заодно, чтоб не слушал разную брехню. — Дед сердито задергал вожжами. Всю дорогу он сидел нахохлившись, как старая птица.
Дня через два после поездки в Долгое старик явился откуда-то пьяным. В большом булыгинском доме все притихли. В хмелю дед часто буянил. Больше всего доставалось младшему сыну Спиридону, тихому неловкому парню, который боялся отца, как огня. Так было и на этот раз.
— Эй, Спирька! — крикнул пьяный дед. — Студень ты трясучий. И в кого ты уродился такой — ни сено, ни солома! Ты возьми Степку, — говорил он про отца Викеши, — на дело мастак, умом не обижен, голыми руками его не возьмешь, в люди выйдет. А от тебя, дохлятина девки и те бегают. Женить олуха надо. Может, поумнеешь.
— Ваша воля, тятенька, — тихо ответил Спиридон, переминаясь с ноги на ногу.
— В Обаниной у кожевника дочь тебе выглядел, хотя и кособока, зато единственная наследница всему богатству.
— Воля ваша. — Спиридон еще ниже опустил голову.
— Воля ваша, воля ваша, — передразнил дед, — женю, и весь разговор.
Все в доме, кроме старика, знали, что Спиридон любил девушку из бедной семьи, знали, жалели его.
— Дарья! — крикнул старик снохе. — Где Викешка?
— На улице играет. — Мать Викеши спокойно вскинула серые, умные глаза на расходившегося старика.
— Позови.
Дарья вышла и через несколько минут явилась с сыном.
— Уходи! — махнул дед рукой на Спиридона и зло посмотрел ему в спину. Пошарив нетвердой рукой но карманам своего частобора, он вынул пряник и подал его внуку.
— Ты меня любишь? — дыша винным перегаром в лицо мальчика, спросил он.
— Пьяного не люблю, — жуя пряник, ответил Викеша.
— Ах ты, пострел, — мышиные глазки деда посветлели, и, обнимая внука, он продолжал ласково:
— Викешка, Викешка, попом ты у меня будешь, попы живут хорошо, выучим — и станешь ты поп Викентий Булыгин.
— Я не хочу попом. — Викеша недовольно надул губы.
— Почему?
— А они толстые больно…
— Дурак ты, Викешка. Так, стало быть, не хочешь попом? — Дед вдруг сердито махнул рукой. — Дарья! Сними сапоги. — Он выставил ногу, и сноха стянула с него сапоги. Опираясь одной рукой о стену, второй о Дарью, старик, что-то бормоча под нос, ушел спать.
В булыгинском доме тихо. Слабо мерцает огонек лампады. В маленькой горенке хранит дед. Безмятежно спит на полатях Спиридон, только что вернувшийся с вечерки. Уснули отец и мать Викеши. Только в углу, недалеко от печи, сидит за прялкой бабушка Авдотья Максимовна и под мерное жужжанье веретена рассказывает внуку сказку про Бову Королевича. В голове восьмилетнего Викеши роем кружатся воздушные замки, серебряные пруды, дремучие леса.
Глубокая полночь. Пропели первые петухи, а золотая нить сказки тянется еще долго-долго.
Утро выдалось ясное. Под лучами солнца снег вспыхнул ослепительными искрами. Хорошо покататься в такую погоду с горки! Ребятишки гурьбой высыпали на улицу. Смех, крики и стук опрокинутых деревянных салазок. Остроухий Шарик хватается зубами за полы ребячьей одежды и скатывается на лапах с высокой горки. Мороз больно щиплет нос и обжигает щеки. Весь в снегу, румяный, Викеша вбежал в избу. Быстро сбросил шубейку и, садясь за стол, заявил отцу:
— После обеда пойду с ребятами на Васькино.
— Зачем?
— А так, — беспечно ответил Викеша.
Когда он опять выбежал на улицу, мальчишки уже прорыли метра на два проход в снежной горе, которая, закрыв высокий заплот булыгинского дома, тянулась до крыши соседнего амбара.
Из дыры торчали подшитые пимы Назарки Сорокина, первого коновода и большого забияки. Вскоре послышался его голос:
— Ребята, Викеша пришел?
— Здесь, — отозвался тот.
— Бери лопату, начинай копать с другой стороны, возле забора, — приказал ему Назарка и, подтянув под себя ноги, начал выбрасывать снег.
— А на Васькино когда пойдем? — наклоняясь к большой снежной дыре, спросил Викеша.
— Пророем сугроб, тогда и пойдем. Давай копай.
Через час проход был готов. Энергично работая локтями, ребятишки стали переползать глубь снежной горы. Было интересно и таинственно. Яркий свет у входа постепенно переходил в голубой полумрак. Вылезая из «туннеля», «строители» радовались блеску зимнего дня, и он казался им еще ярче и краше.
— Теперь на Васькино! — скомандовал Назарка своей ватаге.
Озеро Васькино примыкало одним концом к деревенским огородам. Противоположный берег вплотную подходил к большому сосновому лесу, который охватывал озеро в форме подковы. Летом на Васькино водилось много уток, зимой в камышах петляли зайцы, и охотники не раз замечали свежий волчий след.
Утопая в глубоком снегу, мальчики прошли камыши, пересекли затянутое льдом большое плесо. Вот и лес. Сколько здесь звериных следов! Тонкой строчкой рисуя затейливые узоры, бегал какой-то небольшой зверек. А вон там, возле старого пня, из леса в озерные камыши протоптали дорожку зайцы. Возле небольшой сосенки, ветки которой под тяжестью снега повисли до самой земли, пробежала белая гибкая ласка.
Викеша раздвинул густые ветви сосенки и заглянул в пустоту. Там было сухо, уютно, тепло. Вот бы полежать сейчас на желтой прошлогодней хвое, вдохнуть запахи осени… И пусть сердитый ветер шумит в камыше, наметает сугробы: здесь так хорошо и тихо. Викеша опустился на колени и стал разгребать снег. Но нижние ветви крепко примерзли к земле, и, вздохнув, он пошел на голоса друзей.
Ребята не заметили, как наступил вечер и поднялся сильный ветер. Выйдя на опушку леса, они остановились. Озеро, камыши — все было затянуто белесой мглой. Не видно и деревни. Резкий порыв ветра повернул ребят лицом к лесу, и Викеша, вспомнив про уютную сосенку, предложил укрыться в бор — там
