— Но тогда сама моя миссия окажется напрасной, — запротестовал я в перерывах между раскатами грома. — И бедные анула будут лишены…
— Плевать на чертовых кривоногих ублюдков! — взвыл Маккабби. — Они несколько часов как свалили. Нам надо разыскать грузовик… если его еще не унесло. Выбраться на возвышенность возле Сперментальной станции.
Крепко цепляясь друг за друга, мы сумели ощупью пробиться через, казалось бы, непроницаемую стену воды. Громы и молнии звучали теперь одновременно, слепя нас и оглушая разом. Оторванные ветки, вывороченные с корнем кусты и деревья все большего и большего размера темными метеорами проносились по Никогда-Никогда. Однажды мы увернулись от самого странного снаряда из всех — несущегося по воздуху скелета питона Яртатгурка, все еще в своем развеселом воротнике из травы.
Мне показалось странным, что мы не встретили ни одного туземца. Но грузовик мы наконец нашли: он опасливо раскачивался на рессорах и скрипел каждой заклепкой, словно просил о помощи. Гонимая ветром вода текла вверх по его наветренной стороне и поднималась над крышей, как пена девятого вала. Уверен, только мертвый груз нерозданных бусин, еще заполнявших три четверти кузова, не дал ему опрокинуться.
Пробравшись с подветренной стороны, мы открыли дверь, и ее тут же едва не сорвало с петель, когда в нее вцепился ветер. В кабине было не тише, чем снаружи, гром грохотал душераздирающе, а капли едва не проминали металл, но в неподвижном воздухе дышалось легче.
Когда мы отдышались, Маккабби выжал еще один водопадик из своих баков и завел мотор. Я, сдерживая его, положил ему руку на локоть.
— Мы не можем оставить анула на волю стихии, — сказал я. — Нельзя ли выбросить бусы и набить в кузов женщин и малышей?
— Говорю тебе, они уже много часов как собрали манатки.
— Значит, они ушли?
— Едва ты на боковую завалился. Они уж точно свалили из низин, когда Косоглазый Боб подошел.
— Гм, — несколько уязвленно протянул я. — Довольно неблагодарно с их стороны бросить своего духовного наставника, не предупредив.
— О, они благодарны, Преп, — поспешил заверить меня Маккабби. — Вот почему они сбежали молчком: ты их обогатил. Помяни мое слово, они себя истинными крезами чувствуют. Свалили в Дарвин, чтобы продать шкуру питона на обувную фабрику.
Я мог только шмыгнуть носом.
— Пути Господни неисповедимы…
— Во всяком случае такую причину они мне назвали, — сказал Маккабби, когда грузовик тронулся. — Но теперь я подозреваю, что они почуяли ураган и сделали ноги, как бандикуты перед пожаром в буше.
— Не предупредив нас?
— Ну, Яртатгурк ведь наложил на тебя проклятие своей песней смерти. — Мгновение спустя Маккабби мрачно добавил: — И как я не скумекал, что сволочь и меня тоже пришпилил?
С этими словами он направил грузовик к Экспериментальной станции. Ни от дворников на лобовом стекле, ни от фар толку не было никакого. Дороги тоже не было, а еле заметную тропу, по которой мы приехали сюда, смыло водой. Время от времени грузовик встряхивало от гулкого удара стволом эвкалипта, либо обломком камня, либо кенгуру — да кто там разберет. Чудом ни один снаряд не разбил лобовое стекло.
Понемногу мы выбирались из низин, карабкаясь на мягкий уклон плато. Когда мы взобрались на его ровную вершину, то поняли, что поднимающиеся воды нам не грозят, а когда спустились с дальнего его склона, шумное буйство погоды несколько утихло, отрезанное заступившей грядой.
Шум за нами унялся, и я прервал молчание, спросив Маккабби, что станется теперь с анула. Я рискнул надеяться, что новообретенное богатство они потратят на орудия и принадлежности для улучшения уровня своей жизни.
— Возможно, построят деревенскую церковку, — размышлял я вслух, — и наймут разъездного проповедника…
Маккабби фыркнул.
— Для них, Преп, богатство — это пара долларов, а большего они за ту шкуру не выручат. И спустят они всё на одну буйную пьянку. Накупят самого дешевого самогона, какой только найдут, и проведут в угаре неделю. Проснутся в каталажке ближайшего поселка, скорее всего, с преотвратным похмельем.
Такое любого лишит иллюзий. Похоже, своим приездом я вообще ничего не добился, так я и сказал.
— Тебя, Преп, они никогда не забудут, — процедил сквозь стиснутые зубы Маккабби. — И любой другой мужик в Глуши, кого ты застал врасплох. Ты же сезон дождей на два месяца раньше положенного вызвал, и со всей силой. Наверное, всех до единой овец-джамбак в Никогда-Никогда утопил, смыл все узкоколейки, обанкротил всех бурильщиков, залил всех фермеров, которые выращивают арахис и хлопок…
— Не надо, — взмолился я. — Не продолжай.
Последовало новое долгое и унылое молчание. Потом Маккабби надо мной сжалился. Он несколько приподнял мое настроение и подытожил исход моей миссии — своего рода сослагательным утешением:
— Если ты приехал сюда, чтобы отвадить туземцев от языческого мумбо-джумбо с вызыванием дождя, ну, можешь лучшую библию прозакладывать, что ничего подобного они ни за что не сделают.
И на такой оптимистической ноте поспешу привести мою историю к ее счастливому завершению.
Несколько дней спустя мы с Маккабби прибыли в Брюнетку-Даунс. Он перегрузил бусы на несколько «лэнд-роверов» и вернулся на Север. Нисколько не сомневаюсь, что с тех пор он стал крезом-миллиардером, застолбив рынок скальпов динго. Мне удалось нанять другого шофера, и вдвоем мы вернули арендованные грузовики в Сидней.
К тому времени когда я попал в город, у меня не было ни гроша, и выглядел я живописным, если не сказать, отвратительным нищим. Я сразу поспешил в клуб Англоговорящего союза на поиски Прим-Профи ЕпТиха Шэгнасти. Намерением моим было подать прошение о временном месте в сиднейской церкви и выпросить небольшую сумму аванса в счет жалованья. Но едва я нашел епископа Шэгнасти, как стало ясно, что в настроении он отнюдь не благостном.
— Я все получаю чертовы письма, — капризно сказал он, — от портовых властей Сиднея. Там какой-то груз на ваше имя. А я не могу за него расписаться, не могу даже выяснить, что это такое, а мне шлют и шлют заоблачные счета за его хранение.
Я сказал, что пребываю в таких же, как он, потемках, но епископ меня прервал:
— И не советую вам тут ошибаться, Моби. В любую минуту может войти заместитель проектора Мэшворм, а он шкуру с вас спустит. Он уже спустил добрую долю моей.
— И моей тоже, — не мог не пробормотать я.
— Ему тоже поступают письма. От комиссара по Северным территориям с запросами, почему, черт возьми, вас допустили разлагать туземцев. Похоже, целое племя, как саранча, обрушилось на Дарвин, омерзительно напилось и снесло половину города, прежде чем их удалось собрать в загон. Когда они достаточно протрезвели для допроса, то сказали, что деньгами на попойку их снабдил новенький парень из Братства буша. Описание безошибочно к вам подходит.
Я попытался проблеять объяснение, но он и его прервал:
— Это еще не все. Один из туземцев утверждал, будто проповедник стрелял в него и ранил. Остальные сказали, мол, миссионер спровоцировал межплеменную войну. А третьи заявили, что он голым танцевал перед ними, а после скормил им яд, но в этой части выражались не вполне внятно.
Я снова заскулил, и меня снова прервали:
— Не знаю, чем именно вы там занимались, Моби, и, откровенно говоря, не хочу этого слышать. Но я был бы до скончания веков благодарен лишь за два слова.
— И какие, ваше преподобие? — сипло спросил я.
Он выбросил вперед руку.
— До свиданья.
Делать мне больше было нечего. Сам не знаю как, я очутился в доках Вулумулу, где осведомился о загадочном грузе. Оказалось, его послал Фонд заморских миссий старого доброго ЮжПрима, и состоял он из одного двухместного электрокара для гольфа, семи гроссов[5] абажуров «Лайтолье» (всего было тысяча восемь абажуров) и десятка ящиков нюхательного табака «Оулд Кроун Брэнд».
К тому времени я был слишком оглушен и подавлен, чтобы выразить удивление. Подписав квитанцию, я получил ваучер. Ваучер я отнес в матросский ломбард, где ко мне подошли люди с бегающими глазками. Один из них, хозяин ржавого траулера, занятого контрабандой капиталистической роскоши обездоленным коммунистам Красного Китая, не глядя выкупил весь груз. Не сомневаюсь, что меня на сделке нагрели, но я был рад, что смогу оплатить накопившиеся счета за хранение и у меня остается достаточно на билет в четвертом классе на первом же грузовом пароходе, отправляющемся в старые добрые США.
Единственным пунктом, где причаливал в нашей стране пароходик, был Нью-Йорк, там я и сошел недели две назад. Отсюда и почтовый штемпель на моем письме, так как я все еще здесь. К приплытию я снова был без гроша. Но счастливый случай привел меня в местный Музей естественной истории (потому что вход был бесплатный) как раз в то время, когда в Австралийском крыле готовили новую экспозицию по аборигенам. Едва я упомянул мое недавнее пребывание у анула, меня тут же наняли техническим консультантом.
Оклад был скромным, но мне удалось немного отложить в надежде на скорое возвращение в Виргинию и в старый добрый ЮжПрим, где я узнаю, какая следующая мне назначена миссия. Однако совсем недавно я обнаружил, что на миссию призван прямо здесь.
Художник, расписывавший задник к аборигенской экспозиции, (насколько я сумел понять, итальянишка, ведь его зовут Даддио) познакомил меня со своим, что называется, «кланом»: обитателями поселения в самом сердце Нью-Йорк-Сити. Он привел меня в тускло освещенный, продымленный подвал (они зовут его флэтом), полный своих соплеменников: бородатых, пахучих, невнятных, — и мне почти показалось, что я перенесся назад к аборигенам.
Толкнув меня локтем, Даддио зашептал:
— Давай же, скажи это. Громко и именно так, как я тебя учил, мужик.
Поэтому я продекламировал всему подвалу диковинное вступление, которое он заставил меня заранее отрепетировать:
— Я Криспин Моби, парень из Братства буша! Я недавно сделал обрезание и язык питджантьярьяра выучил у священника-расстриги по фамилии Крапп!
Собравшиеся, которые до того бессвязно разговаривали между собой, разом замолкли. Потом один приглушенным и почтительным шепотом сказал:
— Этот Моби так далеко зашел, что нас на обочине оставил…
— Я понял, понял… — ни к селу, ни к городу залопотал другой: — «Вой» — это квадратный корень из Пила…[6]
Тут встала сидевшая на корточках девица с обвислыми волосами и написала на стене зеленым карандашом для бровей: «Лири, no. Ларри Вельк, si». [7]
— «Голый завтрак» — так себе пасхальный перекусон, — сказал кто-то еще.
— Ну впрямь пипл, — начали несколько разом, — вождя нам привели!
Все это показалось мне сродни загадочным высказываниям Маккабби и Яртатгурка. Но тут меня приняли, как никогда не принимали анула. Теперь местные туземцы, приоткрыв рты на заросших лицах, ждут самых банальных моих изречений и слушают — так жадно, как ни одна из конгрегации, которые я знал прежде, — мои самые невразумительные проповеди. (Ту, про Псалтырь как чековую книжку и т. д., я многократно произносил в кофейнях племени под аккомпанемент племенной струнной музыки.)
Так, декан Дисми, божественное Проведение привело меня — не ведающего, но не сворачивающего с пути, — ко второй миссии в моей карьере. Чем больше я узнаю про обитателей Виллидж и их несчастное обманутое идолопоклонство, тем большую ощущаю уверенность, что рано или поздно смогу Помочь.
