благосклонность и побудить помочь ей. (Примечание Т. Д.-М.)
На следующий день я уже в двенадцать появилась в «Бристоле» у пана Фреда. Установка была вполне готова. Зайдя в комнату, никто бы и не подумал, что в ней есть вся эта машинерия. Из-под ковра выглядывал лишь маленький кончик проводка. Пан Фред прицепил к нему другой проводок и подал мне наушники.
Это было просто чудо! Я совершенно отчетливо слышала, как мисс Норман ходит по комнате, тихо напевает «Вei mir bist du schoen», передвигает кресла, открывает дверцы шкафа. Видимо, она одевалась.
Фред стоял передо мной и удовлетворенно наблюдал впечатление, которое отражалось на моем лице. Я уже хотела отложить наушники, когда услышала телефонный звонок и ее «алло». Она говорила по-французски, называя собеседника «mon cher monsieur». По ее коротким общеупотребительным репликам трудно было понять, о чем речь. Впрочем, похоже, что она выслушивала чьи-то указания или распоряжения. Дело, пожалуй, касалось торговли, так как звучали такие слова как «груз», «прислать» и тому подобное. Весь разговор длился едва две или три минуты. Потом я услышала шуршание бумаги, а еще через минуту — стук в дверь. Видимо, она вызвала звонком прислугу. Я не ошиблась. Она сказала по-английски:
— Прошу сейчас же отослать эту телеграмму.
После того внизу наступила тишина.
Я отложила наушники и передала пану Фреду все, что услышала, добавив от себя:
— Очень вероятно, что она таки промышляет контрабандой наркотиков.
— Я еще не совсем уверен в этом, — сказал он через минуту колебания. — Однако надеюсь, что вскоре мы будем иметь более конкретные сведения.
— Да, благодаря вашей замечательной идее с этим аппаратом. Гениальное изобретение! Слышишь не только каждое слово, но и малейший шорох.
Он кивнул головой.
— Я поставил усилитель собственной конструкции. Однако самое важное то, что моя соседка внизу, как видно, и не подозревает о существовании этой установки. Иначе была бы более осторожна в телефонном разговоре.
— А разве этот разговор так уж важен? — поинтересовалась я.
— Безусловно. Ведь эта дама изображает здесь из себя туристку. Тем не менее мы теперь знаем, что она поддерживает какие-то связи и причастна к делам, которые не имеют ничего общего с туризмом.
Он записал что-то в свой блокнот и сказал:
— Сегодня мисс Норман получила два письма. Когда она выйдет, я опять наведаюсь в ее номер. Впрочем, думаю, что она уничтожает письма сразу же по прочтении. Что же касается вашего дела, то я тут немного поразмыслил и пришел к некоторым выводам. Вся эта история с женитьбой вашего мужа на той пани кажется мне очень запутанной. В частности, я никак не пойму, почему нью-йоркский адвокат не может разыскать контору, где они поженились. Насколько я знаю, с этим в Америке образцовый порядок. Боюсь, что именно здесь скрыта какая-то загадка.
— Какая новая опасность?
— Наоборот, скорее ловушка, которой трудно будет избежать.
— Боже мой, какое счастье, что я встретила именно вас! Теперь я верю, что все кончится хорошо. Я вам так благодарна, пан Фред, что просто задушила бы вас в объятиях!
Он слегка покраснел, однако решился сесть рядом со мной, а затем сказал:
— А что вы сделаете, если я стану добиваться этой благодарности?
Я засмеялась:
— Попробую поторговаться. Может, сойдемся на компромиссе. Ну, хотя бы на таком сестринском поцелуе в лоб.
С этими словами я взяла в ладони его лицо и коснулась губами лба.
Здесь я должна предостеречь всех женщин, которые могут оказаться в такой ситуации, имея дело с неопытным юнцом. Пан Фред неожиданно дернул головой и очень больно ударил меня носом в подбородок. Поэтому вполне понятно, что хотя он добился своего и таки поцеловал меня в губы, однако этот поцелуй не доставил удовольствия ни мне, ни, насколько я могу судить, ему самому.
Добрых несколько минут спустя бедняга потирал себе нос, а я с интересом присматривалась, ожидая, когда он начнет пухнуть. Мы оба не очень естественно рассмеялись. Впрочем, сидели мы теперь вплотную друг к другу, и я не могла не заметить, что уже через минуту эта близость начала распалять пана Фреда.
Но вдруг в наушниках снова послышался шорох, и мы приникли к ним. Видимо, мисс Норман уже ушла, теперь до нас доносились звуки уборки. Мы обменялись еще несколькими фразами, и я начала собираться. Прощаясь, он, видимо, смущенный предыдущей неудачей, уже не пытался меня поцеловать.
Что ни говорите, а нехватка опыта у мужчины — это нешуточный недостаток.
Четверг, вечер
Пан Фред прислал мне цветы. Я отчитала его по телефону. Зачем он делает такие глупости? Его материальное положение — я уверена — не позволяет такой расточительности. Вон как тяжело ему приходится работать. Я растолковала ему, что мне было бы в сто раз приятнее получить от него скромный букетик фиалок. Надо придумать ему какой-нибудь хороший подарок. Я имею на это право хотя бы с той точки зрения, что это будет как бы дополнительный гонорар. Куплю ему, скажем, элегантный портсигар к фраку. Отдам, когда будет уезжать из Варшавы. Хочу, чтобы он имел памятку от меня. В конце концов, может ему пригодиться, когда не будет хватать денег.
Яцек оставил мне записку, что допоздна задержится на службе. Ничего удивительного, если учесть то, что творится в Европе. Кажется, все-таки будет война. Пани Люцина утверждает, что в случае войны в моду войдут высокие шнурованные ботинки и маленькие шляпки наподобие военных фуражек. С этой точки зрения войны я не боюсь. Моих ног, слава богу, стыдиться нечего, да и маленькие шляпки мне к лицу.
К ужину неожиданно появилась Данка. Ее Станислав поехал на два дня в Будапешт по своим делам, а она в тот вечер, к величайшему моему удивлению, не имела никаких собраний или совещаний. Сидела у меня почти два часа.
Пятница
Неизвестно в который уже раз убеждаюсь, что Яцек любит меня. Да и сама я, впрочем, уверена, что никто другой никогда мне его не заменит. Мы с Яцеком действительно идеальные супруги. Недаром ведь все завидуют нашему счастью. А если бы они знали, какая грозная туча нависла над нашим семейным очагом, то наверняка почувствовали бы к нам еще больше симпатии и расположения. Так как трудно отрицать, что в целом нас очень любят.
Сегодня утром Яцек вел телефонный разговор, который показался мне весьма подозрительным. Обычно он говорит по телефону, не скрывая, кто на связи — мужчина или женщина. Но на этот раз заметно избегал каких-либо обращений. К тому же я видела, что он едва сдерживает гнев. Голос его дрожал, а порой и прерывался — явное свидетельство того, что он говорил о каком-то чрезвычайно важном деле и хотел скрыть от меня его суть.
В конце концов, мне не пришлось долго ждать подтверждения моих опасений. Как только Яцек ушел из дома, я сразу же позвонила пану Фреду и узнала, что та женщина говорила по телефону в резкой и категорической форме с каким-то мужчиной, дав ему сорок восемь часов на окончательное решение их общего дела.
Пан Фред попросил меня, чтобы я в этой связи немедленно приехала к нему, не боясь встретить мисс Норман ни в вестибюле, ни на лестнице, потому что она сидит у себя в номере, ожидая чьего-то визита.
Он не имел ни малейшего понятия, кого она ждет. Не знал даже, должен ли это быть мужчина или женщина. Однако моя интуиция никогда не изменяет, и мне представился случай лишний раз в этом убедиться. Я была почти уверена, что к ней придет Тото. И уже заранее радовалась, что с помощью подслушивающего аппарата узнаю наконец, как далеко зашли их отношения. Хоть мне и совершенно безразличен Тото, однако должна признаться, что эта его коварная игра за моей спиной немало меня раздражает. Единственная радость — то, что я в любую минуту могу заставить его уехать в деревню или даже за границу.
Когда я пришла, мисс Норман была еще одна в своем номере внизу. Я отложила наушники, и пан Фред уже куда смелее подсел ко мне и как бы невзначай положил руку на спинку дивана так, что почти обнял меня.
— Красивая у вас тут в Польше весна, — сказал он. — Красивая и удивительно благоприятная для чувств, которые в течение остального года заглушает избыток повседневных дел и забот, а потом они вдруг просыпаются, чтобы напомнить нам, что существует в мире красота.
— Неужели бельгийская весна в этом отношении уступает нашей? — спросила я.
— Не знаю. Чтобы судить об этом, мне надо бы прожить весну в Бельгии рядом с таким очаровательным существом, живым образом весенней красоты, которым являетесь вы…
— Вы не жалеете, что остались в Варшаве?
— Да вы что! — возмутился он. — И ни одну секунду не жалел. Разве не говорят вам об этом каждый день мои глаза?
Я засмеялась и покачала головой.
— Возможно, я еще не научилась понимать их язык. А ну закройте их. Хорошо?.. А теперь говорите…
Он послушно закрыл глаза. Я наклонилась и поцеловала его в губы. Не могла же я предположить, что он так бурно отреагирует на такой невинный поцелуй, на такое легкое прикосновение, и схватит меня в объятия.
Здесь я должен на минуту прервать рассказ п. Реновицкой. Я также считаю, что неожиданное и непредсказуемое движение упомянутого молодого пана заслуживает сурового осуждения. Негоже поступать так относительно молодой замужней женщины, которая доверчиво приходит к мужчине, не сомневаясь в том, что он настоящий джентльмен. Упадок морали, который в последнее время наблюдается среди молодежи, способствует тому, что женщины иногда подвергаются таким безобразным нападениям, хотя и всячески стараются их избежать.
Что касается данной ситуации, то если та легкомысленная выходка упомянутого юнца и не привела к неприятным последствиям, это объясняется как прочными и непоколебимыми моральными устоями п. Реновицкой, так и ее уступчивостью и тактичностью. Как следует из дальнейшего текста дневника, она сумела не только повести себя с надлежащим достоинством, но и не отвратить от себя того излишне горячего молодого человека. Наоборот — сумела завоевать его дружбу, доказательство чего находим в дальнейшем рассказе об их взаимоотношениях.
К этому добавлю, что я счел уместным вычеркнуть здесь из дневника несколько десятков строк, где приводятся детали, не имеющие никакого влияния на дальнейший ход событий. Автор еще не очень опытная писательница, поэтому время от времени пренебрегает правилами композиции, позволяя отдельным эпизодам чрезмерно разрастаться в ущерб целостности произведения. (Примечание Т. Д.-М.)
Когда я вспомнила о наушниках, у мисс Норман уже был тот неизвестный гость. Она смеялась и с оживлением (конечно, искусственным!) рассказывала ему о приключениях какого-то
