Кук Глен
Возвращение «Дракона-мстителя»
1
Фигура облачена в алое.
У существа маленький лысый череп. Лицо с тонкими женскими чертами. Губы подкрашены светлой помадой. Брови оттенены сурьмой. Мочки ушей оттягивают подвески, отдалённо напоминающие какие-то знаки зодиака.
Никто из посторонних не сможет сказать, какого пола это существо. Впрочем, здесь не бывает посторонних.
Глаза фигуры в алом одеянии закрыты веками. Рот полуоткрыт. Оно поёт.
Этой песнью был ужас. Зло. И голос поющего наполнен страхом.
Он пел, но губы его не шевелились.
Существо восседает на троне из чёрного камня. Трон находится в самом центре начертанной на полу пентаграммы. Её прямые линии переливаются оттенками красного, синего, жёлтого и ещё одного цвета, названия которому нет в человеческих языках. Цвета мерцают, изменяются, подчиняясь ритму и мелодии песни, порой на мгновение вспыхивая чистым серебром, раскалённым золотом и ядовитым пурпуром.
По атласно-гладкому женоподобному лицу скатываются капельки пота. На висках тёмными жгутами взбухают вены. Мускулы шеи и плеч превратились в узлы и верёвки. Маленькие пальцы, тонкие и хрупкие, заканчиваются длинными, острыми и изогнутыми когтями, окрашенными в цвет свежепролитой крови. Когти вцепились в подлокотники трона.
Факелы над высокой спинкой трона затрещали, пламя закоптило, свет померк.
Голос существа дрогнул…
Но вот тело его напряглось, словно черпая силы из какого-то внутреннего источника. Из глотки вырвался вопль.
Мрак медленно отступил.
Фигура медленно встала, воздев руки. Песня-вопль превратилась в крик торжества. Распахнулись глаза — поразительно синие, почти сияющие. И беспредельно злобные.
И тут мрак нанёс удар. Из-за спинки трона ночным питоном метнулось чёрное длинное тело и обвило жертву. Извивающиеся щупальца впились в ноздри колдуна и его искажённый криком рот…
2
Каравелла медленно движется по невидимому кругу, словно её гонит течение, не имеющее начала и конца. Прохладное и спокойное море похоже на бескрайнюю плиту из отполированного желтовато-зелёного жадеита. Ни плавник, ни ветерок не нарушают его безжизненную поверхность.
Мой взгляд устремлён на море. Я смотрю на него вечность или чуть больше. Оно всегда неизменно, и я давно уже не обращаю на него внимания.
Купол тумана накрывает место успокоения «Дракона-мстителя». Там, где туман соприкасается с морем, он похож на гранитную стену, но наверху становится тоньше, сквозь него просачивается дневной свет.
Сколько уже раз поднималось и закатывалось солнце с тех пор, как боги покинули нас, отдав во власть смертной воли итаскийского колдуна? Я не считал.
Иногда, крайне редко, ценой неимоверного напряжения мне удаётся покинуть своё тело. Ненадолго и недалеко. Чары, удерживающие нас здесь, могущественны и необоримы.
Меня согревает мысль, что я смог убить чародея. Если мне когда-нибудь удастся вырваться из этого плавучего ада и встретиться с ним на том свете, я нападу на него снова.
Освобождаясь от оков плоти, я получаю ровно столько свободы, чтобы обозреть жалкие останки своего дрейфующего гроба.
За его борта цепляется изумрудный мох, он вползает почти на фут выше ватерлинии. Мелкие зубастые твари гложут, проедая насквозь, гниющую древесину. Снасти свисают обрывками паутины. Паруса превратились в лохмотья. Древняя парусина стала хрупкой, малейший ветерок унесёт её серой пылью.
Но здесь не бывает ветров.
Палубы завалены мертвецами. Они утыканы стрелами, как ёж иголками. Вывернутые, неестественно изломанные конечности торчат во все стороны. Внутренности лежат на склизких досках. На всех телах, и на моём тоже, зияют раны. Но посторонний не увидит следов крови или разложения. Впрочем, здесь не бывает посторонних.
Шестьдесят семь пар глаз смотрят на серые стены нашей крошечной и неизменной вселенной.
На верхушках покосившихся мачт сидят двенадцать чёрных птиц. Они темны, как дно свежевыкопанной могилы. Перья их тусклы. Лишь едва заметные движения маленьких голов говорят о том, что они живы.
Им неведомо нетерпение, голод или скука. Они вечные стражи, охраняющие место, где затаилось древнее зло.
Их тяжёлая служба — следить за кораблём мертвецов. Они будут делать это вечно.
Птицы возникли над нами в тот злосчастный миг, когда мы одолели колдуна. Но судьба одолела нас…
Внезапно все двенадцать голов одновременно дёргаются. Жёлтые глаза впиваются в призрачное марево тумана, купол которого нависает над нами. Резкий вскрик пронзает густой воздух. Тёмные крылья в страхе трепещут, выбивая барабанную дробь тревоги. Птицы неуклюже взлетают и погружаются в туманную бездну.
Я никогда не видел, как они летают. Никогда.
Невесть откуда появляется огромная тень, словно гигантские крылья на миг заслоняют то, что я полагаю небом. Впервые за бесчисленные годы чувства возвращаются ко мне, и я ощущаю ужас, чистейший первозданный ужас.
3
Каравелла больше не идёт по кругу. Её нос смотрит на северо-восток. Судно рассекает гладкую поверхность жадеита, поднимая два пенных буруна. За кормой возникает завихрение.
«Дракон-мститель» плывёт.
Чёрные стервятники немного покружили над его расщеплёнными мачтами и в ужасе улетели прочь.
Наш капитан лежит на высоком полуюте каравеллы неподалёку от штурвала. На нём лохмотья. Когда-то они были роскошным одеянием, которому позавидовали бы знатнейшие дворянские фамилии. Капитан всё ещё сжимает в судорожно сведённых пальцах обломок меча. В былые времена его звали Колгрейвом, безумным пиратом.
Не все свои раны Колгрейв получил во время нашей последней битвы. Одна его нога была изувечена много лет назад. Левая половина лица сожжена колдовским огнём, да так, что на месте щеки торчит лишь кость.
Команда «Дракона-мстителя» состоит из первостатейных мерзавцев. Но Колгрейв самый мерзкий среди нас. Самый жестокий, самый злобный.
Теперь наш мёртвый капитан валяется рядом с такими же мертвецами, как он сам и я…
Его глаза всё ещё смотрят с яростной ненавистью, пылая адским огнём. Для Колгрейва смерть была продажной девкой на одну ночь, и он собирался её выставить пинком под зад, если она запросит с него лишку. Мне кажется, у него и в мыслях не было платить по счёту.
Колгрейв был убеждён в своём бессмертии. И вот сейчас он распластался на палубе высокой носовой надстройки, словно дохлая камбала, в лохмотьях столь же чёрных, как утраченная надежда. Рядом лежит матрос. Из его груди торчит бело-синяя стрела, голова и плечи опираются о борт, а источающие ненависть глаза уставились сквозь пробоину в противоположном борту. Лицо его омрачено тенью безумия.
Это я.
Себя узнаю с трудом. Тело мертвеца кажется мне более чужим, чем любой из тех, с кем я плавал на «Драконе-мстителе». Я помню его улыбчивым, молодым, жизнерадостным парнем, героем эль-муридских войн. С таким можно было разрешить единственной дочери пойти на свидание. А человек на палубе кроме телесных ран имел и раны, проникающие до глубины души. Шрамы от них никому не дано увидеть. И выглядел он так, точно претерпел века страданий.
Он пережил больше, чем получил за свои тридцать четыре года. Он был твёрд, ожесточён, мелочен, злобен. Я мог это видеть, знать и признавать, поскольку рассматривал его сверху, каким-то образом наблюдая за ним со стороны разлохмаченных снастей.
Он был таким, как все — некогда живые, а ныне страшным грузом плывущие на корабле мертвецов. Когда-то все его товарищи тоже были полны ненависти, люди с искалеченными душами. И друг друга они ненавидели больше, чем кого-либо. Впрочем, себя они ненавидели ещё сильнее…
Многоногий паук скользнул по моему правому плечу, затем пополз по горлу и спустился по левой руке. Он последнее живое существо на борту «Дракона-мстителя». У каравеллы не хватило сил заполучить ещё одну жертву.
Наконец паук добрался до пальцев, всё ещё цепко державших мощный лук. Тетива давно лопнула и сгнила, съеденная плесенью.
Что это?! Я чувствую, как паук шастает по моему телу! Его лапки вызвали щекотку на моей коже. Паук забрался в трещину между досками и уставился оттуда холодными и голодными глазами.
А мои глаза заслезились. Я сморгнул.
Колгрейв вздрогнул. Худая рука поднялась. Бледные пальцы скользнули по шлему. Затем рука упала, слабо царапая ногтями по слизи, покрывающей палубу.
Я попытался шевельнуться, но тело не подчинялось мне. Какая же мощь духа у Колгрейва! Он вёл нас годами, подчиняя тех, которые не подчинялись никому, он командовал нами даже тогда, когда бессильной оказывалась воля Небес или Ада.
Над нами закружила тень с шафрановыми глазами. Птица снова испуганно вскрикнула.
Щупальца невидимого мрака оплетали паутиной нового зла наш проклятый корабль. И пернатые стражи не могли вмешаться. Призвавший их колдун, который велел им наблюдать за нами и повсюду сопровождать, уже не существовал в нашем мире.
Последней стрелой, которую направляло отчаяние, я пронзил чёрную плоть, оборвал навсегда его магическую песнь. И сейчас не было того, кому могли бы унести страшную весть крылатые наблюдатели. Но и некому было освободить летающих соглядатаев от вечного тяжкого бремени.
