собой, а лишь призраком, блуждающим среди таких же призраков. Хиликс только познакомила его с бессмертными мастерами, Моран же связал его с ними навсегда. Утратившее душу тело Халдана шагало по опустевшему дворику, в то время как душа танцевала менуэт в салонах восемнадцатого века.
Он нашел свою машину и поехал к отцу.
Халдан-III еще не возвратился. Полный раскаяния оттого, что огорчил отца, Халдан достал из стола шахматы и расставил фигуры.
Грейстоун не мог читать свою лекцию бесконечно. После возвращения отца должно хватить времени на одну партию. Чувствуя себя виноватым, Халдан заранее решил, что сегодня отец выиграет.
Халдан-III вошел, потирая руки от вечернего холода. Его глаза просияли, когда он увидел шахматную доску.
— Хочешь проиграть?
— Скорее ты проиграешь.
— Посмотрим. Как доклад?
— Так себе, — ответил Халдан. — А как лекция?
— Великолепно. Теперь я отлично знаю, что такое эффект Файрватера. Налей-ка мне стаканчик, пока я раздеваюсь.
Халдан подошел к бару и налил два бокала.
Отец, сняв пальто, вернулся и пододвинул стул к шахматному столику.
— Значит, тебе доклад не особенно понравился? А вот Грейстоун был хорош, просто великолепен.
За игрой Халдан был молчалив и рассеян, пока отец не сказал:
— Не понимаю, почему вы, молодые, так легко изменяете своей специальности?
— Хм-м.
— На сегодняшней лекции была одна студентка гуманитарных наук Перед началом обо мне было объявлено, как о почетном госте; потом она подошла и представилась. Мы даже немного поговорили, и она прислушивалась ко мне, чего я не могу сказать о собственном сыне.
— Х-м. Как она выглядела?.. Тебе шах.
— Какая разница? Девушка как девушка.
— Просто мне интересно, заглядывается ли еще мой старик на молоденьких женщин.
— Как ты не раз мне любезно напоминал, я не очень наблюдателен. Не, насколько я помню, у нес были каштановые волосы, карие глаза, округлое лицо и волевой подбородок. Немного курносая. Высокие, широко расставленные груди. Она ходит покачивая бедрами, что удвоило бы ее доход, будь она проституткой.
Он посмотрел на сына со снисходительной усмешкой.
— Ты ждешь, что я буду описывать тебе родинку на ее левой груди или шрам от аппендицита в нижней части живота?
Халдан посмотрел на него без тени улыбки.
— Отец, прости! Я просто недооценивал твое чувство юмора.
— Удивительная девушка! Как будто красота только отражает ее ум. Во время нашей беседы у меня возникло ощущение, что я разговариваю с женщиной много старше. Она пишет эссе о поэзии Файрватера, и я рассказал ей о тебе.
— Она, наверное, действительно произвела на тебя огромное впечатление, если ты решился ей поведать о проклятии рода.
— Бесспорно. Я пригласит ее завтра на обед. Она живет и учится рядом — в Золотых Воротах. И я пообещал уговорить тебя пообедать с нами, если ты, конечно, снова не умчишься на какой-нибудь литературный доклад.
— Постараюсь быть дома, — вздохнул Халдан.
Глава третья
Она была прекрасна и холодна как Полярная звезда, и глаза, улыбающиеся отцу, отчужденно взирали на Халдана.
— Гражданин, если ваш Компьютер будет действовать, то достаточно поменять «вход» и «выход», чтобы получить электронного поэта. Такое изобретение делало бы нецелесообразным само существование моей специальности. По логике вещей следующим шагом должна стать машина, создающая другие машины, и тогда отпадет социальная необходимость в живых людях. Вы согласны, сэр?
— Конечно, Хиликс. Я уже говорил ему, что это абсолютная чушь.
Халдан не мог припомнить, чтобы еще когда-нибудь отец так охотно соглашался с чьим-нибудь мнением, чтобы он был таким обаятельным и оживленным, как сегодня. Блеск в глазах старика чуть ли не освещал комнату. Поверженный, Халдан погрузился в молчание и занялся десертом, в то время как его отец развивал свою мысль.
— То, о чем вы говорите, напоминает дело, которое мы рассматривали у себя в Министерстве; тогда мы признали нецелесообразным абсолютное отчуждение человека от процесса производства. Для оценки было представлено одно изобретение…
Халдан обратил внимание на фразу «у себя в Министерстве». Отец явно распускал перья. Обычно он говорил просто «в Министерстве».
Когда он представлял их друг-другу в гостиной, Хиликс сказала:
— Гражданин, ваш отец сообщил мне, что вас интересует поэзия.
— Настолько, насколько это связано с моей работой.
— А я думала, вы ходите только на лекции по математике.
В столовую он вошел с ноющим сердцем и возродившейся верой в теорию вероятностей. Девушка искала его на лекциях по математике, пока он разыскивал ее среди гуманитариев.
Сейчас, когда отец продолжал монолог, Халдан метался где-то между математикой и аналитикой. В Хиликс была какая-то эфемерная и одновременно почти материальная свежесть, напоминавшая о весенней траве, пробивающейся среди островков талого снега.
Она была логически невозможной. Он знал, что у нее точно такой же живот, легкие и грудная клетка, как у других девушек, но целое было несравненно прекрасней деталей. Он наклонился через стол, чтобы подлить отцу вина.
Халдан-III оторвался от беседы и спросил:
— Уж не собираешься ли ты споить меня и обольстить нашу гостью при помощи своего недюжинного интеллекта и остроумия, пока я буду спать?
— Может, добавить воды?
Вода была предложена только затем, чтобы оправиться от случайного близкого попадания. Его мало волновало, что пьет отец, лишь бы быт занят.
Пока старик следил, как наполняется его бокал, Хиликс обратилась к Халдану:
— Гражданин, раз вы решили заняться вивисекцией поэзии, вас должен заинтересовать процесс рождения стиха. Для практики, я пишу стихотворение о Файрватере-I, и мне потребуется помощь в переложении его математики на слова. Ваш отец говорил, что вы, как никто другой, разбираетесь в его творчестве.
— Гражданка, — ответил Халдан, — дабы не обмануть доверия своего отца, сразу после обеда я побегу в библиотеку, напишу краткое изложение теории одновременности и нарисую диаграмму, иллюстрирующую эффект Файрватера. Эффект этот действительно невероятно прост. Файрватер использовал кварки, чтобы пробиться сквозь волну времени.
Халдан-III перебил его:
— Было бы неплохо, если бы лучик славы, осеняющей психологов и социологов, упал, наконец, и на математиков, но, мне думается, Файрватер не совсем для этого подходит.
— Почему, папа?
— Да хотя бы потому, что занимался и конструированием, и разработкой топлива, и физическими явлениями. Он не был чистым теоретиком, часто ковырялся с железками, как обычный пролетарий… Для героя стихотворения это не очень-то… Извините, Хиликс, я на минуточку…
Когда отец вставал из-за стола, в голове Халдана созрел молниеносный план. Последние исследования убедили его в необходимости дальнейшей работы над математикой эстетики, однако слишком много усилий было приложено для поисков девушки, чтобы позволить мелочам перечеркнуть его планы. Еще до того, как Халдан-III покинул столовую, Халдан-IV окончательно сломил в себе внутреннее сопротивление.
— Я помогу тебе, — тихо проговорил он, наклонившись вперед.
— Я знала, что ты согласишься.
— Послушай, Хиликс, мне придется говорить быстро… Тогда в Пойнт-Со что-то со мной случилось. Я словно анод без катода, то полон счастья, то страдаю от горя. Кто я — атавистичный поэт или неандертальский математик? Объясни мне, как специалист.
На выразительном лице девушки появилось понимание и радостное удивление.
— Ты в меня влюбился!
— Да при чем тут «влюбился»? Я порхаю в вышине, как жаворонок. Мне понятны чувства Шелли, Китса, Байрона… Все они — уличные фонари в блеске моей звезды. Теперь у меня черный пояс по любви1
— О, нет, — покачала головой девушка. — Древним было знакомо твое состояние. Они называли его «щенячьей радостью». Это только зародыш настоящего чувства. Если оно будет развиваться, то перейдет в состояние, называемое ими «зрелой любовью» — это когда мужчина и женщина радуются тому, что они вместе.
— Нет, — возразил Халдан, подозревая, что девушка плохо поняла его. — Все это я знаю, но мое чувство по-настоящему сильное. Меня радует каждый твой взгляд, каждое слово… — Он через стол протянул руку и сжал ее ладонь. — Твое прикосновение наполняет меня счастьем.
— Пусти, сейчас твой отец вернется, — шепнула она сердито.
Халдан уступил, с удовлетворением отметив, что она сама легко могла отнять руку, но не сделала этого.
Юноша снова откинулся на спинку стула.
— Еще я хотел рассказать тебе, что сердце мое — точно поющая птица, но, видно, у меня плохо получилось.
Он и не подозревал, что в человеческом голосе может звучать такая нежность, пока не услышал ответ девушки:
— Не надо так терзаться. Ты и так сказал больше, чем думаешь, и отныне каждый новый день будет начинаться для меня песней шального жаворонка.
Три драгоценные секунды прошли в молчании. Хиликс нарушила тишину первой:
— Забудь, что ты начинающий поэт, и оставайся рассудительным математиком. Быстренько придумай, как помочь мне с поэмой о Файрватере, иначе я никогда не отопру тебе калитку моего сердца.
Ответ был давно готов.
