— Как это случилось?
— Точно не скажу. Но, по-моему, об этом тоже стоит поговорить с Беном.
Я встала, одеревенелая, точно подагрический паук, и поплелась за Марой. Мы поднялись наверх тревожить ученого в его берлоге. Бен засуетился, отодвигая бумаги и устраивая нас на диване, который выдохнул пыльный запах книг, когда мы садились. Потом удалился за стол и уставился на нас будто филин.
— Харпер, ты неважно выглядишь, — сказал Бен.
Я медленно кивнула.
— Знаю.
Чувствуй я себя получше, рассмеялась бы над его озабоченным видом.
— Что случилось?
Я не сразу нашлась с ответом. Бен с тревогой посмотрел на жену. Та покачала головой.
— Опять призраки? — спросил он. — В них проблема? Проблема ведь есть, верно?
— Да, — сказала я. — Да. Что-то не так. Мгла — не совсем то, чем мы ее считали. И… и теперь во мне ее часть.
Они оба подались вперед. Бена сдерживал стол, но Мара снова ухватила меня за руку и вперилась настойчивым взглядом. Я чувствовала, как она сканирует меня изнутри.
— Там что-то есть, — пробормотала Мара. — То, чего не должно быть. Не так.
Бен встал.
— Что там?!
— Вроде как узел, — ответила она с сомнением, расстроено покачала головой. — Больше сказать не могу. На него трудно смотреть. И я не сильна в такого рода магии.
Мара откинулась назад и нахмурилась, не отпуская моей руки.
— Харпер, как это случилось? Что это?
Я закусила губу. Бен балансировал на грани броска вперед, ждал. Мара чуть сжала мою руку. Опять она за свое, а я бы и рада на нее разозлиться, но в душе ощущаю лишь благодарность.
Я начала снова, чувствуя, как слегка притупляется боль.
— Суббота. Я работала над делом Камерона. Разговаривала с вампирами. Один из них — у меня нет слов, чтобы его описать. Не похожий на вампиров и призраков. Гораздо хуже их всех. Он толкнул меня во Мглу. Он чего-то от меня хочет и называет это даром. Он разорвал мою грудь и вложил эту штуковину.
Я накрыла боль свободной рукой.
— Она оплела, опутала. Существа из Мглы ползали сквозь меня, пожирали, д-дотрагивались…
Я закрыла лицо, передергиваясь от воспоминаний о ледяных голодных тварях, высасывающих все на свете.
— Они разодрали меня на части, но я до сих пор здесь и теперь не могу нажать на стоп!
Бен плюхнулся обратно на свой стул и повесил голову.
— Харпер. Я… О боже, это моя вина?
Мара наградила его суровым взглядом.
— Да заткнись ты, Бен. Конечно, ты ни при чем. — Она повернулась ко мне. — А сейчас давай про второго клиента. Я рассказала Бену о черном артефакте.
Я кивнула. Мне больше не хотелось выть от боли и горя.
— Сегодня я снова ходила посмотреть на орган. Он стал еще хуже. Выстрелил мне в грудь каким-то щупальцем, и меня так затошнило, что я не смогла его выносить. Теперь вокруг него сетка красных линий. С ним больно находиться в одной комнате. А клиент его требует. Он угрожал мне и в подкрепление своих аргументов забросал чем-то во Мгле. А я — эта штуковина внутри меня — отбила атаку, мы разругались. Что-то вроде как взорвалось, и мой клиент исчез. Просто исчез. Но не навсегда. Он вернется.
Мара подняла руку и потянулась к моей груди. Я отшатнулась от нее, ссутуливаясь.
— Я не причиню вреда.
Я настороженно позволила ей прикоснуться ко мне. Когда ее пальцы нажали, проталкивая зубцы густого безмолвия в центр тугого узла Мглы, я ахнула. Мара задумчиво смотрела на меня пустым взглядом. Когда она откинулась назад, опуская обе руки на колени, в боли на месте ее прикосновения осталась пустота.
— Похоже на… что-то твердое и в то же время эластичное и гладкое, как мышца, — диафрагма, возможно. Выгибается, когда я чуть нажимаю, но не поддается, и чем сильнее я давлю, тем больше сопротивляется. Вроде бы безвредный, может, только чуть ослаблен на данный момент, хотя кто знает, каково его назначение? Ему не нравится, когда его прощупывают.
Бен недоверчиво посмотрел на нас обеих.
— Не нравится? Как ты можешь сказать, что ему нравится?
— Не знаю, — ответила Мара.
Зато я знала.
— Он вроде как живой. Я чувствую, он полон существ, обитающих во Мгле.
Бен поежился. Я покачала головой.
— Я не могу. Не могу жить с этим. Это кошмар какой-то. Дело Камерона… дальше будет только хуже, и я не уверена, что справлюсь. Я думала, он хороший парень, несмотря ни на что. Но он чудовище. Они все чудовища. Нелюди, подлые…
Бен вмешался:
— Не подлые. А вот остальное несомненно. Они призраки. Они вампиры. Но выглядят как мы, поэтому мы считаем, что они похожи на нас. А потом они совершают нечто ужасное, потому что вовсе на нас не похожи. Призраки к нам гораздо ближе, потому что помнят, как это было. В сущности, они лишь воспоминание. А воспоминания могут причинять боль.
— Но вампир, полагаю, должен научиться забывать, — добавила Мара. — Или наверняка сойдет с ума. Как им уживаться с собой, не меняясь?
— Камерон — один из них, — сказала я.
— Да, но он в начале пути, — напомнила мне Мара. — Он все еще милый парень, у которого возникли затруднения. Ты была права. Он изменится, хотя ты, возможно, никогда этого не увидишь. Когда-нибудь, заматерев и погрязнув в своей новой культуре, как остальные, он станет чудовищем. Но хочешь ли ты дать ему умереть сейчас, в смятении и горе? Выбирать тебе.
— Так нечестно, — ответила я.
— Верно. Боюсь, здесь тебе придется решать самой за себя. Сорванное яблоко на дерево не вернешь. Итак, что нам делать сейчас? Вот в чем вопрос.
— Это моя проблема, — заявила я. — Не ваша. Я тону. Я чувствую себя так, словно меня высасывают до дна, с тех пор, как меня навестил мой клиент — бывший клиент, призрак, как хотите.
Бен оживился, с задором ученого накинувшись на загадку.
— Правда? До или после вашего спора?
— После.
— Дай подумаю, дай подумаю…
Он начал рыться в бумагах и пролистывать книги.
— Тяга к органу…физические проявления и воля…действие… гм…
Бен взглянул на меня поверх страниц толстого тома и чуть сжался.
— Я бы сказал, твой клиент что-то вроде обладающего волей духа высокого уровня, то есть призрак, у которого есть энергия и способность к действию. В общем, он, должно быть, привидение.
Я устало пожала плечами, мечтая о втором стакане виски.
— Тебе придется объяснить.
— Ну, например, Альберт что-то вроде тепличного духа, обладающего сознанием, — кое-какая воля, но очень ограниченная энергия и действие. А привидение — в прямом смысле слова выходец с того света. Большинство призраков суть эфирные записи. У них нет ни воли, ни личности — они просто повторяют раз за разом действия из своей жизни или какое-то послание, пока не освобождаются или пока не кончается завод, как у часов. Они лишь тени и эхо. Многие из них только продукт ретрокогниции.
Я нахмурилась и перебила:
— Ретро… чего?
— Ретрокогниция — воспоминание или знание, пришедшее из прошлого. Медиум тоже способен к ретрокогниции при определенных обстоятельствах. Некоторые в действительности видят прошлое, когда пробуют себя в психометрии.
— Бен, — вмешалась Мара. — Я уверена, что Харпер больше подошла бы версия для дилетантов, если ты не против.
Он сконфузился.
— О! Гм… Психометрия… ну, в другой раз, наверное. Но ретрокогниция… если ты видела призрака, который шел по более не существующему в этом времени и пространстве месту, значит, ретрокогниция тебе знакома, ты видишь прошедшее. Случалось у тебя такое?
Его глаза сверкали.
— Иногда, — ответила я, чувствуя, как силы утекают с каждой секундой.
Бен кивнул, потом встряхнулся и продолжил:
— Ладно, так вот, хороший медиум мог бы изучить предмет и обратиться к ретрокогниции, чтобы точно сказать, какая существует связь между твоим клиентом и органом для гостиной, но это очень опасно, если вы двое не ошиблись насчет черного артефакта огромной силы.
— Он весь опутан нитями во Мгле и вроде бы тянет энергию из узла поблизости, подобно заряжающемуся аккумулятору.
— Да, Мара мне говорила.
Бен умолк, глядя на жену, та натянуто улыбнулась и кивнула ему продолжать.
— Интересно, для чего предназначался орган?
— Ни для чего хорошего, — ответила я. — Он черно-красный и очень враждебный. Думаю, он высасывает энергию из всего, что к нему приближается.
— Но вряд ли он начал давно. Кто-то бы заметил.
— Я заметила, — пробормотала Мара.
— Ты ничего не говорила.
Она с несчастным видом пожала плечами. Бен удрученно сморщился.
