относиться к ней, к её поступкам, почему меня трогают её слова?..'
Смолка насмешливо фыркнула: 'Получил? От любви никому не спрятаться…'
…Следующие две недели были для Любавы сущим кошмаром. Она в буквальном смысле сходила с ума от тревоги, она жутко волновалась за Бьёрна, страшно по нему скучала… Боги, боги! Могла ли она подумать раньше, что когда-нибудь будет по нему скучать?.. Тоска и тревога измучили девушку совсем, в конец; по ночам её преследовали кошмары, от которых она просыпалась в холодном поту. Только на вторую неделю она более-менее успокоилась, но улыбка все равно была редким гостем на её побледневшем лице…
Она часто ходила на скалу за замком, подолгу сидела там, глядя на закат, на море, на птиц. Она вспоминала, как они стояли здесь с Бьёрном… И именно здесь, в момент особо острой тоски у нее вспыхнуло в голове это слово — «люблю». 'Люблю, — повторила про себя Любава. Положила голову на руки. — Я… его… люблю…'
Надо ли говорить, что запрет Бьёрна заходить в его комнату не подействовал. Любава пришла туда в конце второй недели, когда терпеть стало совсем невмоготу, надо было чем-то отвлечься. Оглядела царивший в комнате бедлам, вздохнула и начала потихоньку прибираться. 'Бьёрн вернется — убьет', — подумала она и улыбнулась. Груду на столе она тронуть не решилась, подняла валявшееся на полу, аккуратно сложив все на подоконнике, разобрала и расправила кровать. Затем смахнула пыль отовсюду, подмела пол — а то под ногами аж песок хрустел и, как перекати-поле, катались комочки пыли — и, встав на стул, открыла окно, чтобы проветрить. Из него послышался обычный шум на дворе, звон мечей, крики птиц и… и ещё далекий топот копыт. Любава замерла, прислушиваясь, потом высунулась в окно по пояс. Над дорогой к замку появилось облако пыли, из которого вскоре вынырнули всадники. И один из них был до боли знаком…
— Бьёрн… — прошептала Любава. Не сдержав радости, подпрыгнула и чуть не свалилась со стула, воскликнув: — Бьёрн!
Вихрь унес девушку из комнаты вниз, на крыльцо…
…Бьёрн спрыгнул на землю и похлопал по холке какую-то незнакомую Любаве лошадь, совсем не Смолку. Потом бросил слугам пару слов про обоз с ранеными, который должен подойти ближе к вечеру, и помог спешиться Гилрэду. Парень был как-то бледен и непривычно молчалив и серьезен. И тут взгляд Бьёрна натолкнулся на Любаву…
За эти две недели он многое понял, покопавшись в себе. Бессонные ночи, проведенные в одиночестве у костра, помогли расставить все по местам, найти нужные слова, которые удивляли и… и одновременно пугали. Разве мог он когда-нибудь подумать, что этот брак, брак по расчету, станет для него чем-то большим? И не эту ли цель преследовали Дунгром и Гилрэд, когда говорили, что жениться ему просто необходимо?
Любаву как будто пригвоздило к месту. Ноги стали ватными, в глазах поплыло, она оперлась на перила, чтобы не упасть. Она так долго ждала… и дождалась. Он вернулся…
Бьёрн поднялся на крыльцо и остановился на несколько ступеней ниже девушки, будто поджидая отставшего Гилрэда. Он шел медленно и с трудом, но помощь отвергал.
— Здравствуй… — тихо сказала Любава. Держась за перила, спустилась к нему, остановилась выше на ступеньку, так, что стала вровень с ним. Её зеленые глаза были полны нежной радости, она как будто осторожно трогала взглядом его лицо, как боялась и стеснялась тронуть рукой. — Как хорошо, что вы вернулись…
— Здравствуй, хозяйка, — кивнул Бьёрн. — Мы вернулись с победой. Десяток погибших и два десятка раненых — это не такая большая цена.
Любава улыбнулась — светло и радостно.
— Я рада, — произнесла она. — Дом тебя ждет, хозяин. Вам нужен покой и отдых, а я… распоряжусь о трапезе праздничной в честь победы?
Бьёрн снова кивнул и, оглянувшись на Гилрэда, попросил:
— Сделай ты с ним что-нибудь, чтобы он к лекарям пошел! Меня не слушает…
— Да? — Любава вскинула брови и глянула на Гилрэда. Тот останавливался на каждой ступени, но упорно шел. — Что с ним? Он ранен?
— Да. И причем довольно серьезно. Но считает, что одной перевязки достаточно, — Бьёрн обошел девушку и скрылся в доме.
— Гилрэд, да ты с ума спятил? — Любава спустилась к нему, быстро оглядела — парень едва заметно кривился на правый бок, прижимая к нему руку, словно защищая. Девушка покачала головой. — Я к тебе лекаря пришлю. И не смей спорить, а то сама перевязкой займусь да лечением!
— Все в порядке, княжна, — сквозь зубы процедил он, споткнулся, едва не упал и до боли закусил губу, судорожно вцепившись в перила.
— Да уж вижу, — скептически кивнула Любава. Подошла, помогла выпрямиться, взяла за руку. — Хочешь — не хочешь, а к лекарям пойдешь. Я не Бьёрн, я с тебя с живого не слезу, пока по-моему не сделаешь, понял? Рана тяжелая, опасная наверняка, а ты все хорохоришься! Вот заразу подцепишь какую-нибудь да помрешь, вот весело будет! Хочешь Бьёрна без друга единственного оставить, да меня без подмоги?
Это все она тараторила, таща его наверх. Парень покорно плелся следом, похоже, даже не слушая ее, уже ничего не соображая и не в силах сопротивляться… Наверху Любава сдала Гилрэда с рук на руки лекарям, и они увели его куда-то. Девушка вздохнула, быстро распорядилась насчет обеда и пошла к себе — переодеваться.
Она только-только успела стянуть платье, как вдруг дверь без всякого предупреждения распахнулась и на пороге появился Бьёрн с началом какой-то гневной тирады, но, увидев ее, застыл как вкопанный. Любава взвизгнула, схватила платье и прижала к груди.
— Ты… ты… — девушка не могла найти слов, потом вдохнула поглубже и возмущенно выдала: — Ты с ума спрыгнул? Тебя стучаться никто не учил? Отвернись сейчас же!!!
— А я тебя о чем просил, а?! — вдруг прищурился Бьёрн. — Что я тебе про мою комнату говорил, а?! Или память потеряла?!
Любава попятилась от него, огляделась и спряталась за занавеску.
— А что, разве хуже стало? — послышалось оттуда. Голосок её был лукавым и вызывающим. — По-моему, только чуть-чуть чище. Да с полу кавардак вверх поднялся. Все равно уже сегодня так же будет, нет разве?
Бьёрн в сердцах плюнул и ушел, хлопнув дверью. Любава выглянула из-за занавески и засмеялась. 'И что я не так сказала? Что на правду-то обижаться?' — подумала она и, улыбнувшись, переоделась до конца. 'Вернулся хозяин, — мелькнула невероятно удовлетворенная мысль. — Все как раньше…' Любава надела венец замужества, пригладила волосы и вышла из комнаты, сияющая радостью и счастьем — проследить за подготовкой трапезы.
…Луна светила сквозь приоткрытую ставню, вычерчивая на полу яркую дорожку и отражаясь от серебряной руны на груди сидящего на стуле мужчины. Он сидел в пустой гостиной, около окна, напротив пустого кресла, наполовину повернутого к двери. Наверное, это было игрой теней, но создавалось впечатление, что в кресле сидит неясная фигура…
Казалось, мужчина прислушивается к шорохам засыпающего замка, но в действительности ему не было до этого никакого дела…
'Я снова вернулся, мама. Прости, что в этот раз так долго. Они продвинулись далеко и держались упорно. Но с нашей стороны погибших мало, а я не получил даже царапины. Но я боюсь, что скоро без помощи мне будет не обойтись, совет был прав… Любава… Я же рассказывал уже тебе о ней… Она… Она очень сильно изменила мою жизнь… Я… я не могу ей не довериться… Я пытаюсь оттолкнуть её от себя, но у меня не получается. Обижая ее, я чувствую себя виноватым и не могу жить с этим… Да, ты права. Так жить нельзя. Но я не умею по- другому, ты знаешь… Если бы вы с отцом были живы, вы бы научили меня доверять, но… Но даже теперь я начинаю понимать… — он наклонился, спрятал лицо в ладонях. — Я начинаю понимать, что люблю ее, мама… И я… Я боюсь этого… Я не знаю, что делать… — он выпрямился, возвращаясь в прежнее положение. — Я боюсь, что она меня просто жалеет. Скажи, разве меня такого, какой я есть, можно за что-то любить? Меня можно только ненавидеть или, как она, поняв, жалеть…'
Вдруг где-то наверху скрипнула лестница, и мужчина вскинул голову. На верхней площадке стоял освещённый луной белый призрак. Призрак положил едва различимую руку на перила и быстро слетел вниз…
— Ой, — неожиданно сказал призрак голосом Любавы. Вышедшая из-за туч луна осветила заспанные, полузакрытые глаза, и взъерошенные со сна волосы, и легкий белый плащ, окутавший тонкую фигуру до самого носа. — А ты что… не спишь?
— Как видишь, — Бьёрн снова отвернулся к окну и тяжело вздохнул. Несмотря на всю усталость, сон не шел, и он, побродив по замку, пришел сюда… — А ты чего гуляешь?
— Да… — Любава слабо махнула рукой и, уткнувшись носом в плащ, зевнула. — Проснулась, заснуть не смогла… Приснилось что-то… нехорошее… Проснулась мокрая, как мышь, в горле наждак, решила за водой быстренько спуститься… А ты… чего?
Она чуть попятилась назад и сморгнула сонную пелену, успокаивая бешено забившееся сердце: ей показалось, что в кресле напротив Бьёрна шевельнулась какая-то темная тень…
— Не знаю, — он пожал плечами. — Не спится просто…
— Ммм, — многозначительно протянула Любава. Потерла одной рукой слипающиеся глаза. — Я пойду, попью, ладно? Горло ни говорить, ни дышать не хочет…
Бьёрн кивнул, Любава, улыбнувшись ему рассеянно-сонной улыбкой, повернулась и на цыпочках пошла в сторону кухни: пол был каменный, холодный, а на ногах у нее были лишь тоненькие тапочки без подошв. Через несколько минут она вернулась в гостиную и застала Бьёрна все в той же позе. От прогулки и холодной воды девушка несколько проснулась и сообразила, что что-то тут неладно.
— Бьёрн, — осторожно позвала она. — Бьёрн, все в порядке? Может, случилось что-то?
— А что могло случиться? — пожал плечами он. — Все нормально. С чего ты взяла, что что-то не так?
— Да… просто… — девушка неуверенно пожала плечами. — У тебя вид странный какой-то…
Бьёрн зябко передернул плечами и ничего не ответил. У него почему-то было какое-то глупое ощущение, что девушка слышала весь его разговор с матерью…
Любава тихонько подошла к нему, заглянула в глаза. Из-под белого плаща появилась белая в лунном свете рука, осторожно погладила его по волосам.
— Пойдем спать, — предложила девушка, чуть улыбнувшись. — Утро вечера мудренее.
Бьёрн неопределенно хмыкнул, но все же поднялся и потянулся: тело затекло за несколько часов сидения на одном месте.
— Вот, завелась тут хозяюшка! — в шутку пробурчал он. — Даже меня, как дите малое, гонять начала!
— А ты и есть дите временами, — улыбнулась Любава и взяла его за руку. — Пойдем. Тебе делами нужно заниматься, а такое только на свежую голову делать надо.
Бьёрн ничего не сказал, и Любава, сама зевая на ходу, потянула его за руку к лестнице. И вдруг… То ли луна злую шутку сыграла, то ли воображение девушки, только она на миг совершенно ясно перед собой увидела лицо красивой молодой женщины, которая как будто с интересом заглядывала ей в глаза… Любава вскрикнула, в ужасе отшатнулась и прижалась к Бьёрну.
— Боги, что такое?! — опешил он. — Ты чего орешь-то?.. Весь замок перебудишь!!..
— Там… там… — Любава осторожно оглянулась. Перед ней была только лестница. Девушка прерывисто выдохнула. — Показалось, наверное… Призрак как будто… Женщины…
Бьёрн вздрогнул и посмотрел девушке в глаза.
— Как… Как она выглядела? — с трудом выдавил он.
— Я не… не рассмотрела… Красивая очень, глаза большие, ресницы длинные… Волосы волнистые, ниже плеч… Венец с… — Любава вздрогнула и, отодвинувшись, посмотрела Бьёрну на грудь. Глаза её округлились. — С руной…
Он отшатнулся от девушки и зажал руну в кулак.
— Мама?.. Ты… Ты её видела?..
— Да… Наверное… Да… — глаза у Любава были такими огромными, что казалось, будто на её лице не осталось ничего, кроме глаз. Она сглотнула, судорожно, словно проталкивая сквозь горло, и прошептала: — Бьёрн… Это была… твоя мать? Но как же… Зачем?
— Не знаю… — сказал он. — Я иногда прихожу сюда, разговариваю с ней…
Он опустил голову и немного помолчал.
— На самом деле легче становится, будто с живым человеком поговорил…
— И сегодня… говорил? — Любава медленно подошла к нему, заглянула в глаза сквозь свесившиеся волосы.
