Помолчали, наконец, старый цыган решился продолжить:
– Только вот, очень уж сосредоточенная, будто знает чрезмерно много…. И очень беспокоится из-за этого…
– Можно поподробней?
– Поподробней? – грустно усмехнулся Платон. – Если бы я знал…. Только ощущаю всякие флюиды, так сказать, не более того…. Твоя Александра – женщина очень решительная и удивительно цельная, всегда и во всём идёт до самого конца. А сейчас она сомневается…. Вернее, не сомневается, а очень сильно опасается. За судьбу будущего ребёнка, за тебя, командир, за вашу любовь…. Понимаешь?
Егор ловко вытащил «из-подо мха» ещё одного карасика, ловко снял его с крючка и внимательно посмотрел на старого цыгана:
– Не ты первый, шеро-бароно, заводишь со мной этот странный разговор. Да я и сам чувствую – нечто…. Может, мне стоит попробовать – поговорить с Санькой по душам? Вопросы ей позадовать лобовые?
– Не стоит, пожалуй, – отрицательно помотал головой Платон. – Я же сказал: твоя жена – очень цельная натура. Навязчивые вопросы не приведут ни к чему хорошему: Александра тут же, как виноградная улитка, спрячется в свою раковину, замкнётся…. Не её эта тайна. Она Слово давала – молчать как речная рыба…. Но намерения у твоей жены – благие и благородные. Это совершенно точно! В нужный, урочный час Александра сама тебе расскажет обо всём. Когда молчать уже будет нельзя…. Да и беременная она, опять же. Не стоит беременную женщину беспокоить и нервировать неясными и призрачными подозрениями…
Карасик, седьмой, восьмой, девятый…. Неожиданно Платон стал собираться к дому.
– Что с тобой шеро-бароно? – забеспокоился Егор. – Ещё же целый час можно спокойно рыбачить. Да и клевать стало по-человечески, рыба крупная подошла. Посмотри, последний карась уже потянет грамм на восемьсот-девятьсот! Или плохо чувствуешь себя?
Цыган успокаивающе улыбнулся:
– Да нормально всё, Егор Петрович! Просто не хочу висеть у тебя гирями на ногах: ходок-то из меня – аховый…. Пойду потихоньку, прихвачу с собой пойманную рыбу, наберу по дороге немного рябины, если жадные снегири ещё не всю склевали. Мороженая рябина, она в компоте очень хороша. Если, конечно же, её добавлять в меру…
Заскрипели о подтаявший снег снегоступы, Платон медленно и устало побрёл по направлению к пещере. Егор вяло тряс удочкой, поигрывая мормышкой у самого дна, но рыболовный азарт уже окончательно прошёл: он размышлял о словах старого цыгана, пытаясь найти в них какой-то скрытый смысл, спрятанный, такое впечатление, где-то под самым носом…
Последовала очередная поклёвка, Егор машинально подсёк, с радостью почувствовав, как в глубине, на том конце лески, ходит кругами очень крупная рыба…
Неожиданно уши заложило от какого-то странного звука: то ли от громкого разбойничьего посвиста, то ли – от визгливого волчьего воя…. Он обернулся: тёмная фигурка в ста пятидесяти метрах – это Платон, над его головой висел яркий «солнечный зайчик» – это беспилотник, от которого вниз быстро двигалась, визуально ускоряясь, белая полоса, это…
Мгновенно отбросив удочку в сторону, Егор бросился на снег, обхватив голову руками. Раздался сильнейший взрыв….
Выждав шесть-семь секунды, он вскочил на ноги и побежал – что было сил – в сторону, где ещё совсем недавно виднелась спина цыгана. На пятом шаге провалился почти по пояс в рыхлый снег, вернулся, торопливо нацепил лыжи…
Платон неподвижно лежал на спине, беспомощно раскидав руки в стороны. Лежал на самом краю свежей глубокой воронки, чей диаметр, на первый взгляд, превышал пять метров.
– Как ты шеро-бароно? – тихонько спросил Егор, осторожно подсовывая свою руку под лохматую голову старика. – Ты, главное, держись! Сейчас я тебя отнесу в пещеру. Там Санька. Она быстро поставит тебя на ноги…
– Погоди, Егор Петрович! – хрипло прервал его цыган и невесело усмехнулся: – А козлы-то наши небесные – промазали! Попади ракета – куда целились – от меня ничего бы не осталось. Так, только мокрое место и неаппетитные ошмётки…. Ладно, слушай сюда, мальчик. Не спорь! Вот выслушаешь меня, а потом уже и неси – куда хочешь…. Первым делом, сними с моей шеи цепочку, на ней ещё иконка висит эмалевая, в золотом окладе…. Снял? Молодец, себе возьми…. Не спорь, дальше слушай! Когда выберетесь – по подземным ходам и коридорам – из этого кошмара, то сразу же скрытно добирайтесь, например, на товарняках, до станции Назия. Это уже под самым Петербургом, совсем недалеко от Ладожского озера…. Не перебивай! Там, возле заброшенных торфяных выработок, которые сейчас превратились в пруды, найдёшь цыганский хутор…. Верховодит там цыган Петря, он мой названный брат. Покажешь ему эту иконку, расскажешь всё, как есть. Петря подскажет тебе, что делать дальше, поможет…
Платона похоронили на следующий день, метрах в двухстах пятидесяти от входа в пещеру, на ровной площадке в склоне холма, где снег – по причине регулярного северного ветра – совершенно не держался.
Егор и Пугач выдолбили в мёрзлой земле – на метр в глубину – аккуратную прямоугольную ямку. В полной тишине славяне опустили тело старого цыгана, обёрнутое медвежьей шкурой, в могилу, осторожно заложили диким камнем, образовав невысокий холмик.
Генка Федонин предлагал воспользоваться плитами из Янтарной комнаты, а поверх плит ещё положить старинный золотой трёхкилограммовый крест, обнаруженный в одном из сундуков, но Егор сразу и категорически отверг эту идею:
– Рано или поздно кто-нибудь недобрый и алчный набредёт на это роскошество и разроет могилу, думая, что под янтарём спрятан клад. Наш Платон прожил очень беспокойную жизнь, пусть хотя бы после смерти он обретёт настоящий покой…
Санька острее всех переживала по поводу этой внезапной смерти: похудела вся, почернела, глаза отводила в сторону, всё молчала…. Только иногда она принималась глухо и безостановочно бормотать себе под нос:
– Это всё из-за меня. Это я виновата…. Рыбки захотелось, дуре набитой, эгоистичной…. Это я виновата…
Наконец Егор не выдержал, и голосом, не терпящим даже малейших возражений, пригласил жену на прогулку. Потом, сообразив, что вести откровенные разговоры на свежем воздухе совершенно небезопасно, кардинально поменял маршрут – на подземный.
Он, держа в правой руке яркий факел, довёл покорную и молчаливую Саньку до подземного зала, где размещалась Янтарной комната, усадил на один из низких сундуков, положил ладони своих руки на её нервно подрагивающие плечи, нежно поцеловал в смуглую щёку, заглянув в любимые глаза, начал терпеливо втолковывать:
– Дорогая, пойми, ты здесь совершенно ни причём! Они всё равно убили бы Платона. Ни в тот день, так на следующий, или – через неделю…
– Почему? За что?
– Умным он был очень. Догадывался о многом, мог сорвать все планы наших «экспериментаторов». Вот они и решили – не рисковать. Как учил незабвенный товарищ Сталин: «Нет человека, нет и проблем»…. Так что, лично ты ни в чём не виновата. Или – почти ни в чём…
– Что Платон говорил про меня? – неожиданно спросила Санька, ладонью смахивая с глаз непрошенную слезу. – Только, пожалуйста, честно ответь! Ничего не скрывая!
– Честно? Хорошо, будь по-твоему…. Он говорил, что ты натура очень цельная, всегда и везде идёшь до самого конца, не сворачивая на полдороги…
– А ещё что?
– Что знаешь какую-то серьёзную тайну, которая сильно тяготит тебя. Что ты опасаешься за ребёнка, который скоро должен родиться, за меня, за нашу любовь…
– Ещё?
– Что бесполезно тебя расспрашивать об этой тайне, потому что ты поклялась молчать…. Но потом, когда наступит нужный, урочный час, ты сама мне расскажешь всё…
После затянувшегося молчания Санька позвала, словно бы издалека:
– Егора!
– Я здесь, любимая.
– Ты меня любишь? Веришь мне?
– Конечно, люблю! И – верю!
– Тогда ведь ты подождёшь этого – как говорил Платон – урочного часа?
– Подожду.
– Поцелуй меня, милый…. Ты не будешь против, если нашего будущего сынишку будут звать – Платоном?
Глава пятнадцатая
Подземная река и родильный дом
Через пару дней после Международного Женского Дня, который был отмечен достаточно скромно, без излишней помпы и ярких салютов, в пещеру переселились супруги Пугачёвы.
Узнав о подробностях смерти старого Платона, Емельян серьёзно опечалился:
– Жаль, что я не повидался с этим старичком, жаль, что не удалось поговорить с ним! Может, он даже мой родственник…. Разве я не говорил вам, что и сам происхожу из цыган? Ладно, сейчас расскажу! Мне тогда исполнилось шесть лет, наш табор кочевал где-то под Псковом. Матушка отправила меня на вокзал – просить милостыню, а там облава…. Замели, понятное дело, отправили в распределитель, потом в интернат, потом в колонию для малолетних преступников…. Так я и отстал от своих, обрусел со временем….
Затем Пугач разгневался не на шутку:
– Совсем обнаглели наши «экспериментаторы»! Ничего и никого уже не стесняются…. Ополоумели окончательно, уроды недоделанные! Ничего, дайте срок! Вот выберемся в Большой Мир, всех выведу на чистую воду! Всё расскажу разным корреспондентам и журналистам! Интернет подключу, мать его…
– Эй, Емеля, не кипятись! – Егор громко постучал деревянной ложкой по столу. – Ты, конечно, всё правильно говоришь, нет никаких возражений. Только давай сразу договоримся: в пещере можешь сколько угодно громко строить планы беспощадной мести. Можешь и во всю глотку орать, без всяких ограничений…. А вот на улице молчи. Или, ещё лучше, доверчивого дурочка изображай из себя. Недалёкого такого и даже местами туповатого…. Лады?
– Почему это вдруг? – набычился обидчивый Пугач.
– Потому, что послушают «небесные умники» твои планы, испугаются. И с того перепугу ещё одну ракету швырнут метко…. Зачем нам твой хладный и изуродованный труп? Что с ним, спрашивается, делать? Ребёночек, опять же, останется без отца, Галина – без обожаемого мужа…
Ещё через неделю Санька запретила всем женщинам племени, включая себя симпатичную, заниматься мало-мальски тяжёлыми физическими работами:
– Всё девчонки, больше никаких подъёмов тяжестей! Максимум – пять килограмм…. Никакой работы внаклонку! И, вообще, разрешаю вам только следующие виды работ: вытирать льняными полотенцами хорошо помытую посуду, и осуществлять общее руководство при приготовлении пищи. То бишь, давать умные советы и снимать пробу. Всем всё ясно?
– Это что же получается? Все-все бытовые работы ложатся на хрупкие мужские плечи? – изумлённо уточнил Егор.
– Именно так оно и получается! – твёрдо и непреклонно – словно острым ножом отрезала – заявила Сашенция. – С сегодняшнего дня, ты, командир, отвечаешь за печь: чистишь топку и поддувало от золы и углей, подносишь сухие дрова, поддерживаешь огонь…. Ну, и жаркая баня – по мере надобности – за тобой. Вопросы и возражения категорически отменяю! Федонин!
– Я!
– Ты отвечаешь за уборку всех жилых помещений, мытьё посуды и стирку нижней и верхней одежды.
– Есть!
– Так, где тут у нас уважаемый гражданин Браун? – разошлась уже ни на шутку Сашенция. – Немедленно подать его сюда! Ага, дорогой Симон! Ты, братец мой, назначаешься славянским шеф-поваром, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Прошу также учитывать, что с сегодняшнего дня устанавливается совершенно особый женский рацион. Ничего
