– Господа славяне! – начал Егор внеочередное собрание. – Надвигается очень сильный снегопад. Поэтому надо быть готовым – достойно встретить это неприятное природное явление. Что я имею в виду? Во-первых, мужчины срочно занимаются изготовлением серьёзных лопат для уборки выпавшего снега, почему-то этот вопрос полностью выпал из нашего поля зрения…. Кроме того, заносят из-под навеса в дальнюю пещеру дополнительный, очень серьёзный запас дров. Далее. Женщины старательно прибираются в пещерных помещениях, пекут недельный запас лепёшек, очень дотошно чистят печь от золы. Ну, и ещё что-нибудь придумайте, дорогие мои, чтобы не сидеть совсем без дела…. Приступаем, славяне, ночь уже на дворе. Да и ночью сегодня будем дежурить парами, можно и супружескими, Бог с вами, по три с половиной часа…. Задача – без устали и отдыха огребать от входной двери снег, старательно поддерживать огонь в печи. На улице тоже необходимо развести большой и жаркий костёр…
Надёжно прикрепив к короткому берёзовому дрыну широкий кусок доски, один торец которой был старательно заострён, Егор выбрался из пещеры. Шёл снег…. Нет, так говорить было нельзя – язык не поворачивался…
С неба, в неверных и тусклых отблесках костра, падал Снег. Неправдоподобно крупные и мохнатые снежинки не опускались, а, именно, падали на землю – одна за другой – словно бы были достаточно тяжёлыми….
Прошло всего полминуты, а плечи, голова и грудь Егора были плотно облеплены толстым белым ковром: падающий снег был сухим, но, одновременно, и каким-то очень уж липким. Костёр, отчаянно дымя, оглушительно шипел, грозя потухнуть в любой момент…
– Егора, помоги! – отчаянно и жалобно позвала Санька, еле видимая сквозь сплошную пелену снегопада. – Ничего не получается у меня…. Костёр никак не хочет разгораться!
– Я сейчас! – Егор заскочил в пещеру, быстро, подсвечивая себе карманным фонариком, добежал до мужской спальни, в торце которой был сложен большой запас бересты. Он схватил в охапку – сколько получилось, зашагал обратно, нетерпеливо распахнул дверь ногой, подошёл к гаснущему костру, вывалил бересту на тоненькие языки огня.
Береста вспыхнула мгновенно, мрак тут же рассеялся. Стало видно, как в отдалении Генка и Сеня усердно работают своими самодельными лопатами, выбрасывая на метровые стенки «коридора» (в высоту – уже метровые!) новые снежные порции…
«И это нападало за какой-то час!», – с тоской подумал Егор, обреченно берясь за древко лопаты. – «Что же будет дальше?».
Неожиданно ударил могучий, неправдоподобно сильный порыв ветра, вокруг закружилась неистовая снежная круговерть, полностью забивая уши, нос, глаза, окончательно сбивая дыхание…. Костёр снова громко зашипел и через короткое время окончательное потух…
– Уходим! Всем немедленно вернуться в пещеру! – отчаянно закричал Егор в темноту, открывая дверь в пещеру. – Все уходим, все!
Несколько человек, абсолютно невидимых в этой снежной вакханалии, проскользнули мимо него, и бесследно исчезли – где-то в тёплом, на удивление домашнем сумраке пещеры…
– Есть ещё кто на улице? Сюда, сюда!
Только порывистый ветер проорал в ответ что-то бесконечно визгливое и неразборчивое. Егор плотно прикрыл за собой дверь, опустил толстый брус в бронзовые боковые скобы, на ощупь побрёл по подземному коридору.
Вокруг горячей печи сидели заснеженные люди, с их одежды, обуви, волос, лиц стекали шустрые серые струйки воды…
– Санька! Ты где? – негромко позвал Егор и, не дождавшись ответа, заорал уже во всю мощь лёгких: – Санька! Санька! Санька! Сашенька!
Лишь глухое пещерное эхо сподобилось на ответ, да ещё было слышно взволнованное и чуть испуганное сопение других соплеменников. Чёрная жуть уверенно и непреклонно заключила его сердце в свои ледяные объятия…
Егор сразу бросился обратно к входной двери, за ним затопали ещё чьи-то торопливые шаги. Он вытащил запорный брус из скоб, бросил его на пол, толкнул – что было сил – дверь, та даже не шелохнулась. Разбежался, ударил плечом, тот же результат…
– Подожди, командир! – попросил Петька Нестеренко. – Так не получится, ветер-то дует прямо в дверь. Даже и не ветер – ураган! Давайте сделаем так: я топором попытаюсь вклиниться и отжать дверь, а уже потом вы с Генкой будете её синхронно толкать…
Через семь-восемь минут дверь, наконец, распахнулась, в пещеру ворвался снежный вихрь, жаля руки и лица холодными и болезненными уколами. Егор неудержимо рванулся вперёд, встал на колени перед ближайшим сугробом, принялся разгребать снег руками. Звать и кричать было бесполезно: северный ветер тут же затыкал рот, закупоривая его влажным и властным снежным кляпом…
Он – с крепко зажмуренными глазами – отчаянно копал, разгребал, откидывал снег в разные стороны, понимая – в самой глубине души – что все его усилия тщетны, и ничего уже не исправить: всё окончательно пропало, безвозвратно и навсегда.… Рядом, тяжело сопя и отплёвывая снег, бок о бок с ним копали верные товарищи, также, очевидно, понимавшие всю бесполезность своих отчаянных усилий: ветер неуклонно усиливался, снег продолжал падать с неба, вьюга заметала – всех и вся – навечно, без права на надежду…
Сколько всё это длилось? Трудно сказать. Время – очень странная, так никем и неразгаданная штука: порой его ход становится абсолютно неощутимым для восприятия обычного человека, часы кажутся веками и, наоборот, года воспринимаются ничтожными минутами…
Егор почувствовал, что сзади его сильно тянут за ноги. Он, матерно ругнувшись про себя, вырвался и с удвоенной энергией нырнул с головой в очередной глубокий сугроб. Кто-то прыгнул ему на спину, два тяжёлых тела навалились на ноги. Егор отбивался изо всех сил: кусался, посылал направо и налево удары и оплеухи, выкручивал невидимым противникам руки и ноги, изворачивался….
Удар по голове чем-то тяжёлым, фиолетовые круги перед глазами, чёрная бездонная пропасть, покой…
Сперва вернулось обоняние: привычно и приятно пахло позавчерашней баней, сохнущими мокрыми тряпками и портянками, свежевыпеченным хлебом, кислыми щами…
«Следовательно, я нахожусь в родимой пещере», – с облегчением подумал Егор. – «Пещера в Чёрной горе – теперь – практически Родина!».
Потом восстановилось зрение: тусклый свет соснового факела, Генка Федонин, напряжённо сидящий на войлочной кошме. Под глазом у Федонина красовался нехилый фиолетовый синяк, левая рука была помещена в холщовую перевязь, переброшенную через шею. Генка что-то активно и возбуждённо говорил. Вернее, его рот безостановочно открывался и закрывался, но Егор абсолютно ничего не слышал: будто в его уши плотно натолкали аптечной ваты, или даже – хвойной северной целлюлозы…
Он решил, что надо срочно помассировать уши. Учили когда-то в профильной школе, как надо правильно восстанавливать слух после неожиданного артиллерийского обстрела – снарядами самого крупного калибра…. Потянулся к ушам, но ничего не получилось: руки, как выяснилось, были заведены за спину и крепко связанны, более того, и ноги кто-то – однозначно умелый – надёжно и старательно спутал-спеленал.
– Что это ещё за дурацкая хрень? – изумился Егор. – Почему меня связали? А? Отвечай, Генка, собака бешенная! Мать твою, неудачницу…
Федонин и отвечал, старательно и медленно шевеля толстыми мордовскими губами.
– Ничего не слышу! – честно сообщил Егор. – Абсолютно ничего…. Эй, братишка, развяжи мне руки! Ну, пожалуйста! Честное слово, я не буду хулиганить! Развяжи! А?
Только минут через восемь-десять, видимо поверив в искренность слов своего командира, Генка подошёл к Егору вплотную и острым ножом перерезал верёвки на его руках. Тут же резко шарахнулся в сторону – чисто на всякий случай, типа – учёный…
Егор слегка потёр уши, указательными пальцами сильно надавил на нужные точки, снова потёр, вновь – надавил…
– Ну-ка, теперь скажи что-нибудь! – попросил он Федонина. – Стихотворение прочитай какое-нибудь, желательно на зимнюю тему.
Генка откашлялся и выдал:
Новогодние снежинки, Смелые глаза. Как давно всё это было, Много лет назад. Много лет назад – всё было? Не смешите – зря. Это всё со мной осталось Раз – и навсегда. Дома ждут меня, я знаю, Смелые глаза. Новогодние снежинки – Над Невой кружат. С рифмой – снова неполадки. Впрочем, наплевать… Новый Год к нам снова мчится, В сотый раз – опять. Ну, не в сотый, чуть привралось, Выпил, всё же, я…
Новогодние снежинки – Над Невой кружат…
– Хорошее стихотворение, душевное! Не, действительно, без всякой балды, очень хорошее, – похвалил Егор. – Сам сочинил? Вдвойне – молодец! Кстати, что у тебя с рукой? И кто тебе подбил глаз? С Сенькой Брауном опять подрался?
Генка смешно округлил глаза:
– Ты что, командир, ничего не помнишь?
– Да, как-то не очень, – неуверенно ответил Егор, осторожно трогая большую круглую шишку на затылке.
– Ты и подбил, и руку мне вывихнул, – неохотно сообщил Федонин. – А ещё ты Сене Брауну выбил два передних нижних зуба, а Петру ляжку прокусил…. Это когда мы тебя вытаскивали из сугроба…
– Стоп! – Егор заскрипел зубами.
Он всё вспомнил: «Санька пропала! Её снегом занесло в метель. Санька, Саша, Шура, Сашенция, Сашенька, Сашенька, Сашенька…».
– Дай мне нож! – ледяным голосом велел Егор. – Да ты не бойся, дурачок, я просто ноги освобожу от ваших хитрых пут. Кстати, кто это у нас умеет так грамотно связывать руки-ноги? Вера Попова? Не врёшь? Никогда бы не подумал на неё…
Ловко разрезав толстые верёвки, он отбросил нож в сторону, твёрдо встал на ноги, размял и помассировал затёкшие конечности и поясницу, огляделся по сторонам:
– А где мой кожух, шапка, рукавицы?
– Висят на печи, сушатся, – робко ответил Генка. – А зачем они тебе, Егор Петрович?
– Пойду дальше искать Александру. И лучше мне не мешайте, если, конечно, жить хотите…
Федонин тяжело вздохнул:
– Нереально это. Совсем, даже, невозможно…
– Почему это? На этом свете – всё возможно! Было бы желание и упрямство. А у меня с этими факторами никаких проблем нет. Да и не было никогда.
– Завалило нас, командир, снегом. Полностью завалило, дверь не открывается. Печка, того и гляди, совсем потухнет. Похоже, труба уже полностью занесена, только печной жар пока ещё пробивает коридор в глубоком снегу. Ребята там топят по полной программе…. Да только тяга слабеет – прямо на глазах.…Чувствуешь, как дымом пахнет?
Егор принюхался: дым ощущался очень даже явственно, да и глаза пощипывало крайне неприятно.
Около тёплой печи собрались-сгрудились остальные участники этого беспримерного реалити-шоу. Вернее, все они беспомощно лежали на полу, спасаясь от едкого желтоватого дыма, который беспрерывно поступал внутрь пещеры из жерла печи.
«Совсем плохи наши дела, командир!», – обеспокоено доложил внутренний голос. – «Сейчас вентиляция в пещере полностью отсутствует, ещё немного, и печную трубу полностью завалит свежим снегом. Здесь начнёт скапливаться угарный газ, час-другой, и полные кранты наступят – нашей славянской деревушке…».
– Немедленно отставить – подбрасывать дрова! – приказал Егор. – Дружно занимаемся полным тушением огня и ликвидацией углей! Наполнить на одну треть водой всю плоскую посуду! Горящие дрова и тлеющие угли тщательно тушить! Морды и лица тщательно обмотать мокрыми тряпками! Федонин, за мной! Прихвати два топора! Только самых тяжёлых…, – зажег новый факел, изготовленный из смолистых сосновых корневищ, и уверенно зашагал вглубь пещеры…
Отсутствие полноценной вентиляции – верная и безысходная смерть. Егор помнил, как они первый раз осматривали пещеру, как нашли солончак, прошли до самого конца и упёрлись в тупик. Сеня Браун тогда – просто так, по собственной инициативе – обстучал стенки тупика, и одна из них (Егор это чётко запомнил), отзывалась на удары обухом тяжёлого бронзового топора как-то по-другому: немного звонче остальных, что ли.… На тот момент данное обстоятельство было совершенно ни к чему: какая разница, что находится за этой дурацкой стеной? Главное, что нашли соль…. Теперь же всё кардинально изменилось, речь шла о жизни и смерти.… Ещё можно было, конечно, разнести в щепки входную дверь и устроить масштабное откапывание, прорываясь к свежему воздуху. Но это был уже совсем неприятный вариант: остаться со снежной и лютой зимой один на один, без надёжной двери, дело неверное…. О пропавшей Саньке он старался совсем не думать, надо было спасать всех остальных. Егор точно знал, что потом придёт боль: злая, тупая, беспощадная.… Но пусть это будет потом, не
