дополнительный контракт на работу по совместительству в качестве охранника посла при его выездах за пределы Лалуэ, поскольку была призером Региональных Евразийских Соревнований по ЗАБО, защите без оружия. После завершения контракта на Корнезо она планировала завербоваться в десантные войска.
Таня была профессионалом. Она прекрасно понимала, что не должна применять в данном случае свои боевые навыки, как бы ни был омерзителен ей данный господин. Она просто отстранилась от навязчивого типа. Но навязчивый тип качнулся вперед, то ли стремясь дотянуться до ускользающей цели, то ли не удержав равновесия после восьми рюмок, как было установлено следствием, напитков с высоким содержанием этилового спирта… В своем движении господин Семец пришел в неизбежное соприкосновение с локтем Тани Лей. Так сложилось, что с Таниным локтем соприкоснулся Жорин нос. Ворсистый пол коридора придал дополнительную живописность лицу незадачливого этнографа.
Трагикомическую сцену наблюдали два официанта, направлявшиеся с заказами в зал ресторана. Они же и вернули господина Семца в вертикальное положение, а на следствии дали подробные показания, полностью подтвержденные выводами экспертизы и следственным экспериментом.
Изменение облика этнографа, неопровержимо свидетельствующее о его фиаско, сделало немыслимым возвращение Жоры к приятному времяпрепровождению в тесном научном кругу. Остаток вечера Семец провел в своих апартаментах, усиленно употребляя известное лекарство от уязвленного самолюбия.
Утром Семец проспал, но, к сожалению, не безнадежно.
Экспедиция должна была отправляться в десять часов утра. Жора проснулся в девять сорок семь и сразу связался с руководителем экспедиции Верой Шульман, извинившись и предупредив, что чуть-чуть опоздает. Вера, связавшись с мадам Лурье, сообщила о звонке Семца, прося указаний, как поступить. Мадам Лурье, уже имевшая счастье общаться с этнографом, прикинула последствия того или иного решения и выбрала вариант «чуть-чуть подождать». «Чуть-чуть» вылилось в двадцать девять минут. Когда запыхавшийся растерзанный Семец с отчетливыми следами вчерашнего на лице ввалился в танк и, распространяя чудовищное амбре, начал многословно извиняться за опоздание, распихивая по углам помещения свои баулы и сумки, народ сначала застыл в креслах, а затем начал возмущаться. Из восемнадцати человек семеро были женщины. Они наотрез отказались дышать, в буквальном смысле этого слова, одним воздухом с новым этнографом. Семец возражал и настаивал. Мужчины, оценив не только сиюминутную проблему, но и спрогнозировав вероятную атмосферу в коллективе на протяжении всей экспедиции, твердо поддержали дам. Вера Шульман сообщила о ситуации мадам Лурье. Мадам Лурье, не только администратор, но и лингвист, ругаясь на шестнадцати языках, потребовала выкинуть «дети швайн» из танка и немедленно отправляться в путь. Она решила, что гнев восемнадцати человек все-таки хуже претензий одного Семца. Семец возмущался и сопротивлялся. Спор из вербальной фазы перешел в физическую. Упорство упорством, но восемнадцать больше одного. Когда удалось удалить из транспортного средства нежелательный элемент, цеплявшийся в процессе его выдворения за все выступающие предметы обстановки, и задраить люк, было одиннадцать часов четыре минуты.
Когда танк оказался вне зоны спутникового слежения, ему до места назначения, острова Кор-эд, оставалось минут пятнадцать ходу. На Кор-эд он не прибыл, маяк танка молчал, на связь никто не выходил.
Исчезновение и молчание танка заметили не сразу, поскольку была пересменка, на орбите висел «Барраяр», и все хоть сколько-нибудь ответственные лица на Лалуэ вертелись как белки в колесе, занимаясь одновременно тысячей мелких неотложных дел. Первой обнаружила пропажу танка мадам Лурье, когда, уже в четырнадцать часов двадцать шесть минут, к ней наконец прорвался с воплями и обвинениями господин этнограф, выдавая вчерашние травмы лица за полученные утром от личного состава экспедиции, и мадам Лурье попыталась связаться с Шульман, чтобы сверить показания. Тут и обнаружилось, что экспедиция исчезла.
Следствие установило отсутствие злого умысла в действиях всех участников событий. Имели место нарушения инструкций, халатность, нарушения этики поведения, низкий профессионализм и другие мелкие и крупные недостатки в работе ряда служб и отдельных работников как на Корнезо, так и на Земле. Виновные понесли соответствующие наказания, однако все это не помогло ответить на главные вопросы: что случилось и где экспедиция?
Пока я изучал бумаги, Мелисса поговорила пару раз по коммуникатору, а потом начала работать на сетевом компе. Она меня не торопила. Разобравшись с первым случаем, я ничего не стал говорить Мелиссе, потому что у меня пока не созрело никаких вопросов, и принялся за вторую пачку, которая была значительно толще первой.
С первых же листов на меня обрушился кошмар: списки жертв, акты экспертиз, снимки человеческих останков…
На Земле последние века тяжкие преступления против личности практически не совершались. Из курсов истории я знал о тех ужасах, которые люди творили над себе подобными в прошлые тысячелетия. Но теперь, в результате изменения условий жизни, введения тотального генетического контроля, постоянного участия психологов и социологов в формирований личности и ее своевременной коррекции любое преднамеренное убийство или другое проявление жестокости было событием чрезвычайным и крайне редким.
Даже аварии и несчастные случаи благодаря достижениям науки не часто приводят к необратимой гибели людей. Одним из очень эффективных технических средств предотвращения трагических случайностей и своевременной помощи при происшествиях стали личные коммуникаторы. Но, к сожалению, не все люди серьезно относятся к собственной безопасности, и всегда находятся такие, кто не хочет или забывает носить коммы.
Я не мог заставить себя внимательно изучать все собранные во второй пачке документы и прочел только итоговый отчет, где иллюстративных материалов было минимальное количество, но и их мне хватило с избытком.
Картина складывалась следующая. Триста пятьдесят четыре года назад, ранней весной, в пяти городах Земли – Дели, Каире, Мехико, Фриско и Мельбурне – начали пропадать люди. Первые исчезновения не слишком обеспокоили родственников и знакомых, потому что пропадали люди, которые по той или иной причине не носили коммы, и их местопребывание было невозможно определить без проведения специальных поисков. Многие думали, что пропавшие родственники попросту отправились путешествовать. Беспокойство начиналось, когда люди не появлялись на заранее оговоренных мероприятиях или без предупреждения не показывались на работе несколько дней… Только тогда информация начала поступать в городские УПВС – Управления Правопорядка Всемирного Совета.
Так как тяжкие и опасные преступления на Земле практически отсутствовали, в УПВС не было специальных подразделений и даже просто хороших профессионалов, способных расследовать серьезные преступления. Полицейские из УПВС уже не одно столетие имели дело только с мелкими проступками и правонарушениями, самыми тяжелыми из которых были пьяные драки с членовредительством и убийства из ревности, где вся картина происшедшего с самого начала была совершенно очевидна. Поэтому в марте и начале апреля никто к пропажам людей не отнесся серьезно. Кого-то вяло искали на курортах и в гостиницах, а некоторых, например, известных любителей путешествовать, охотиться или рыбачить и вообще не искали. Да и где искать? Женщин, как правило, тоже не разыскивали, не без основания предполагая высокую вероятность любовного приключения. Но к середине апреля, когда накопилось по три-четыре десятка сообщений о пропажах, руководство УПВС пришло к выводу, что проблема серьезная и своими силами они не справятся. Тогда обратились, конечно, в Космофлот.
В середине апреля, когда бригады универсалов начали традиционную сезонную «большую чистку» городов и поселений, стали обнаруживаться и первые- страшные находки: фрагменты человеческих тел, реже – почти целые, но жутко изуродованные тела. Многие из тех, кто сообщал о находках, были практически невменяемы от увиденного и нуждались в серьезном психологическом лечении.
Департаментом «КР» при участии группы селферов были организованы поисковые мероприятия, которые привели к кошмарным итогам: пропало 743 человека, найдены останки 698 людей, все обнаруженные части человеческих тел имели следы «прижизненных повреждений» чудовищного характера. Самым немыслимым казалось то, что на нескольких фрагментах были отчетливо видны следы человеческих зубов.
Зато именно эти следы позволили полностью отбросить версию о каких-то непонятных хищных животных или даже о сошедших с ума тэрах, выдвинутую одним из работников Департамента «КР». К тому же, как только первый тэр был вызван для самого первого разговора, остальные осознали, в чем их могут обвинить, и яростное возмущение «тигров разумных» не имело границ. В Дели они даже вышли на улицы с плакатами «Мы – не животные», «Мы – разумны», «Люди – наши создатели» и «Мы любим людей». Правда, последний плакат им было бы лучше не поднимать, но тэры столь бесхитростны, что двусмысленности этого плаката осознать были не в состоянии.
На самом деле в первые же дни расследования была выдвинута и практически твердо доказана основная версия, но она была столь невероятна и столь резко противоречила интересам человечества, что несколько недель делались попытки найти другое объяснение событиям. Например, искали новую болезнь, приводящую к умопомешательству инфицированных людей, или все-таки искали сбежавших из заповедников животных, по каким-то причинам неучтенных. Тем временем подозреваемых по основной версии сразу же по-тихому под благовидным предлогом изолировали на хорошо охраняемых территориях. Исчезновения людей сразу же прекратились, хотя запоздавшие сообщения о шестерых пропавших чуть было не разрушили основную версию. Но поведение подозреваемых развеяло сомнения. Их пришлось содержать в одиночных камерах, а затем – и вовсе на растяжках, чтобы они не нанесли себе смертельные травмы.
В первые дни изоляции преступники не вступали в контакт со следователями и учеными, не желали ничего объяснять, вообще разговаривать, а потом и просто не могли, полностью утратив облик разумных существ. Надо сказать, что изменения в состоянии корнезианцев (а это были они) происходили очень быстро, но все-таки с разной скоростью. Большинство из них умерли в течение осени, последний – в декабре. Причиной их естественной смерти было нарушение метаболизма. Но один из корнезианцев умер еще в мае от рук своих соплеменников такой же страшной смертью, как и все их человеческие жертвы. Именно после этого их и рассадили по одиночкам. Еще четверо, у которых изменения протекали особенно бурно, не перенесли исследований, проводимых специалистами Космофлота. Да, исследования были антигуманны. Но люди, участвовавшие в расследовании, не могли относиться к тем, кто совершил все чудовищные преступления, как к существам разумным. Я следователей и ученых не осуждал. Кроме того, любой ценой необходимо было выяснить причины, которые привели к столь трагическим последствиям.
К сожалению, в документах, которые я читал, отчета о результатах этих исследований не было.
Я с облегчением оторвался от чтения документов, потому что к бассейну подлетел небольшой грузовой флаер. Пилот мастерски, аккуратно и точно, позиционировал машину над бассейном у ближайшего к нам бортика. Откинулся пандус, и два молодых человека вытащили из флаера два довольно больших металлических ящика. Мелисса показала, куда их поставить.
– Джонни, Фрэнк, спасибо,- сказала Мелисса, оторвавшись от монитора,- а Лина стала прекрасно водить флаер.
В открытом окне кабины показалась девчоночья голова с двумя рыжеватыми хвостиками над ушами и звонко поздоровалась:
– Добрый день, тетя Лисса! Я стараюсь! После колледжа я решила поступать в Академию!
– Ну что ж, Космофлоту хорошие пилоты всегда нужны. Передавай привет родителям. Джонни, за контейнерами вернетесь вечером, часов в семь.
– Да, мэм,- хором ответили юноши.
Когда флаер улетел, я вернулся к бумагам, просмотрел протоколы заседаний следственной Комиссии. Заседаний было всего три, соответственно было и три протокола.
В первом протоколе меня удивило то, каким образом кому-то пришла в голову мысль о причастности к преступлениям корнезианцев. Заседание Комиссии проходило в Московском отделении УПВС. Комиссия заседала шестой час, материалы о первых страшных находках произвели угнетающее впечатление на людей и из УПВС, и из Департамента «КР». Тяжелая обстановка усугублялась гнуснейшей погодой за окнами зала заседания. Было семнадцатое апреля, но шел мокрый снег с дождем. День казался сумерками, город выглядел серым, скучным и грязным.
Селферы чувствовали себя ненамного лучше обычных людей. Конечно, они в жизни видели много чудовищного, но и они уже привыкли к спокойному и безопасному существованию землян в последние века. Один из селферов, Макс, был знаменит тем, что часто повторял как в неофициальной, так и в официальной обстановке: «Человечество живет в Золотом Веке, а еще…!», причем глагол, который следовал за словом «еще», имевший всегда один и тот же смысл, он очень изобретательно варьировал. Кое-кто считал, что селферу не пристало подавать дурной пример и надо бы быть сдержаннее в публичных высказываниях. Другие же полагали, что Макс, начавший свою жизнь в период войн за передел мира после Эпохи Глобальных Эпидемий, знал, с чем сравнивать, да и на самом деле, человечеству не мешало бы иногда напоминать, на каком свете оно могло бы сейчас находиться. При этом кое-кто вместо эвфемизма «на каком свете» давал развернутые непечатные определения того самого места, где находилось бы нынче человечество.
Так вот, когда в высказываниях членов Комиссии наступила пауза, Макс, глядя в окно, произнес:
– И какого… им в этих городах не хватает! Вот живут же люди, например, в Москве, одной погоды мерзопакостной достаточно, чтобы жить не захотелось, и ничего, никого не расчленяют с особой жестокостью! А там-то что? Живи – не хочу, один климат чего стоит, прямо как на Райском Местечке! – сказал он и посмотрел на карту на настенном экране, где возле
