Джастин не мог не признать справедливость замечания мисс Пенфорд.
– Вы считаете, что для женщины огромная честь, если мужчина желает вступить с ней в брак, даже если, как у Инглэма, его единственный интерес в ней – ее деньги или же ее происхождение! – горячо воскликнула Джорджина.
– Не каждый мужчина проматывает состояние своей жены или превращает ее в племенную кобылу, – возразил Рэвенстон.
– Правда, не каждый, но таких уж слишком много. Брак – это настоящая западня для женщины.
– Что за ерунда! Это...
– Вот почему я не хочу никоим образом в этом участвовать.
– Ну, вам-то можно не волноваться! – резко бросил Джастин.
– Да, и как я вам уже говорила, вы даже представить себе не можете, какое это для меня облегчение! – Мисс Пенфорд развернулась и направилась к двери. – Как бы мне ни было приятно выслушивать ваши оскорбления в мой адрес, мне пора идти. Пожалуйста, не трудитесь провожать меня, милорд. Подобная вежливость сведет на нет все ваше безобразное поведение сегодня.
С этими словами она открыла дверь и, высоко держа голову и гордо выпрямив спину, вышла в холл.
Джастин, который собирался достойно ответить на ее выпад, закрыл рот, увидев, как несколько слуг поспешно разбегаются от дверей. Очевидно, что его словесный поединок с гостьей проходил не в таком уединении, как он предполагал.
Уже второй раз за один и тот же день он почувствовал, как от стыда у него горят щеки. Да, это был не лучший час в его жизни. Он очень редко оказывался побежденным в словесных спорах, и уж никогда победителем не была женщина.
До сегодняшнего дня и до встречи с мисс Джорджиной Пенфорд.
Страшно уязвленный в своем самолюбии, Джастин пообещал себе, что если он будет иметь несчастье встретить ее еще раз, то больше такого не допустит.
6
От Рэвенстона Джорджина сразу же направилась домой. Она застала отца в библиотеке за чтением какого-то делового письма. Оторвавшись от дел, виконт Пенфорд молча указал ей рукой на соседнее кресло. Когда она села, он поинтересовался:
– Ну как, тебе удалось убедить Рэвенстона позволить Лэни жить у нас?
Все еще не придя в себя от встречи с этим самодовольным высокомерным типом, Джорджина с горячностью ответила:
– Нет, не удалось! Это самый грубый и невоспитанный человек, каких мне когда-либо приходилось встречать. Ты не поверишь, как он меня оскорблял. – Ее щеки разгорелись при одном воспоминании об этом. – Теперь я не сомневаюсь в том, что этот человек просто безумец.
Отец недоверчиво посмотрел на нее поверх очков.
– Почему ты так решила, Джорджина? Рэвенстон всегда казался мне разумным и порядочным человеком.
– Ты сразу же изменишь свое мнение, как только узнаешь, что он мне наговорил. Представь, после того отвратительного письма, которое он мне прислал, он имел наглость заявить, что очень мной восхищается.
Виконт Пенфорд наклонился поближе, заинтересованно глядя на дочь внимательными добрыми глазами.
– Представь, он даже сказал, что у меня очаровательный носик!
– Да, я понимаю, что он тебя ужасно оскорбил, – с иронией заметил он. В его глазах светилась довольная улыбка. – А был ли Рэвенстон удивлен, когда узнал, кто ты на самом деле?
– Нет, Нэнси Уайлд уже проговорилась ему. Никак не ожидала этого от нее! Хотя надо отдать ей должное, она сказала ему только, что меня зовут Джина, ты же знаешь, она всегда меня так зовет. Об остальном он догадался сам.
Отец нахмурился.
– Неужели?
В его голосе было столько скептицизма, что Джорджина понимающе улыбнулась.
– Я сама была изумлена его сообразительностью.
– Как он объяснил свое нежелание разрешить своей сестре жить у нас?
– Он сказал, что не может позволить ей жить под одной крышей с женщиной, которая дружит с Нэнси Уайлд.
Отец нахмурился еще больше. Джорджина знала, что он не одобряет ее дружбы с Нэнси Уайлд, и поспешно заметила:
– Но гораздо больше его вывело из себя мое предложение нанять учителя для Лэни. Он назвал это неприличным. Он просто напыщенное доисторическое ископаемое, когда дело доходит до женщин, и я так ему и сказала.
– Это суждение наверняка способствовало его хорошему отношению к тебе, – иронически произнес отец.
– Ну и что, он действительно ископаемое! Он сказал, что общество станет осуждать его сестру, если она
