Окна открыты, и по просторной палате гуляет ветерок. Тихо переговариваются женщины: «Хоть один бы мужчина сам родил — знал бы!..» — «А мой-то внизу томится».
Вера повернулась лицом к широкому окну — пусть думают, что она спит.
Немолодая женщина с отекшим лицом зашептала Асе:
— У нее от кавалерного мужа ребенок…
Вера не сразу поняла, что это о ней. А когда поняла, рыдания подступили к горлу. Разве можно винить обманутого? И на комбинате все будут осуждать.
Еще зимой, в смятении, в поисках решения, она пришла домой к своей школьной учительнице Пелагее Степановне, их бывшей классной руководительнице. Выплакавшись у нее, услышала то, что и хотела услышать: «Не смей убивать ребенка». Вот и не посмела…
Недавно в клубе был вечер молодоженов. Объявление приглашало: «Если ты хочешь узнать, как сохранить любовь в семье, приходи к нам. С тобой будут говорить люди, отпраздновавшие серебряные и золотые свадьбы».
Для нее никогда не будет таких вечеров. Одиночка…
За окном плескалась весна. Зябли в лужах кусты сирени. Роща, накинув зеленый платок, поглядывала в степь: не загорелись ли первые язычки тюльпанов?
По озерам на дорогах плыли автомашины, вздымая буруны. Где-то далеко, едва слышно, радио рассказывало о преступном приговоре Глезосу, об открытии советской выставки в Америке, о самолете, поднявшемся с грузом на двадцать два километра… Но все это происходило за тридевять земель, и никому не было дела до нее, Веры, родившей ребенка от «кавалерного мужа», не знающей, как дальше жить на свете.
Мать-одиночка… Кто придумал такое жестокое слово? Разве о подобном счастье мечтала на плотине с Лешкой? Об этом думала, доверяясь Анатолию?.. Разве благородство — не обязательное качество людей талантливых, а придумано только для таких, маленьких, ничего не значащих, как она, Вера?
Руководительницей «заговора» была Валентина Ивановна. Она еще до выписки Аркушиной добилась, чтобы Вере дали отдельную комнату в новом доме. Потом ребята купили абажур. Сначала думали — круглый стол, но прозевали — последний унесли у них из-под носа. И люстры не было.
Абажур, — с апломбом, наставительно пояснил Стась, — как и сверчок, — признак семейного уюта и комфорта… Правда, несколько старомодного… Да, братцы! — воскликнула Алла, подталкивая свои большие очки на переносицу. — Надо принести что-нибудь хлебное. Русский обычай. Можно даже сухарики. Или кукурузные хлопья! — возмутилась Лешка. — Кто же с сухарей начинает жизнь? Я сейчас! — Она сорвалась с места и минут через десять притащила сдобные булочки из магазина. Вот! Теперь все по правилам! Я пойду вперед. Вы приходите через полчаса.
В «выпускной комнате» роддома два счастливых отца ждали своих жен и наследников. «Поскорей бы ушли!» — мысленно взмолилась Лешка. Ушли наконец. Вот и Верочка в легком платье, с новой ношей на руках.
И сама какая-то совсем новая — взрослая. Мать. Милые припухшие губы. Над верхней светлая полоска. И волосы не такие пепельные и вроде бы жестче стали.
— Ой, Верка!..
— Тише, тише, — мягко остановила та подругу и потянулась к ней губами.
— Ой, дай подержать!
— Да ты не умеешь!
Они присели здесь же на диван. И вдруг Вера прикусила губу. Слезы потекли по ее щекам.
Лешка сразу все поняла.
— Ну что ты? Перестань сейчас же! — с напускной строгостью потребовала она.
— Мать-одиночка… — всхлипывая, прошептала Вера.
Лешка рассердилась не на шутку.
— Я тебе дам — одиночка! А мы?.. Я тебе дам!..
Вера улыбнулась сквозь слезы:
— Не буду.
В вестибюль ввалилась целая орава: Стась, Анжела, Надя, Алла…
Валентина Ивановна не сразу добралась до Аркушиной, окруженной галдящими друзьями, а добравшись, взяла на руки Иришку.
— Пойдемте, родная.
Они вышли на улицу. Город окутывала легкая дымка тумана. Ждали прилета птиц кусты бузины, у входа в парк одиноким часовым в белой шапке высился боярышник, неподалеку распустила зеленые трубочки смородина.
В заводском автобусе, стоявшем у крыльца, Вере улыбался от уха до уха Потап Лобунец:
— С доченькой!
Как похорошела Аркушина!.. Словцо омытая дождем степь. Этому «великому художнику», Иржанову, надо было бы переломить хребет! Жаль, не успели — уехал. Не понимает, подонок, что живет среди людей, которые не меньше его значат и стоят…
Вера и Валентина Ивановна сели на передние места автобуса, остальные разместились кто где.
— Верочка, — оказала Валентина Ивановна, — достаньте-ка в кармане моего жакета то, что там лежит.
Вера, ничего не подозревая, с готовностью достала из кармана Чаругиной какие-то ключи и бумажку кирпичного цвета.
— Ордер на вашу квартиру и ключи от нее, — пояснила Валентина Ивановна.
Все в автобусе затаили дыхание, уставились на Веру: как-то она воспримет сюрприз?
Вера онемела от волнения, припала к плечу Валентины Ивановны.
Нет, не станет ей рассказывать Чаругина, как достала этот ордер, как сначала обратилась она за помощью к Гаранжину, а он ответил «С нами в молодости так не нянчились. Есть нуждающиеся в квартирах и достойнее и положительное Аркушиной». «А чем она недостойная?» — вспыхнула, будто ее самое оскорбили, Валентина Ивановна. «Ну, не в этом дело… — замялся Гаранжин. — Повременим…»
Тогда Валентина Ивановна пошла к Альзину, и он помог.
Потап затормозив у белого трехэтажного дома на Фестивальной, так подвел автобус к тротуару, что пассажиры смогли пройти подъезду сухой дорожкой.
На стене дома детской рукой нацарапано углем: «Люська дура, у нее жиних».
Уже обновили дом.
— На первом этаже, квартира третья, — сказала Валентина Ивановна.
Вера открыла свою квартиру — и глазам не поверила.
В комнате — стол, табурет, кроватка для Иришки и раскладушка. Даже чемодан принесли из общежития. Под потолком — роскошный абажур. Потап стал прилаживать бумажные розы над кроваткой Иришки.
Лешка возмутилась:
— Топтыга, убери сейчас же! Это полная безвкусица!
Вера, пожалев Лобунца, заступилась:
— Нет, почему же.
В кухне на подоконнике стояла банка джема — перекочевала сюда из Вериной тумбочки в общежитии.
Лешка пояснила, будто сама дарила квартиру:
— Все удобства. Вот! — и крутнула водопроводный кран.
Послышалось урчание.
— Скоро пойдет, — успокоила она и отскочила от раковины: и крана, хрипя и брызгаясь, вырвалась ржавая вода.
— Я ж говорила! — торжествующе воскликнула Лешка.
Вера приоткрыла свой чемодан, достала заготовленные пеленки. На них лежал «Ковер из лучших сортов древесины». Заяц-пикадор все так же воинственно вздыбливал коня.
