ли она поступила? Врачи уверяли, что Нили давно следовало поместить на лечение, что ничего позорного в этом нет, что Нили, когда выздоровеет, сможет исполнять лучшие и более значительные роли. Да, Нили придется нелегко, но в конечном счете это все оправдается. И к тому же, она ведь находится не в каком-то ужасном сумасшедшем доме — клиника великолепная. За полторы тысячи в месяц она должна быть великолепной. Но этот молящий взгляд стоял в памяти, как безмолвный укор ее совести. Как ужасно, должно быть, оказаться в заточении, какой бы роскошной ни была твоя камера. Через две недели она опять навестит Нили. Может быть, к тому времени Нили немного пообвыкнет.
В следующее посещение Анна обнаружила, что у Нили хорошее настроение. Ее перевели в павильон «Пихта».
— Меня повысили! — воскликнула она, увидев Анну. — Теперь мне можно пользоваться карандашом для бровей, и У меня есть свой письменный стол, мне выдают по пачке сигарет на два дня. Ты привезла блок? Хорошо, я его спрячу. Спичек нам по-прежнему не дают — только у сестер, но ночная дежурная сестра в «Пихте» — моя поклонница. Вчера поздно вечером она провела меня из моей комнаты в свою дежурку и дала посмотреть мой старый фильм. Мы обе курили, как сумасшедшие.
Нили немного располнела, но выглядела хорошо. Спина у нее по-прежнему болела, а по ночам она так и не могла уснуть. Но за три месяца все должно было пройти. Она поняла: врачи убедили Анну, запудрили ей мозги. Они со всеми так делают. Больницу она ненавидела, но женщины были очень милыми. Вот только она узнала, что не такие уж они нормальные, какими кажутся на первый взгляд. Мэри Джейн — алкоголичка, а Пэт Туми, та самая светская дама, что утверждала, будто ее держат здесь единственно потому, что муж пытается забрать детей себе, — вообще не имеет детей! В этом и аналогичных лечебных заведениях она уже с шестнадцати лет. Об этом ей поведала ночная медсестра.
— Я-то нормальная, как огурчик, по сравнению с этими психопатками, — воскликнула Нили. — А с виду все они вполне здоровы.
Но в мае у Нили произошел рецидив. Воспользовавшись приятельскими отношениями с ночной сестрой, которую после этого случая уволили, она выкрала нембутал. Наполовину пустой пузырек обнаружили у нее под матрацем, а когда его стали отнимать, она оказала яростное сопротивление: выкрикивала ругательства и пришла в такую ярость, что ее пришлось на десять часов поместить в ванну. Она опять была переведена в «Репейник». Когда Анна навестила ее, та была замкнутой и необщительной.
Анна ездила в санаторий каждую неделю. Она подписала новый контракт с «Гиллиан» на очередной сезон. Кевин уже продал компанию, но постоянно крутился в студии, и его молчаливое присутствие было хуже, чем самые отчаянные громогласные протесты.
В душе Кевин во всем обвинял Нили. Он себя уверял, что Анна принадлежит ему, независимо от того, женаты они или нет. Ведь она так долго оставалась с ним, когда он еще не собирался жениться. Он понимал, что ведет себя неправильно, постоянно ошиваясь в помещении компании — новые владельцы уже взяли все в свои руки, дела шли хорошо, но ему нечем было заполнить свое время. Иногда он заходил к своим брокерам, ежедневно тщательно брился, обедал со своим адвокатом…. но всем этим он никак не мог заполнить целый день. Поэтому ноги сами несли его на студию, где он наблюдал, как Анна записывает рекламные ролики. Каждый день, приходя туда, он обещал себе, что это в последний раз.
И вот сейчас он говорил себе то же самое. День был необычный для июня — холодный и дождливый.
Он сидел в холле, в то время как Анна репетировала в студии. Ну что ж, еще через три недели все программы на летний сезон будут отсняты. Анна пообещала, что в отпуск она поедет вместе с ним, но, вероятно, куда-нибудь недалеко, чтобы можно было раз в неделю навещать Нили.
Режиссер Джерри Ричардсон привел какого-то мужчину.
— Кевин, мне хотелось бы познакомить тебя с моим старинным приятелем. Мы вместе воевали. Знакомься — это Кевин Гилмор. А это — Лайон Берк.
Кевин застыл, услышав это имя. Наверняка тот самый, имя не столь уж распространенное. С виду скорее артист, чем писатель. И хорошо сложен, а загар… Кевин вдруг почувствовал себя старым и больным. И сразу как бы со стороны увидел свои редеющие волосы. У Берка же они черны, как смоль, и лишь слегка серебрятся на висках. А какая широкая улыбка у этого мерзавца. Нервно улыбнувшись, Кевин обменялся с Лайоном рукопожатием.
— Принимаете участие в работе компании? — спросил он.
— Нет. Просто приехал в Нью-Йорк несколько дней назад. Обедали с Джерри, и он сказал мне, что здесь работает мой старый друг — Анна Уэллс. Вот и зашел повидаться.
— Сейчас посмотрю, освободилась ли она, — быстро проговорил Кевин. — Это я ее открыл… сделал «Девушкой Гиллиана». Пойдемте, она в студии. — Он взял Берка под руку. Он должен быть там, с ними, видеть реакцию Анны.
У нее еще не кончилась генеральная репетиция, поэтому Кевин и Лайон сели в зрительном зале. Он знал, что она не видит их из-за яркого света юпитеров, ' незаметно, искоса следил за Лайоном. Лайон смотрел репетицию с явным интересом.
— Да, у нее это и в самом деле великолепно получается, — сказал он Кевину, словно только что узнал это.
— Она была великолепна с самого начала, — осторожно заметил Кевин.
— Я впервые вижу ее на сцене. Все это время я хил в Европе.
— У них сейчас будет перерыв. Хотите подойти поздороваться? — Кевин старался говорить как можно непринужденнее.
— Непременно! — Лайон легко встал с кресла и пошел вслед за Кевином.
Когда они подошли, Анна обсуждала с продюсером какие-то изменения. Увидев Кевина, она тепло улыбнулась и подмигнула ему, как бы говоря: «Через минуту все кончится». Сначала ее взгляд невидяще скользнул по лицу Лайона, затем, вздрогнув, словно не веря своим глазам, она вновь посмотрела на него.
— Да, это я, — сказал он, лучезарно улыбаясь. Он выступил вперед и взял ее руки в свои.
Анна слабо улыбнулась, чувствуя, как у нее дрожат губы. Лайон… еще красивее, чем когда-либо… Каким-то образом она все же обрела дар речи и сказала, что рада видеть его.
— Можем мы где-нибудь присесть? — спросил он. — Здесь дьявольски жарко от этих юпитеров. Или ты еще не закончила?
— Нет, у меня пока все закончилось, теперь остались только съемки.
— Мне нужно кое-чем заняться в правлении, — сказал Кевин. — Почему бы вам не побыть вдвоем — вам наверняка есть что вспомнить. — Он ушел, кивнув на прощание. Анна поняла, что для него это был труднейший поступок в жизни. Лишь по его окаменелой спине было видно, каких душевных усилий ему стоило держаться с таким достоинством. Всем сердцем она потянулась к нему. Он был напуган, но боролся с собой, пытаясь казаться смелым. Она тоже боролась с собой, ведя Лайона в свою гримерную. «Он вернулся — вот как все просто, — думала она. — А я? Неужели я должна забыть эти пятнадцать лет молчания и раскрыть ему свои объятия? И тем не менее, именно это я и хочу сделать. Не могу спокойно смотреть на него, чтобы не протянуть руку и не коснуться. Но ведь сейчас есть Кевин… Где я была бы, если бы не Кевин? И где был Лайон все эти годы?»
В гримерной они сели. Прикурив сигарету от протянутой им зажигалки, она глубоко затянулась, намеренно ожидая, с чего он начнет.
— Что ж, похоже, ты была права, — сказал он.
— Насчет чего?
— Насчет Нью-Йорка… твоей подлинной любви. — Он развел руки, как бы охватывая все пространство вокруг. — Тебе здесь нравилось, и ты добилась своего, Анна. Я очень горжусь тобой.
— Ты тоже добился своего, Лайон.
— Но не в долларах и центах, и не в настоящей литературе. Но в целом, можно сказать, что своего я добился, ибо делаю сейчас то, чего по-настоящему хотел. И верю в то, что ты — та самая девушка, которая когда-то сказала мне, что каждый человек обязан дать себе этот шанс.
— Что ты делаешь в Нью-Йорке?
— Мы совершенно восхищены вашим коммерческим телевидением и быстрым становлением ваших актеров. Одна из наших газет поручила мне написать цикл статей обо всех аспектах вашего телевидения —
