всю смехотворность подобной уловки, я всего лишь пытался быть спокойным, словно мне не впервой отправляться на смерть.
Думаю о приятном, например, о гравюре, попавшей мне на глаза в одном из развлекательных сочинений, что десятками фабрикуют в новейших типографиях. Резец гравера изобразил злобного некроманта, который готовится разрушить Ось Мира.
Люди изрядно наслышаны о мироустройстве. Самое обычное дело, если маг в свободную минуту беседует с любознательным гостем, развлекаясь дикими представлениями, что возникают в его голове. А потом дурень, облагодетельствованный мудрой беседой, пересказывает услышанное или излагает его в книгах, безбожно перевирая каждое слово.
Ось Мира на этой картинке была изображена в виде луча света, бьющего из какого-то алтаря, исчерченного бессмысленными рунами. По углам алтаря стоят зажженные свечи, а вокруг луча в красивом беспорядке разложены некие предметы, долженствующие изображать артефакты неимоверной силы. Сам некромант с безумным взором, воздев руки, стоит перед алтарем. Картинка эта некогда столь умилила меня, что я купил книгу, хотя так и не удосужился ее прочесть. Теперь, наверное, ее читает Галиан, читает внимательно, стараясь угадать, что привлекло меня в глупом сочинении. А меня как раз и привлекла неизбывная глупость. Ну какие свечи, какие заклинания, какие артефакты? Это все равно что пытаться уговорить водопад: мол, не обрушивайся в долину, а взлетай на обрыв. Водопад тебя не услышит, он слишком шумен, чтобы слышать слова. Хотя и тут не все так просто. Это внизу, дробясь о скалы, он ревет и мечется, наверху вода изгибается плавной дугой, так что, если действовать осторожно, можно коснуться поверхности, не лишившись руки, а лишь смочив ладонь.
Именно это собирался я сейчас проделать с Осью Мира. Коснуться, но не уйти вглубь, не возмутить бешеной неподвижности потока, его кажущегося спокойствия. Тогда, быть может, ладонь удастся отдернуть. А нет… Растон сказал, что вокруг разметано много останков неудачников, приходивших к Оси. Что-то не вижу я их. Простыми глазами не вижу, а о магическом зрении сейчас лучше не вспоминать — целее буду.
Еще шажок с выставленными вперед руками… Может быть, Ось уже здесь, возможно, расстояние до нее не больше волоса, а я ничего не вижу. Сейчас я бы очень хотел, чтобы все вокруг было как на картинке в глупой книге, где Ось видна ясно, словно солнечный луч, проникший в пыльную комнату. Только на пейзаж, изображенный на заднем плане, я не согласен. Живописные скалы, роща, пасущееся стадо и нагие купальщицы, предающиеся своему невинному занятию в опасной близости от некроманта. И зачем дуралею понадобилась Ось Мира? Занялся бы лучше купальщицами…
Еще… И тут меня крутануло и ударило. Больно ударило. По-настоящему больно. Наверное, эта боль меня спасла, потому что иная, ненастоящая боль опалила так сильно, что не будь удара о ледяную стену, в чувство я вряд ли пришел бы. А так, одна боль вышибла другую, и я открыл глаза.
Носом я упирался в измочаленный конец веревки, свисавшей с края ледяной воронки. Той самой веревки, второй конец которой я вмораживал в лед, чтобы спуститься к Оси со всем уважением, а не въехать в нее с размаху. Теперь веревка, разодравшая жесткими волокнами мне щеку, живо напомнила, что по ней можно не только спуститься, но и подняться наверх. Пять минут назад я полагал, что подниматься со дна воронки не придется. Думал, что, поиграв в пятнашки со смертью, должен буду решительно окунуться в поток, откуда вынырнуть уже не удастся. Однако никаких пятнашек не получилось, водопад не позволил коснуться себя, не замочив ладони. И в то же время он отпустил меня живым. А вот осуществить задуманную месть я не успел, слишком уж многое случилось за ту долю секунды, что меня вращало на всемирной карусели.
Конечно, можно было бы вернуться к Оси и предпринять вторую попытку, но, как говорили хуторяне, жившие возле моего замка, дурное дело никогда не опаздано. Сперва нужно обдумать и понять хотя бы часть увиденного.
А еще я почувствовал холод. Руками я упирался в ледяную стену, и их попросту свело, холод пробирался сквозь легкую накидку, которую я привык носить последние годы. Придворные и поэты называли ее мантией, и она вполне меня устраивала. Теперь я обнаружил, что удобная мантия совершенно не защищает от мороза, а сунув руку за пазуху, нащупал вместо заячьей шкурки щепоть шерсти, словно артефакт, гревший меня последние дни, во мгновение ока съела моль.
Разгадка проста: и шкурка, и Ось обладают природной магией — они сродни друг другу, и подобно тому, как могучий поток без остатка поглощает случайную каплю, так и Ось смыла простенькое волшебство шкурки. И теперь давно ставшее непривычным чувство холода коснулось меня.
Я, как мог, растер онемевшие пальцы, ухватился за веревку и полез наверх. Не хватало еще замерзнуть здесь, в полушаге от источника недоступной силы. Ледоруб вместе с сумкой я оставил наверху и теперь проклинал себя за непредусмотрительность. Вернее, не проклинал, а ругательски ругал. Проклятия волшебника — не та вещь, чтобы разбрасываться ими в сердцах и особенно в таком месте. Ни я, ни остальные маги не возьмутся решать, как отреагирует Ось на прозвучавшее проклятие.
Хорошо, что склон воронки был не слишком крут, по вертикальной стене я бы влезть не смог. А так — благополучно дополз наверх, встал на трясущиеся ноги, поднял сумку и ледоруб, брошенные там, где я вмораживал в ледник конец веревки. По счастью, артефакты, не коснувшиеся Оси, уцелели. Умница-фляжка напоила меня горячим молоком, и я слегка ожил. Зажал в кулаке дурацкий лесной амулет и — скок-поскок! — попрыгал к убежищу Растона, где в обмен на рассказ о великих тайнах мироздания надеялся получить немного тепла и покоя.
Кристаллоид Хрусть, вчера Растон между делом обронил, что великана зовут Хрустем, торчал на страже у входа в пещеру. Обнаружив меня, он принялся методично приседать, зазывая войти или просто приветствуя. Разумеется, я последовал приглашению, ибо, в противном случае, и сам мог заледенеть не хуже кристаллоида.
В прошлый раз Растон встретил меня в холодной галерее, но теперь я дошел до самых дверей в теплые комнаты и постучал костяшками пальцев. Руки промерзли так, что, казалось, от стука пальцы разлетятся на части, словно сбитые с крыши сосульки.
— Входи, — разрешил голос из-за двери.
Я зашел, окунувшись в живое тепло, словно в воду. Растона не было и здесь, зато возле стола стоял хозяичек и смотрел на меня круглыми кошачьими глазами.
Хозяичек — еще одно существо класса големов. Их иногда путают с домовыми и другой деревенской нежитью. Настоящие домовые обитают только в человеческом жилье — колдунов, даже самых ничтожных, они боятся пуще огня. Поэтому волшебники, чтобы дом не пустовал, заводят себе хозяичеков. Хозяичек бродит по дому, что-то делает, хотя ни настоящей помощи, ни серьезных проказ от него не дождешься. Они даже разговаривать умеют, так что войти мне разрешил именно хозяичек.
— Где хозяин? — спросил я.
— Тут.
Более подробной информации от хозяичека не добьешься, разве только ему поручено что-то передать, и тогда он повторит сказанное слово в слово.
— Растон! — крикнул я.
Ответа не было.
Лезть без разрешения в галерею я не стал и уселся возле очага. Обломки бревен в очаге уже прогорели, но от каменной стены и кучи углей, подернутых пеплом, шло ровное тепло. Сидеть так можно было долго, тем более что фляжка на этот раз предложила глинтвейн, позволяющий скоротать у огонька хоть весь вечер.
Не нужно быть мудрецом, чтобы понять: Растон устраивает мне проверку, смотрит исподтишка, не начну ли я обшаривать комнату, выведывая секреты и тайны владельца. Тайна тут может быть одна: каким образом удалось обустроить все это благолепие под боком у Оси Мира? Но вряд ли ее удастся раскрыть, роясь в чужих вещах.
— Как тебя зовут? — спросил я хозяичека.
— Тюпа.
— Ты давно здесь живешь?
— Всегда.
Конечно, какого еще ответа следует ожидать от Тюпы? Хозяичеки домов не меняют, тут он явился на свет, тут и обитает. Даже если Тюпа создан, пока я ходил к воронке, для него это всегда.
— И все-таки, Тюпа, где хозяин?
— Тут.
— Он ничего не велел мне передать?
— Нет.
Сижу дальше, вспоминаю, что успел увидеть за то мгновение, пока касался Оси. Это не может быть видение, я действительно видел всю Землю разом и при этом в мельчайших подробностях. Теперь я вызывал в памяти эту картину, и она послушно возникала, так что я мог рассматривать весь мир, каким он был всего лишь час назад. Правда, не весь разом, а фрагмент за фрагментом. Почему-то я был уверен, что, касаясь Оси, видел мир в движении, просто за то мгновение, что всевидение было доступно мне, почти ничего не успело произойти.
Я не торопился пристально взглянуть на Истельн, боясь потерять ровное расположение духа. Да и что могла мне дать мгновенная картинка? Одни только догадки о происходящем. Всевидение и всеведение — вещи разные. Зато я заглянул на Медовый Нос и обнаружил там с полсотни магов средней руки, которые рылись среди обломков, пытаясь сыскать что-то уцелевшее.
Я пожал плечами. Кто я такой, чтобы осуждать их? Для начинающего или слабого волшебника всякая вещь, побывавшая в руках великого мага, драгоценна. Так что не следует называть этих искателей мародерами, всякий добывает свой хлеб, как умеет.
Но где же все-таки мой хозяин? Тюповское «тут» может означать все, что угодно. Взглянуть, что ли, на убежище Растона, каким оно было пару часов назад, чем занимался Растон в ту секунду, когда Ось отшвыривала меня? Нет, не надо. Не следует сразу пользоваться новым умением для решения важных вопросов. Сначала хотелось бы освоить его, обкатать на мелочах, иначе можно обмануть самого себя, а это худший из обманов.
— Тюпа, где хозяин брал дрова? А то ведь угли скоро погаснут, дом начнет выстывать.
— Хозяин нигде не брал дрова, — личико Тюпы подвижное, но мимика совершенно не соответствует сказанному, так что оттенки смысла ускользают, и порой становится невозможно понять, что имеет в виду говорящий. Хотя Тюпа ничего в виду не имеет, он просто говорит. И раз я не понял — значит, плохо задал вопрос. Попробуем спросить иначе.
— Когда я был здесь в прошлый раз, в очаге горели дрова. Откуда они взялись?
— Их принес Растон.
Так, это уже интересно. Лгать, во всяком случае по собственному хотению, хозяичеки не умеют. А мы видим явное несоответствие. Растон принес дрова, но хозяин дров не приносил. Получается, что хозяином здесь кто-то другой, мне покуда не известный. Очень мило.
— Где Растон?
— Ушел.
— Куда?
— Не знаю.
— А хозяин где?
— Тут.
— Хозяин — это кто?
Не хотелось задавать этот вопрос, тем более что я уже знал ответ. И все же вопрос я задал и ответ получил:
— Хозяин — ты.
Некоторое время я сидел молча, ни о чем не думая. Угли медленно истлевали под пеплом, и больше ничто не указывало на течение минут. Наконец я спросил:
— Растон ничего не велел мне передать?
Хозяичек повернулся и, в точности копируя голос Растона, произнес:
— Я рад, что ты остался жив. Думаю, ты еще не раз вернешься к Оси. Поначалу она необычайно притягивает. Это действительно интереснейшая штука, только она не любит
