подсказывает, что нам ещё долго предстоит бродить по этим запутанным ходам и коридорам…
Ему опять снился всё тот же цветной сон, неправдоподобно похожий на реальность: тёплый ветерок ласково перебирал волосы, жаворонки посвистывали о чём-то светлом и неземном, две лошадки, бодро пофыркивая, тащили старенькую кибитку по южной степи, щедро покрытой пыльной травой и яркими цветами.
Сидевший на облучке повозки пожилой цыган лукаво подмигнул и задал совершенно неожиданный вопрос:
– Что, Егор Петрович, не передумал? Всё также хочешь – стать настоящим цыганом? Это дело куда как непростое…
Чья-то сильная рука крепко вцепилась в плечо, невежливо затрясла, сквозь призрачную пелену сна донёсся звонкий и взволнованный голос:
– Егора, быстро просыпайся! Просыпайся же скорей! У нас беда…
– Что случилось? – он одним рывком сел, открыл глаза, в неярком свете догорающего соснового факела увидел прямо перед собой мёртвенно-бледное лицо Сашенции: – Что ещё за беда?
– Галина ушла! – по смуглой щеке жены медленно катилась одинокая слезинка. – Забрала маленькую Наташку и ушла! Из-за меня, насовсем…, – Санька зарыдала в голос и протянула ему мятый лист бумаги, зажатый в дрожащей ладони.
«Обычная страничка из блокнота», – машинально отметил Егор, поднёс бумагу к глазам, хриплым со сна голосом негромко прочитал вслух:
– Мы с дочкой уходим. Будем искать дорогу самостоятельно. Не поминайте нас лихом и не ругайте! Не могу я больше находиться рядом с Александрой, ведь это из-за неё погибли оба моих мужа. Из-за этих космических бредней…. Простите и прощайте! Ваша Галина…
«Вот же, артистки!», – праведно возмутился внутренний голос. – «Жалкие комедиантки, коварные лицедейки, мать их! Знать бы ещё – в чём суть этого второсортного спектакля…. Впрочем, уже неважно. Очевидно, скоро всё прояснится окончательно, само собой. Пьеса, явно, приближается к своему логическому финалу…. Подождём, и не будем излишне дёргаться…».
Санька продолжала громко и самозабвенно рыдать, уткнувшись лицом в какую-то непонятную грязную тряпку. Где-то в стороне, видимо услышав материнский плач, жалостливо захныкал Платон…
– Сашенька! – он только в последний момент (по наитию!) удержался, чтобы не назвать жену «Александрой». – Не расстраивайся, родная, я что-нибудь обязательно придумаю! Не плачь, пожалуйста! Иди пока к сыну, успокой его…. Слышишь, как надрывается? Генка! – позвал уже совсем другим, строгим и насквозь деловым голосом. – Быстро ко мне! Оружие прихвати с собой! Всем остальным – оставаться на местах! Расположения лагеря не покидать! – встал на ноги, забросил автомат, который даже во сне не выпускал из рук, за спину, включил карманный фонарик и зашагал – обычным прогулочным шагом – по направлению к дальней стене подземного зала, от которой отходили многочисленные узкие ходы и штреки.
Запыхавшийся Федонин догнал его уже возле входа в центральный (примерно) подземный коридор, преданно засопел за спиной, громко кашлянул, мол: – «Я уже здесь и жду чётких командирских указаний!».
– Я от этого штрека иду направо, ты, соответственно, налево, – объяснил Егор. – Тщательно осматриваем входы во все коридоры, обращая внимание на всякие странные и непонятные следы.
– Ищем что-то конкретное?
– Пожалуй, что и да. Какую-нибудь Галкину приметную вещь, или что-то из предметов детского гардероба, грязный подгузник, например…
– Думаешь, что Галина замешана в этих непонятных игрищах?
– Думаю, знаешь ли, думаю.… Да, давай-ка, брат, ради пущей осторожности, перейдём на шёпот …
Через семь-восемь минут Генка тихонько свистнул, несколько раз включил и выключил фонарик, сигнализируя об интересной находке. Егор быстро дошагал до штрека, откуда нетерпеливо высовывалась знакомая лохматая голова, коротко прошептал:
– Докладывай.
– Командир, да ты просто провидец, – тихонько зачастил Федонин. – Вот Галкин гребень для волос, валялся по середине хода, в двух метрах от входа. А ещё чуть дальше, у самой стены, лежал кусок льняной ткани, – брезгливо покрутил носом. – С совсем свежим, э-э-э, содержимым…. Как ты догадался про подгузник?
– Ну, это совсем просто. Галина просто страховалась: вдруг, мы впопыхах и спешке просмотрим гребень? А тут – характерный запах…. Понимаешь?
– Да как-то не очень…. Не, про запах-то всё как раз и понятно.…Но зачем Быстровой разыгрывать всю эту комедию – с исчезновением и прощальной запиской? В чём тут сермяжная истина?
– В чём истина? – невесело усмехнулся Егор. – Да, наверное, в том, что знает Галка – как выбраться из подземелья. А уверенности, что мы сами быстро найдём этот выход, у неё и не было…. Вот и решила (решили?) помочь. Подсказать ненавязчиво единственно-правильный маршрут….
– Ладно, Егор Петрович, давай отложим на потом все эти дурацкие и непростые загадки…. Сейчас-то мы что будем делать?
Егор задумчиво подёргал за мочку правого уха:
– Сделаем так. Ты сейчас возвращаешься в лагерь. Рассказываешь всем по-честному, что мы обнаружили штрек, куда ушла наша горемычная Быстрова-Пугачёва – с грудным младенцем на руках. И про гребень для волос поведай, и про этот подгузник – с его содержимым…. Только излагай всё это очень серьёзно, чтобы никто не почувствовал подвоха. Потом вы быстро перекусите, и начинайте без спешки сворачивать лагерь. Задача – через полтора часа быть готовыми к выходу на маршрут. Всё ясно?
– Ясно. Через полтора часа мы будем готовы. А ты куда?
– Пройдусь немного по этому коридору. Присмотрюсь, прислушаюсь, принюхаюсь…
Через двадцать пять минут, когда он преодолел чуть больше километра, вдали, на самом излёте слышимости, раздались едва различимые тревожные звуки. Ещё примерно через двести пятьдесят метров Егор довольно усмехнулся: впереди размеренно рыдала женщина. Попричитает с минуту, потом минуты три-четыре помолчит, снова начинает громко и самозабвенно всхлипывать…
«Подаёт дополнительные звуковые сигналы!», – резюмировал внутренний голос. – «Ещё раз подстраховывается, хитрая лисица! Чтобы путники, идущие следом, не сбились с правильной дороги, свернув в один из боковых коридорчиков…».
Вот уже на неровной каменой стене перед крутым поворотом штрека заплясали светлые тени: очевидно, за крутым поворотом – метрах в тридцати-сорока – горел обычный сосновый факел, может, и не один…. Егор, стараясь продвигаться вперёд совершенно бесшумно, свернул в один из боковых низеньких коридорчиков и, уже согнувшись в три погибели, пошёл дальше.
Боковой ход вывел в очередной просторный подземный зал, метрах в семидесяти-восьмидесяти от основного штрека. Он осторожно, задержав дыхание, выглянул из-за каменного ребра, а увидав ожидаемую картину, только понимающе пожал плечами и незлобиво выругался про себя: – «Талант настоящий, так его и растак, артистический!»
В прямоугольном зале ярко горели два стандартных славянских факела, надёжно закреплённые в каменных наростах стен. В боковой нише, на мягкой бобровой шкуре сладко посапывала маленькая Наташка. А рядом с тем местом, где в подземное помещение «вливался» основной штрек, приведший Егора сюда, неторопливо, заложив руки за спину, прогуливалась Галина. Женщина явно была погружена в какие-то сокровенные думы, причём, судя по её широкой и лукавой улыбке, отнюдь не скорбные…
Вот Галка, словно бы вспомнив о чём-то важном, торопливо подошла к устью штрека, вынула руки из-за спины, рупором сложила ладони около рта.
Секунда другая, и подземелье вновь наполнилось уже знакомыми звуками горестных рыданий и всхлипываний…
Глава двадцатая
Путь к цыганскому счастью
Приложив героические усилия, чтобы не зайтись в приступе безудержного и истеричного смеха, Егор осторожно двинулся назад.
Так и подмывало: незамедлительно проследовать в подземный зал, где так беззастенчиво лицедействовала Галина – двойная безутешная вдова, мило и сочувственно улыбаясь, подойти поближе к означенной вдове, неожиданно напасть на неё и обезоружить, крепко и тщательно связать по рукам и ногам…. А потом устроить классический и безжалостный допрос с пристрастием! Всё выпытать – до самого донышка, на все сложные и изощрённые загадки получить чёткие и однозначные отгадки…
Он еле сдержался, не будучи до конца уверенным в своей правоте. Или просто постарел, растерял былую квалификацию? Санька, опять же, жена любимая, мать его двоих детей, замазана была в этой странной истории – по самые симпатичные уши…. А ещё он чётко помнил золотое правило спецслужб: – «Никогда не стоит – без отдельного приказа – вмешиваться в чужие Серьёзные Игры, себе дороже. Потом сам и окажешься виноватым во всём…».
Егор выбрался из бокового коридорчика, метров двести пятьдесят прошёл по основному штреку в обратную сторону, остановился, прислушался, дождался, когда опять зазвучат «безутешные рыдания», громко и внятно прокричал:
– Галка, ау! Ты где? Галина! Ау!
– Здесь я! Помогите! Скорее! Помогите! – незамедлительно и ожидаемо прилетело в ответ. – На помощь! Убивают!
Мысленно разразившись длинной матерной тирадой, он, громко топая каблуками бундесовских ботинок, «рванул на помощь»…
В подземном зале его встретили уже две актрисы: к испуганным всхлипываниям и мольбам Галины добавился ленивый и недовольный плач Наташки.
– Командир, родненький! – очень натурально запричитала Галка, прижимая дочку к полной груди и глядя на Егора «круглыми от ужаса глазами». – Тут собака была, минут пятнадцать назад! Огромная! С зубами…. Я выстрелила три раза, похоже, промазала. Она убежала, а у меня патронов-то больше и нет…. Спаси! Вот и Натка перепугалась до смерти…. А я заблудилась, совершенно не помню уже, по какому коридору шла сюда…
Проникновенно говоря дежурные успокаивающие слова, он насмешливо думал про себя: «Двух ныряльщиков она влёт срезала, а в огромную собаку промахнулась три раза. Ну-ну! Нестыковочка очередная, однако…».
После того, как обе дамы слегка успокоились, Егор строго уточнил:
– Это точно была собака? Может, красный койот? Или пещерный волк?
– Точно собака! – горячо уверила его Галина. – Что же я – по пояс деревянная? Дикого волка не отличу от домашней собаки? Да у неё и ошейник был кожаный! Она вон из того подземного хода выбралась, в него обратно и убежала…
«Понятное дело, ясен пень!», – принялся иронизировать внутренний голос. – «Следовательно, и нам надо двигаться по этому штреку, раз там бегают домашние собаки с ошейниками…. Цирк бесплатный, право слово!».
Впрочем, внутренний голос очень быстро заткнулся, смущённо закашлявшись на прощание: пол в подземном коридоре, на который указывала «комедиантка», был густо покрыт крупными каплями крови, которые, постепенно выстраиваясь в цепочку, исчезали в таинственной подземной черноте…
– Что за чёрт! – ругнулся сквозь зубы Егор, осознав, что его железобетонные логические построения зашатались в очередной раз. – Ничего не понимаю!
– Чего ты не понимаешь, командир? – удивилась Галина. – Наверное, я всё же попала в эту богомерзкую псину, вот и кровь…
– Ладно, Галка, – он только недовольно махнул рукой. – Я тут посижу с Наташкой, покараулю. А ты вот по этому штреку шуруй к лагерю, передай нашим, чтобы все срочно шли сюда…
– Правильно, Егор Петрович, ты решил! – радостно улыбнулась Быстрова. – Я именно это и хотела тебе посоветовать!
– Что именно – посоветовать?
– Дальше пойти тем коридором, по которому убежала собака. Ведь на ней был ошейник, следовательно, она должна вывести нас к жилью. То есть, ни она сама, а цепочка из кровавых капель…. Я права?