станкостроительного завода, на котором работал слесарем до призыва в армию Осокип, даже фотография дома в подмосковной местности, в котором родился и вырос Николай Осокин. Заставу называют осокинской, а иногда — московской, поскольку в личном составе ее больше половины москвичей: братья Чернышовы, например, лейтенант Деткин. И эта земляческая традиция сохраняется из года в год с тех самых пор, как заставе было присвоено имя Осокина.
Глава шестая
Вечера в Семионово такие тихие, такие покойные, что часовой, стоящий у ворот заставы, отлично слышит не только стук колес мажары, запряженной в дышло парой до лени раскормленных коней, не спеша проехавшей по булыжной дороге где-нибудь на другом конце села, но и как вдруг громко пролязгают буферами неосторожно спущенные с горки в Чоповичах товарные вагоны или платформы, груженные рудой, лесоматериалами, чугунными чушками, станками и другими товарами, экспортируемыми за границу. А уж когда лейтенант Деткин, сидя возле распахнутого окна своей холостяцкой, бедно обставленной квартиры, примется отводить томящуюся по невесте душу, наигрывая на баяне всякие грустные мелодии, то звуки баяна будут слышны не только часовому, но даже дежурному по заставе.
— Хорошо играет наш лейтенант, — с гордостью скажет тогда восседающая за столом почтенная, с тройным подбородком и жиденьким пучком русых волос на затылке тетя Клава старшине Самойловичу. — Очень душевно. Как настоящий артист.
— А что же ему не быть артистом? — ответит Самойлович. — Он в музыкальной школе учился. Ему надо быть артистом.
— Ты мне всегда перечишь.
— Вместо того чтобы вступать в пререкания, ты бы лучше его чай пить пригласила.
— Вот об этом я тебе и толкую целый битый час. Пойди за ним. — И, уже не слушая того, что скажет в ответ Самойлович, тетя Клава поднимается со стула и мелкими шажками направляется к буфету за третьим чайным прибором.
Скоро в дверях появляется Виктор Петрович Деткин и, шаркая ногами о половичок у порога, смущенно кланяясь, говорит, обращаясь к тете Клаве:
— Опять я вас буду стеснять.
— Когда женишься, некогда будет других стеснять, сам вроде меня будешь стеснен, — говорит за его спиной Самойлович, слегка, дружески похлопывая юношу по плечу и подталкивая к столу.
Деткин, не сопротивляясь, охотно повинуется.
Чай пьют не спеша, с вишневым вареньем, которое очень любит Виктор Петрович. Лейтенант вообще обожает сладкое и стесняется этой своей мальчишеской приверженности, но ничего не может с нею, проклятой, поделать, лишь жеманничает, краснеет и ложку к розетке тянет робко, но настойчиво. Рука, держащая эту ложку, действует в данное мгновение самостоятельно, вопреки разуму и воле его.
— Я вот все думаю о подвиге сержанта Осокина, — говорит, откашлявшись, Деткин. — Я никак не могу понять, почему он до сих пор даже посмертно не награжден?
— У него была награда, — отвечает Самойлович, — медаль «За отвагу», которую он получил в сорок третьем году, когда мы охраняли тылы действующей армии.
— Нет, эту медаль не надо считать! — живо восклицает лейтенант. — Я говорю о последнем подвиге сержанта.
— Ходатайствовали, — говорит старшина. — Последний раз года три тому назад майор Васин занимался, но в политотделе отряда неохотно отнеслись к его ходатайству.
— Почему? Заставе присвоено имя героя, а он даже посмертно не награжден! — изумленно глядит на седого старшину безусый лейтенант. Потом он переводит взгляд на тетю Клаву и спрашивает у нее: — Это же странно, правда?
— Правда, правда, дорогой, — поспешно соглашается тетя Клава.
Она тем временем подкладывает в розетку лейтенанта еще несколько столовых ложек варенья. Лейтенант смущается, хочет поблагодарить, отказаться, попросить не класть ему больше, но язык не слушается его.
— Дело в том, — говорит старшина, — что нет достаточного числа свидетелей.
— Но вы-то свидетель! — восклицает Деткин.
— Я свидетель, но меня одного мало.
— Но ведь есть подтверждение местных жителей! Наконец, протоколы допроса бандитов. Разве этого мало? Сержант Осокин совершил такой подвиг! Вы меня понимаете? — в возбуждении спрашивает лейтенант, поочередно глядя на собеседников.
— Понимаем, понимаем, — участливо говорит тетя Клава, а сама сочувственно думает: «Совсем еще мальчик».
Уж совсем догорела вечерняя заря на той стороне, за рекой, за границей, угомонились на груше дикие голуби, когда Виктор Петрович Деткин, всласть напившийся чая, наговорившийся с Самойловичами, покидает их гостеприимную квартиру и выходит на улицу.
В это время на крыльце казармы стоит майор Васин и смотрит, как невдалеке от ворот двое пограничников, отправляющиеся в секрет, заряжают оружие. Солдаты проделывают это с машинальной, давно и четко отработанной, завидной легкостью, чуть ли не в два приема. Дежурный по заставе что-то говорит им в напутствие, солдаты, вскинув ремни автоматов на плечи, уходят бок о бок за ворота.
День и ночь, день и ночь уходят вот так наряды с заставы, свернув за воротами направо, свернув за воротами налево. И так же в положенное время возвращаются справа и слева к воротам заставы, разряжают во дворе оружие: дежурный, осмотрев автоматы и карабины, разрешает внести их в казарму и поставить в пирамиду. Меняются наряды, сменяются дежурные, лишь майор Васин почти бессменно день и ночь несет свою службу. В канцелярии стоит койка, заправленная по-солдатски, на которой майор, ослабив поясной ремень и расстегнув ворот гимнастерки, иной раз отдыхает, засыпая по привычке быстро, словно проваливаясь в вязкую, глубокую, темную яму, но так же быстро и освобождаясь от сонной одури, как только отворится дверь и появится бесшумно ступивший за порог дежурный. Следом за дежурным входят строгие, безмолвные юноши-солдаты во всем своем боевом снаряжении. И майор, поднявшись с койки, застегнув ворот, подтянув ремень, расправив под ним гимнастерку, произносит обычные здесь и в то же время самые значительные и необходимые каждодневно и каждочасно слова:
— Приказываю вам выступить на охрану Государственной границы Советского Союза.
И солдаты, получив указания, уходят.
Какой-нибудь час спустя дежурный по заставе вновь появляется в дверях канцелярии уже с иными солдатами, вернувшимися с границы. И майор выслушивает их рапорт. А днем еще надо сделать и то, и другое: выйти в условленное место на встречу с офицером сопредельного государства для выяснения и уточнения всяких формальностей, переговорить с семионовским председателем сельсовета, съездить на колхозные сенокосные угодья, расположенные в непосредственной близости от границы, встретиться с кем-либо из членов добровольной народной дружины… Вот в этих-то случаях и подменяют майора старшина Самойлович и лейтенант Деткин.
Лишь однажды в неделю майор Васин позволяет себе некоторую роскошь: рано утром едет с женой в Чоповичи на базар. Необыкновенное, ни с чем не сравнимое наслаждение испытывает майор Васин от звуков, запахов, красок, толкотни, смеха и перебранки, царящих на базаре. Здесь он отдыхает решительно от всех своих служебных забот и волнений. Сдвинув фуражку на затылок, пробирается он позади Натальи Сергеевны сквозь тесную толпу, прицениваясь, перебрасываясь с незнакомыми людьми шутками, торгуясь у прилавков, покупая порой совсем не то, что нужно. То, что нужно, покупает жена.
Глава седьмая
