чувств… Конечно, вы никогда не жили «на краю»… Но уже поздно. Давай отдыхать. До завтра!
Я отправился к себе. То, что я услышал сегодня от Мелиссы и о Корнезо, и о селферах, необходимо было обдумать. Но я чувствовал, что слишком устал – не физически, а морально, и решил сразу лечь спать, поскольку прошлой ночью толком не выспался. Завтра мне хотелось быть в приличной форме, тем более что завтрашний «день», как я прикинул, мог продлиться часов примерно тридцать пять. С этими короткими перелетами между объектами внутри Солнечной системы всегда так: прилетаешь в нужную тебе точку, как назло, то рано утром по местному времени, то поздно вечером. Завтра, судя по всему, мы появимся на Марсианском Южном Заводе Двигателей, когда там будет раннее утро, а мы к этому моменту уже часов десять как будем бодрствовать. Разве что в полете удастся вздремнуть.
Я уже направился в ванную, когда вспомнил, что забыл позвонить родителям. Я вернулся в гостиную и звякнул им по комму. Я специально отключил видеоканал и включил режим, не позволяющий определить мои координаты, чтобы они не видели обстановку, в которой я нахожусь, и не задавали лишних вопросов. Я хотел, чтобы они считали, что я звоню с Лунной Базы, куда, как я им сказал, я и отправился вчера – только вчера! – утром.
На звонок ответил отец, и тут же подключилась и мама. Я сообщил им о своем новом назначении в Департамент Патруля и Разведки и об участии в «испытательном полете» на «Маджипуре» с последующим отпуском на Корнезо. Родители очень обрадовались и бурно поздравляли меня, хотя мама спросила дрогнувшим голосом:
– А в этом Департаменте работа не опасная?
Она, конечно, не могла забыть Серегу Краммера. Я ее успокоил, что сам в разведку летать не буду, а стану канцелярской крысой, что маму очень утешило. Но гораздо сильнее сообщения о моем новом назначении родителей взволновало известие о неожиданно выпавшей мне возможности провести отпуск на Райском Местечке. По поводу самого полета на Корнезо мама немного посокрушалась, что я полечу на «Маджипуре», а не на «Олассони», поскольку романы Йоргана Войновского ей нравились гораздо больше «Маджипурского цикла» Силверберга. Отец попросил, если меня это не слишком затруднит, привезти ему в подарок что-нибудь из подлинных предметов быта аборигенов, а не сувенирную поделку. Потом мама вспомнила, что как-то видела у одной знакомой изумительное ожерелье из корнезианских раковин, совсем не похожее на те, что продают в земных магазинах, и стала мне его описывать. Сначала я внимательно слушал, но потом решил, что на слух я скорее воспринял бы описание конструкции ВР-двигателя, чем этого ожерелья, и попросил маму набросать примерный рисунок желаемого ювелирного чуда и отправить изображение на мой комм, поскольку так будет надежнее. В конце концов мы попрощались.
С чувством исполненного долга я отправился спать. Погасив свет, я попытался сосредоточиться и свести воедино все, что знал о Корнезо раньше и что узнал сегодня. Мелисса явно меня переоценила, ожидая от меня вопросов по существу дела. Моих познаний в области биологии как раз было достаточно, чтобы понять и принять ее объяснения, но явно не хватало для их критического анализа и для возникновения дополнительных вопросов или собственных идей по поводу предстоящей операции. Я никак не мог сообразить, каким именно образом селферы будут спасать Корнезо. И это был единственный созревший у меня вопрос.
Вопреки моим опасениям, заснул я быстро, этой ночью кошмары меня не мучили, и никаких снов я вспомнить потом не мог. Кроме одного. Уже утром мне приснилось, что Мелисса подошла к моей постели, присела на край, наклонилась ко мне и коснулась своей щекой моей щеки. Легкое, как дуновение ветерка, прикосновение было невероятно приятным. Я немедленно открыл глаза. Комната была пуста, дверь закрыта. Это был только сон, но ощущение невесомого прикосновения, бесконечно нежного и одновременно сладостно-обжигающего, было гораздо более реальным, чем ощущение всех вместе взятых реальных поцелуев в моей жизни.
Было уже почти восемь. Я встал и пошел в ванную. Когда я взглянул в зеркало, то увидел, что на моей правой щеке сквозь загар отчетливо розовеет пятно, след приснившегося мне прикосновения Мелиссы.
Я автоматически проделал все утренние процедуры, время от времени поглядывая в зеркало. Пятно не исчезало. Я, конечно, знал о стигматах и прочих фокусах человеческого организма, как бессознательных, так и управляемых. Все они определялись наличием в мозгу человека связи между программами, управляющими функциями человеческого организма, и другими программами обработки информации. Но раньше я ничего подобного за собой не замечал. Интересно, теперь что, все события моих снов будут отражаться на реальном состоянии моего тела? А если мне, например, опять приснится «стерилизация» в плазме двигателя после посещения «Альбины-3»? Что, придется опять ложиться на регенерацию? Не хотелось бы. Не говоря уже о том, что за сон никто еще наград не получал. Шутка. Никакая награда не нужна, лишь бы никогда ничего подобного испытывать больше не пришлось.
С этими тревожными размышлениями я облачился в поджидавшую меня форму и вышел из коттеджа, колеблясь, должен ли я сам связаться по коммуникатору с Мелиссой, или лучше подождать, когда она свяжется со мной сама. Не прошло и двух минут, как тренькнул мой комм, и Мелисса спросила хрипловатым голосом:
– Ты уже проснулся, Алекс?
– Да, мэм, проснулся и готов приступить к службе, мэм!
– Сегодня служба начинается с завтрака. Приходи. Через минуту все будет готово.
Когда я подошел к коттеджу Мелиссы, Валентина Пет ровна заканчивала накрывать на стол.
– Доброе утро, Мелисса! Доброе утро, Валентина Петровна! Спасибо за завтрак, спасибо за обед! В жизни не ел такого волшебного торта, да и все остальное! А отбивные!
– Доброе утро, сэр! – ответила мне домоправительница. Она улыбнулась в ответ на мои слова, но решила сегодня в разговоры не вступать и быстренько ушла.
Мелисса, одетая в адмиральскую форму, уже сидела за столом и делала себе бутерброд с сыром. Я сел в кресло напротив и взглянул на нее. Я не сразу понял, что вижу, тем более что прядь светлых волос отчасти прикрывала ее опущенное лицо. Но когда она подняла голову, я хорошо разглядел на ее правой щеке точно такое же розовое пятно, как и у меня. Мелисса посмотрела мне прямо в лицо и тоже не могла не увидеть пятно на моей щеке. Она поднесла ладонь к своему лицу и потрогала пятно. Я первый раз увидел, как Адмирал столь откровенно не смогла скрыть своих чувств. Она совершенно очевидно была изумлена. Что же говорить об охватившем меня смятении? Я сделал вид, что ничего не замечаю, и наклонился к тарелке, что-то цепляя вилкой на ближайшем блюде и перекладывая это что-то на свою тарелку. В голове у меня не было ни одной мысли.
Мелисса не произнесла ни слова. Когда я решился поднять глаза, она абсолютно спокойно что-то жевала, глядя в свою тарелку. Пятна на щеке у нее уже не было. Я совершенно не помню, что мы ели в то утро на завтрак. Я, наверное, машинально сжевал бы все, что было на столе, включая салфетки, но в какой-то момент Мелисса привела меня в чувство. Будто ничего необычного никто не заметил, она спокойно обратилась ко мне:
– Алекс, тебе двадцать минут на сборы, потом подходи к внутренним лифтам. Форма одежды – официальная зимняя, в меха облачаться прямо сейчас,- она усмехнулась,- совсем не обязательно, но взять надо.
Вернувшись в свой коттедж, я сразу подошел к первому же зеркалу. Особенно вглядываться было ни к чему, пятно было на месте, разве что немного побледнело. Что делать, я был пока не селфером, а только Потенциалом и сознательно управлять своим организмом еще не умел. Я понимал, что во мне происходят изменения, но контролировать их я пока не мог. К сожалению, при этом, как при любых переменах, отрицательные последствия уже налицо, в буквальном смысле этого слова, а положительных можно вообще никогда не дождаться.
Но что же случилось? Конечно, Мелисса ко мне не приходила. Я видел сон. Пусть мое пятно – нечто вроде бессознательно возникших стигматов. Хорошо. А пятно Мелиссы? У нее что, тоже стигматы после сна? И что же, нам снился один и тот же сон? И какой сон!!! Бред. Такого не может быть. «Все это – простая случайность, следы от подушек, забудь»,- сказал мне мой здравый смысл. «Хорошо,- согласился я,- забуду»,- и сделал вид, что забыл.
Собраться в поездку мне было просто. Я бросил в свой кофр личные мелочи и, скорее, как дань традициям, несколько предметов белья и одежды из богатой коллекции в шкафах. На самом деле все необходимое для любых путешествий и приключений уже было на мне – моя форма. Можно пройти пол-Галактики, не испытывая ни малейших неудобств, если на тебе твоя космофлотская форма, одно из выдающихся достижений человечества.
Основное место в кофре заняла меховая форменная куртка, новая, заботливо приготовленная для меня Мелиссой, поскольку моя собственная осталась на «Джо»,- я же улетал с Луны на Землю в отпуск в жаркие степи.
Форменная меховая куртка, естественно, была излишеством, поскольку космофлотская форма являлась квазиживой конструкцией, превращавшейся при необходимости в скафандр, который позволял не только зимовать в Антарктиде, но и находиться автономно в открытом космосе не менее трех недель. Рекорд составлял сто двадцать семь дней пребывания в пространстве, после чего человек был без потерь восстановлен в регенераторе. Каждый первокурсник в Академии к концу первого семестра получал специально для него выращенную форму и в течение всех последующих девятнадцати семестров адаптировал ее к себе, изучал ее возможности, учился ею управлять. Курс «Форма» был одним из основных курсов в Академии, и я особенно гордился своими результатами на зачетах, соревнованиях и экзаменах по этому курсу. Я любил свою форму. Мы с ней, правда, не побили ни одного рекорда, но всегда показывали превосходные результаты. Например, превращение формы в скафандр полной защиты мы проделывали за 7,2 секунды, а абсолютный рекорд равнялся 6,84 секунды. Да, моя форма меня не подвела, спасла мне жизнь тогда, после «Альбины-3». Сейчас я носил ее клон, с которым вполне сжился, хотя в серьезные переделки, к счастью, с ним пока еще не попадал.
Я в срок вышел к лифтам, через несколько секунд появилась Мелисса. Мы спустились в ангар, сели в тот же ее флаер, на котором летели в субботу, и поднялись над островом.
– Алекс, нам лететь совсем близко, яхта ждет нас в Редроке.
Редрок был большим космопортом на западе Сахары. Когда-то там, наверное, над песчаными барханами действительно возвышалась красная скала, но давно уже ни скалы, ни барханов в Редроке не было и в помине. Огромный космопорт, самый большой во всей Северной Африке, разрастался с каждым годом, тесня апельсиновые и лимонные рощи. От прежней Сахары, великой пустыни, осталось четыре заповедника, а всю остальную площадь занимали курорты и плантации цитрусовых.
Конечно, на Земле практически все производство сельскохозяйственной продукции давно было переведено на подземные заводы, где, клонируемые по лучшим образцам, выращивались продукты питания, и на орбитальные станции, в колоссальных оранжереях которых в невесомости круглогодично плодоносили могучие помидорные деревья, лиано-подобные картофельные кусты и бог знает что еще. Но были отдельные культуры, которые еще занимали значительные площади на поверхности Земли. Вот цитрусовые, например, почему-то плохо приживались в космических оранжереях. Зато в Сахаре они трижды в год давали сказочные урожаи.
Вскоре флаер подлетел к Редрокскому космопорту. Мелисса направила флаер в облет гражданского порта, севернее, туда, где находился огороженный и охраняемый военный порт Космофлота, не многим меньше гражданского. Приземлившись, Мелисса по разметке посадочной плиты подвела флаер прямо к небольшой яхте. У трапа яхты нас ожидали три человека команды и лейтенант, который сразу поднялся в кабину флаера, и Мелисса передала ему управление своей машиной.
Когда мы выбирались из кабины, я взял в одну руку свой кофр, а другую протянул к кофру Мелиссы. Она тоже взялась за ручки своего кофра:
– Алекс, это мой кофр.
– Мелисса, но я учусь ухаживать за вами!
– Да, действительно, извини, я совсем забыла. Ты прав, надо заранее тренироваться. И не только тебе. Я, честное слово, уже не помню, когда кто-то нес мой багаж. Конечно, такие мелочи очень важны, ты молодец, что обращаешь на них внимание. Пожалуйста, ты и дальше веди себя как ухаживающий за мной кавалер, и не стесняйся меня поправлять, если я об этом буду забывать и по привычке быть Адмиралом, а не слабой женщиной буду мешать тебе проявлять галантность.
Про себя я подумал, что мне-то как раз надо постараться не забывать, что Мелисса все-таки Адмирал, мой непосредственный командир. А то последние двое суток этот факт все время как-то ускользал из моего сознания. О том, что она – селфер, а я – ее Потенциал, я еще помнил. Пока. Но я чувствовал, что мой сегодняшний сон непостижимым образом разрушил некий барьер в моем отношении к Мелиссе, и я перестал думать о ней как об абсолютно недоступном для меня объекте. Я стал, совершенно непонятно почему, воспринимать ее как женщину, желанную и в принципе достижимую. Более того, теперь я в глубине души был уверен, что Мелисса – моя женщина, единственная, предназначенная мне судьбой навеки, и, рано или поздно, мы будем вместе. Эта странная возникшая сегодня уверенность противоречила логике и всем известным мне фактам, но самое удивительное, что меня совершенно перестали беспокоить существование Майкла и их с Мелиссой отношения.
У трапа яхты мы обменялись приветствиями с членами экипажа. Мелисса представила нас друг другу. Капитан, Игорь Сергеевич Поздняков, был лет на сто старше меня, а два старших лейтенанта, пилот и техник, лет на десять моложе. Ни с кем из них я раньше знаком не был. Капитан, когда мы поднимались по пандусу, негромко сказал:
– Рад знакомству с вами, сэр. Много о вас слышал. Не будете ли вы столь любезны и не согласитесь ли пройтись по моей яхте в сопровождении нашего техника?
– Капитан, для меня большая честь быть пассажиром вашего корабля. Конечно, когда мы выйдем на трассу, я с удовольствием загляну во все уголки яхты. Мне кажется, что это будет
