На Мелиссе было просторное светло-зеленое платье из очень тонкой ткани. Оно струилось и обволакивало ее фигуру, ветерок шевелил длинный подол. Я не мог отвести от Мелиссы взгляд.
Мелисса села в кресло и тут увидела меня.
– Доброе утро, Алекс! Как тебе спалось на новом месте?
– Доброе утро, Мелисса! Спасибо, вы все предусмотрели. Коттедж очень удобный. И все – совершенно в моем вкусе.
– Я же говорила, что хорошо тебя знаю,- засмеялась Мелисса.
«А если знаешь, значит, мучаешь меня сознательно? Или не понимаешь, как трудно мне быть рядом с тобой, спать под одной крышей с тобой и не иметь права даже дотронуться до тебя?… Или ты искренне не понимаешь мое состояние? Этого не может быть, ты же селфер! И такая опытная женщина!»
Мелисса задумчиво посмотрела на меня и улыбнулась:
– Алекс, тебе так идет синий цвет!
Я понял, что с этого момента синий цвет будет основным в моей одежде, когда я не в форме.
– Белый – тоже очень неплохо, но этот синий!
Она помолчала.
– Знаешь, и у меня ведь бывают проскопические видения, которые я не могу себе объяснить. Но когда я увидела этот синий оттенок… Нет, я все равно не понимаю. Ладно, давай завтракать.
Завтрак был песней. Нет, сборником песен. Начиная с необыкновенной манной каши в серебряной тарелочке – с амброзией они ее, что ли, варят – и заканчивая чашечкой изумительного черного кофе (а до этого я выпил кружку кофе с молоком). Тонкие ломтики тающего во рту мяса, яйцо всмятку с белым хлебом и сливочным маслом, сыры на любой вкус, удивительные помидоры с биостанции, творог трех сортов, сметана и сливки, мороженое с абрикосовым, земляничным, вишневым и смородиновым вареньем… И над всеми тарелочками, вазочками и чашечками порхали изящные ручки Мелиссы, выступающей в роли радушной хозяйки. Наконец я почувствовал себя удавом, проглотившим семейство кроликов. Да, селферы любят жизнь и умеют получать от нее удовольствие. Но, пожалуй, через несколько дней с такими обедами и завтраками я просто не влезу в свой скафандр.
Допив кофе, Мелисса закурила и встала.
– Алекс, у тебя всего час свободного времени, а потом займемся делами. Встретимся вон там, у бассейна.- Мелисса показала на гранитную лестницу, ведущую с площадки куда-то вниз.
В это время из-за угла коттеджа вышла высокая черноволосая женщина средних лет. Мне показалось, что в ее движениях присутствует нечто не совсем обычное.
– Это Валентина Петровна. Она в отставке, в прошлом – десантник, была со мной во Второй экспедиции на Саракосту,- понизив голос, сообщила мне Мелисса.
«В этом случае,- подумал я,- домоправительнице должно быть хорошо за двести! Но свои навыки десантники сохраняют, видно, до последней минуты жизни…»
Когда Валентина Петровна подошла, я встал и коротко поклонился.
– Валя, знакомься, это Алекс, мой Потенциал.
– Валентина Петровна, рад познакомиться. Спасибо за завтрак, и за вчерашний обед, и за бесподобные пирожки! Вы изумительно готовите! Невозможно удержаться от добавок! – Моя благодарность шла из глубины души, дислоцирующейся, несомненно, в желудке.- И я очень благодарен вам за то, как вы подготовили мне коттедж, огромное спасибо! Там так удобно, так красиво! Такие изумительные букеты!
Тут я вспомнил, что мне рассказывал отец о хороших манерах былых времен, и я протянул руку, чтобы поздороваться, а когда она протянула мне свою, я склонил голову, поднес ее руку к губам и поцеловал. Надеюсь, это не выглядело нелепо. Возможно, я сделал что-то и не совсем правильно, но ветерану-десантнику явно было очень приятно.
– Ну,- смущенно проговорила Валентина Петровна,- я все сделала, как сказала Лисса, а цветы она сама выбирала.
Мелисса бросила на Валентину Петровну короткий взгляд, и та смутилась еще больше.
– Да, составление букетов – одно из моих хобби, и я пользуюсь любым случаем,- небрежно бросила Мелисса.- Встречаемся через час, пока.
И она, прихватив со стола сигареты, легким шагом стремительно удалилась в сторону своего коттеджа.
«Ничего себе,- сказал мой внутренний голос,- что бы это значило?» Я был озадачен.
Чтобы не показать, что я обратил внимание на эту короткую сцену, я спросил у Валентины Петровны:
– Разрешите, я помогу вам убрать со стола?
– О, как мило, благодарю,- ответила она, но было видно, что она расстроена и недовольна собой: в десантных войсках актерскому искусству не обучают.
Составляя посуду на поднос, я был рассеян, мысли мои метались, сердце билось в ускоренном ритме. Я быстренько отвел поднос, следуя за Валентиной Петровной, на кухню своего коттеджа. Оказалось, что за одной из створок шкафа находится маленький лифт, на котором Валентина Петровна с подносом и уехала на какой-то нижний уровень.
Я в задумчивости вышел в сад, пробрался сквозь кусты жасмина и стал спускаться по склону вниз. Вскоре я попал в часть парка, невероятно похожую на Ливадию. На склоне росли итальянские сосны, на земле сквозь многолетние наслоения длиннющих сухих иголок пробивалась редкая трава, солнце освещало склон под тем же углом, что и на побережье Крыма, также пахла нагретая солнцем кора с потеками смолы. Внезапно я наткнулся на маленький павильончик. Стены его, и внутри, и снаружи, были выложены выпуклыми камнями и ракушками, среди которых, составленные из осколков цветного стекла, змеились водоросли, плавали яркие рыбки и извивались осьминоги. Внутри павильончика стояли несколько плетеных кресел и столик.
Я сел в кресло и решил привести свои мысли в порядок. Я припомнил все детали, все мелочи последних суток и пришел к неутешительному выводу, что Мелисса просто играет мной, что все было подстроено: и разлетевшиеся по полу бумаги, и разговоры по связи, и образ юной девушки в прихожей, и образ Нади, и картины «Маковской», и проговорившаяся о цветах домоправительница. Разыграть все это ей было совсем не сложно. Она прекрасно знала, когда я вошел в Департамент, и специально приоткрыла окно. Разговоры с Катрин и Сэмом могли быть записаны, и запись прокручена в нужный момент. То, что я люблю картины «Маковской», ей было прекрасно известно… Она просто тестировала меня, а разговор ловко поворачивала в нужную сторону.
Но все ли тесты Мелиссы я распознал? И все ли тесты прошел? И желала ли она, чтобы я влюбился в нее? Если да, то зачем? Для большей преданности? Но разве не достаточно преданности офицера Космофлота своему Адмиралу? Или она считает необходимым, чтобы я страдал? И с этой целью будет бесконечно меня дразнить, сводить с ума? Чтобы процесс превращения в селфера завершился быстрее? Да, это жестоко. Но через какие жестокости прошла она сама? И другие селферы?
В стройную картину моих подозрений не укладывались два момента: во-первых, Мелисса никак не могла знать, что я еще раньше влюбился в ее маску Нади, а во-вторых, невозможно было предугадать, что я заговорю о цветах в своем коттедже.
Я так и не смог прийти к однозначному выводу.
Никогда бы не подумал, что любовь – такая сложная работа. Ей-богу, кораблем командовать проще.
Самое удивительное, что я размышлял о том, что Мелисса играет со мной, как кошка с мышкой, без всякой горечи. Почему-то мне это было даже приятно. Да, пусть я – мышка, но я – ЕЕ мышка! И потом, она же думала обо мне, когда планировала мое тестирование, когда подбирала для меня комплект одежды и когда составляла букеты для моего коттеджа!
«О, коварная любовь! Даже смерть от руки любимой ты готов считать знаком ее любви к тебе!» – некстати всплыли в памяти слова из пьесы Джима Боуди «Заводи Марса».
Но страдать от любви оказалось так… так потрясающе, так восхитительно! Это было больно, но это была странная, очень острая и сладостная боль! И мир вокруг стал ярче и объемнее, жизнь моя наполнилась каким-то новым, неведомым мне ранее смыслом. Никогда раньше я не чувствовал себя таким живым, что ли. Боже, я прожил больше пятидесяти лет и не подозревал даже, чего был лишен! Мне стало жалко людей, не испытавших любви, принимавших за любовь примитивный результат действия гормонов. До вчерашнего дня я сам был из их числа.
Час, отпущенный мне на прогулку, подошел к концу, и я, все в том же смятении чувств, отправился на встречу с Мелиссой.
Когда я спустился по указанной мне лестнице, поворачивающей на следующем уровне парка под прямым углом и ведущей еще ниже, то попал на большую каменную площадку с бассейном, вокруг которой росли высокие деревья, непривычное сочетание пальм, сосен, дубов и лип.
Деревья вокруг бассейна были посажены с таким расчетом, чтобы часть бассейна всегда была в тени. Так что, хотя солнце стояло уже высоко, затененный уголок был, и там стоял большой низкий стол и пара надувных пляжных кресел.
Мелисса уже была здесь, в дальнем конце бассейна, выложенного бирюзовой плиткой. Она лежала неподвижно в голубой воде, подставив лицо солнечным лучам, и не видела, что я пришел.
На одном кресле был небрежно брошен белый халатик и пара желтых полотенец. На другом были аккуратно сложены два бледно-зеленых. Я понял, что это кресло предназначено для меня.
Сняв шорты и майку, я прыгнул в бассейн и баттерфляем, шумно, чтобы оповестить Мелиссу о своем присутствии, поплыл к ней. Черт, надо быть честным перед самим собой: я поплыл баттерфляем, чтобы произвести на нее впечатление. Ведь плавание – это то немногое, что я умею делать действительно хорошо.
И все вышло замечательно. Мелисса повернулась ко мне и наблюдала, как я прохожу дистанцию. К счастью, бассейн был не слишком большой, и я не успел устать, так что продемонстрировал себя в лучшем виде.
– Алекс, ты великолепен! Я знала, что ты хороший пловец, но раньше никогда не видела тебя в воде. Браво!
– Ну, до Олимпиады я не дорос.- Я старался, чтобы голос мой звучал ровно. Хорошо, что дыхание не сбилось.
Мелисса поплыла к той стороне бассейна, где стояли кресла и столик. Она плыла на левом боку, вытянув вперед левую руку, и тело ее совершало почти незаметные волнообразные движения. Казалось, она просто раздвигает рукой воду, которая сама несет ее вперед… Это было прекрасно! Я со своим баттерфляем показался себе бревном с кривыми лопастями. Идиот, нашел, кому демонстрировать свой стиль…
– Алекс, что случилось? – спросила Мелисса, вытирая полотенцем свои прекрасные золотые волосы, когда я выбрался из бассейна.
– Мелисса, вы плаваете, как акула, лучше акулы! Я по сравнению с вами просто бревно. Почему вы сказали «Браво!»? Вы издевались надо мной?
– Что ты, Алекс, я не издевалась, как ты мог подумать такое? Ты действительно прекрасный пловец. Я очень люблю плавать, но так, как ты, не умею. А, ты же просто не знаешь! Видишь ли, с моей массой я не могла бы плавать даже в ртути. Это антиграв.
Я посмотрел на нее с изумлением. Сбруи антиграва на ней не было. И в воде я никакой сбруи на ней не заметил. Она была в черном бикини, открывающим почти все ее великолепное тело. Я сразу отвел глаза, потому что смотреть на нее еще хотя бы секунду было чревато.
Мелисса завернулась в длинный легкий халат, за что я был ей признателен, и опустилась в свое кресло.
– Алекс, у всех селферов встроены антигравы-компенсаторы массы, иначе мы просто не могли бы нормально двигаться. А с этими антигравами мы можем даже летать без всяких флаеров, не говоря уже о плавании. Помнишь, я говорила тебе, что мы не участвуем в спортивных соревнованиях, потому что это нечестно? Теперь ты понимаешь, почему – нечестно? А ты плаваешь прекрасно, я тебе даже позавидовала.
Я схватил второе полотенце и стал усиленно вытирать волосы, закрыв лицо, чтобы Мелисса не видела моей дурацкой блаженной улыбки.
На столике стояли вазы с фруктами и бутылки с соками, а также синяя бутылка, очевидно, с «вином». Мелисса налила в один высокий стакан «вино», а в другой – сок.
– Алекс, давай выпьем за твое новое официальное назначение. Тебе – «вино», а я выпью сок, чтобы не переводить напрасно ценный продукт. Вчера я пила его с тобой за компанию, чтобы ты… не опасался пить странный напиток.
