— Видать, другая, — кивнул хозяин. — Ничего не делается просто так. Если хотите, я могу вам провожатого найти, чтоб он вам город показал. Может, и найдете ответ.
— Гилрэд, как думаешь? — повернулась девушка к Бьёрну. В глазах её полыхнул озорной огонек. — Пойдем? Грех такой шанс упускать. А?
Бьёрн меланхолично пожал плечами, делая вид, что ему все равно.
— Можно.
— Мы согласны! — объявила Любава, сверкнув глазами. Она уже заметила, что в их паре является своеобразным переговорщиком, и ей эта роль отчаянно нравилась.
Через десять минут они уже шли, сопровождаемые Лалерийном, по тихим уютным улочкам города. Паренек держал Любаву за руку, как в первый раз, улыбался мягко и радостно, то и дело поглядывая на нее счастливыми наивными глазами. Любава тоже улыбалась, идя с ним шаг в шаг — глядя на него, не улыбаться было невозможно; Бьёрн тенью шел позади них. Лалерийн то и дело останавливался возле какого-нибудь дома и начинал что-то о нем рассказывать на своем певучем языке необычайно радостным голосом, но, видя, что Любава совсем его не понимает, пытался объяснить свои слова жестами. Так Любава узнала, что в городе людей живет немного, что гораздо больше здесь эльфов и троллей; что 'вот здесь живут самые воинственные орки, которых за это чуть не изгнали'; что город проектировался очень интересно, по принципу солнца — в центре высокий белый замок Правителя, а от него, как лучи, отходили улицы. Последнее Лалерийн показал, выведя их на площадь перед замком. Любава и Бьёрн на миг замерли, глядя вверх: необычайная, волшебная красота замка завораживала и притягивала, не отпускала от себя непривычной легкостью очертаний. Лалерийн некоторое время смотрел на них, ласково и понимающе улыбаясь, а потом дернул Любаву за руку, уводя в какую-то другую улочку.
Они пробродили до самого вечера. Солнце уже начало клониться к закату, когда Лалерийн в очередной раз остановился, отпустил руку Любавы и, кивнув куда-то за её спину, бросился бежать по улице дальше и вскоре скрылся из виду.
— Ой, — ошарашенно сказала Любава. Повернулась к Бьёрну. — И что это значит?
Он проводил парня долгим задумчивым взглядом.
— Леший его знает… Тирлейм же предупреждал, что он «существо» легкомысленное… — на самом деле он был очень рад исчезновению Лалерийна. Он был каким-то по-детски радостным и наивным, и это раздражало Бьёрна… Он резко оборвал свои мысли, потому что привык быть честным с собой. На самом деле его коробило, что парень держал Любаву за руку, с улыбкой заглядывал ей в глаза…
— Да, он забавный… — Любава ласково улыбнулась. — Как ребенок совсем… И куда нам теперь идти? До замка дойдем, а дальше куда?
— Может, встретим кого, спросим. Судя по дому, нашего хозяина тут должны знать многие, — отрешенно предположил Бьёрн, на самом деле больше занятый своими мыслями. Как быстро, всего за два дня, эта девушка стала для него кое-что значить, как быстро он к ней привязался, именно привязался, нечего себя обманывать, что просто несет за нее ответственность! Да разве можно остаться равнодушным к этим озорным глазам, к самодостаточности молодой девушки? Да, в конце концов, к её желанию помочь, к её заботе!.. Он согласился быть один, но как это оказалось сложно… Его защита готова была лопнуть и оставить его на коленях у ног Любавы… Но он никогда не покажет свою слабость. Не этому его учили.
Из раздумий его вывел её заливистый смех. Девушка смеялась, то и дело подскакивая от веселья вверх, и смотрела на Бьёрна веселыми огоньками глаз.
— Ой, Бьёрн, — наконец выдохнула она, — видать, судьба нам с тобой плутать! Второй раз уже блуждать приходиться!
— Да уж, привалило счастье, — криво усмехнулся он в ответ. — До встречи с тобой, ну ей-богу, ни разу в жизни не заблудился, а с тобой!.. Наверное, у тебя особый талант…
— Ну да, чуть что — так сразу я! — Любава шутливо сдвинула брови, но тут же улыбнулась, широко и радостно. — Всю жизнь в лесу гуляла, в незнакомые места заходила, по граду бродила одна — и ничего! У нас с тобой у обоих талант…
Бьёрн неопределенно хмыкнул, развернулся и пошел к замку. А как хотелось улыбнуться в ответ…
Любава пошла вслед за ним, но потом, не в силах сдержать вдруг обуявшего её веселья, забежала вперед и начала тихонько напевать, по своему обыкновению, какую-то веселую наивную песенку из детства. Так они шли — Любава впереди, Бьёрн сзади — до темноты, и только уже в потемках добрались до площади перед замком, а там…
— Ой, Бьёрн… — восхищенно прошептала Любава, останавливаясь.
А на площади был праздник! Звучала музыка, вспыхивали разноцветные огни, нарядные жители города весело танцевали, держа в руках какие-то длинные планки с лентами на концах и ветвями с листьями. Волны веселья буквально захлестывали Любаву, она задыхалась от восторга и желания присоединиться к танцующим…
— Бьёрн! — Любава развернулась к нему, сверкнула глазами-звездочками, потянула его за здоровую руку. — Пойдем, Бьёрн! Пойдем танцевать!
Он вдруг резко высвободился, в глазах — ненависть и злость. Он с самого детства ненавидел праздники, спасибо лучшему другу отца…
— Бьёрн… — растерялась Любава. Она его не понимала, совсем не понимала, силилась понять — и не могла… — Бьёрн… Я что, опять тебя обидела, да? Бьёрн…
Он отвел взгляд от её глаз и помотал головой. Злость неконтролируемой волной поднялась откуда-то из глубины, грозя выплеснуться наружу, но… но ему почему-то не хотелось срываться на Любаву…
— Бьёрн, ну если не хочешь — не надо, пойдем отсюда, а? — Любава снова взяла его за руку, сжала её в обеих ладонях, заглянула в глаза. — Пойдем отсюда?
Он осторожно сжал её руку в ответ, но в глаза посмотреть почему-то не решился.
— Тебе прям так туда хочется? Я не понимаю всего этого веселья…
— Неужели ты никогда не танцевал? — глаза Любавы вновь загорелись, она удивленно вскинула брови. — Бьёрн, ты потерял полжизни!
И она потащила его в толпу танцоров.
…Сказать, что она его утанцевала — значит не сказать ничего. Бьёрн буквально рухнул на ближайшую скамейку, тяжело дыша и блаженно вытягивая ноги. Любава упала рядом с ним и прижалась к плечу.
— Ну как? Понравилось? — весело и звонко спросила она.
— Чтоб я тебя ещё раз послушал! — покачал головой он. Сердце вдруг сжалось от бесконечной тоски: вспомнилось любимое платье матери, в котором она ходила только на танцы, боги, как она любила танцевать… Любила… её образ будто из прошлой жизни…
— Это ты с непривычки, — улыбнулась Любава, не заметив в темноте странного выражения его лица. — Ой, я когда впервые на танцы пошла, ноги потом два дня не ходили — все отплясала… Да… Боги, а ведь это было всего два года назад…
Любава вздохнула. Два года назад, всего два года! Ей было пятнадцать и она никаких проблем не знала, кроме — как сбежать от нянек в лес с Громом да что надеть на праздник. И ещё — как уговорить Горыню дать ей в очередной раз потренироваться на мечах. А теперь…
— Не надо мне такой привычки, — буркнул Бьёрн, резко встал и пошел прочь, пытаясь загнать подступивший к горлу ком куда подальше.
— Бука, — ласково засмеялась Любава и подлетела к нему, вновь ненавязчиво взяв его за руку. — Домой бы пора… то есть к Морелейму.
— Ты знаешь, где он находится? — ехидно поинтересовался Бьёрн, пытаясь высвободить руку, но на этот раз — почему-то без большого энтузиазма. — Ты знаешь, куда идти?
— Так ты ж сам говорил: спросим, — Любава глянула на него, не отпуская его ладонь и не давая ему высвободиться. — Язык-то до Киева доведет! Сейчас и спросим.
Через минуту она остановила ближайшего человека и спросила, как идти к дому Морелейма. Тот сразу указал им нужную улицу, и уже через полчаса они завидели издалека знакомый сад.
— Ну вот и пришли, — улыбнулась Любава. И, вдруг вспомнив, спросила: — Кстати, а почему ты себя Гилрэдом назвал?
— Не хочу, чтобы меня узнали. В Северных Вратах Бьёрн один, и он король, — пожал плечами тот. — Не нужно, чтобы они знали.
— А что в этом такого страшного? — удивилась Любава. Она знала, что сейчас не обойдется без ехидства, но искренне не понимала, что Бьёрном двигало, поэтому спрашивала. — В Засолнечном княжестве тоже только одна Любава и она княжеская дочь, и что с того?
— Не. Хочу. Чтобы. Меня. Узнали! — повторил Бьёрн. — Я король, понимаешь? А если они узнают, кто я, то меня потащат во дворец! Официальный прием, почести как положено, а как ты успела заметить, я этого не люблю! Что ещё не ясно?!
Не в этом, ох не в этом на самом деле причина. Не стали бы в этом городе устраивать официальных приёмов для короля: здесь все равны и свободны. Но ведь не только королевским титулом славен Бьёрн Угрюмый…
— Да тише ты… Раскричался, ишь, — Любава выпустила его руку и отошла на пару шагов. Крик его был обиден, и девушке стоило огромного труда не выплеснуть обиду на Бьёрна. — Ночь кругом, а он кричит…
Он притворно всплеснул руками и пошел к дому. Любава последовала за ним.
— Ой, загулялись гости, — встретил их с улыбкой хозяин. — Провожатый вернулся, а гостей нет да нет…
— Да, а провожатый вам не сказал, что бросил нас посреди незнакомой улицы, а сам удрал куда-то? — буркнул Бьёрн.
— Да? — удивился хозяин. Оглянулся куда-то, где, видимо, находился Лалерийн. — Поговорю я с ним… Извинения мои примите да проходите, комнаты вам готовы.
— Благодарствуем, — вступила в разговор Любава. Улыбнулась. — Не ругайте Лалерийна особо, хорошо? Он не со зла…
Морелейм улыбнулся девушке в ответ и кивнул.
— Ну, идите отдыхайте тогда.
Гости последовали совету.
Утром, когда Любава проснулась и спустилась вниз, все уже позавтракали и столовая была практически пуста, только на столе была оставленная для девушки еда, да стоял, глубоко задумавшись, в пол-оборота к окну, Морелейм. Бьёрна нигде видно не было.
— С добрым утром! — звонко воскликнула девушка. Морелейм вздрогнул, обернулся и кивнул. Любава подошла к столу. — Как я сегодня поздно… А где Гилрэд?
Она едва успела себя одернуть, чтобы не назвать Бьёрна его именем.
— Он у лекарей, — хозяин с тяжелым вздохом снова отвернулся к окну. — До конца мы его, конечно, вылечить не сможем — перелом старый слишком, но управлять он рукой сможет лучше, чем раньше, да ещё сильно донимать его больше не будет. Да ты садись, ешь, для тебя оставлено.
— Спасибо, — девушка улыбнулась и села. Принялась за еду. — Хорошо, что он ей теперь управлять сможет, а то мне на него аж смотреть жалко, как он мается…
На этом она замолчала: еда отняла все её внимание. Когда же она снова вернулась к миру вокруг, опустошив тарелку подчистую, хозяин стоял все в той же позе и только едва заметно качал головой. Любава сдвинула брови: чутье ей подсказывало, что что-то случилось.
— Морелейм, — тихо позвала она. Хозяин чуть обернулся. — Простите, коли не в свое дело лезу, но вижу я, случилось у вас что-то.
— Случилось, — он помолчал, думая, рассказывать или нет, но тут ему в голову пришло, что девушка может помочь. — У Лалерийна мать умерла.
Девушка молчала, не зная, что сказать. Что тут скажешь? Даже выражение сочувствия прозвучит как лицемерие…
— Простите, — только и произнесла она.
— Ничего, — хозяин помотал головой, будто пытаясь отогнать душившие его мысли, и продолжил: — Понимаешь, Любава, мы бессмертны. Вы, люди, любите говорить, что ничего вечного нет, но это не совсем так. Я живу на этом свете уже несколько тысяч лет, я многое повидал. А Лалерийну всего пятьдесят три года. Его мать — человек, про отца никто ничего не знает, она предпочитала молчать и теперь унесла эту тайну с собой… Она прибилась к одному из наших караванов, идущих сюда, и осталась жить с нами. Мы ни о чем не спрашивали, а она особо не рассказывала… Она воспитала своего сына так, что он ничего не знает о людях. Что вы смертны, подвержены болезням… Мы не перечили. И теперь я в тупике. Я не знаю, как ему объяснить, что она умерла…
