большинство солдат победу без трофеев предпочтут трофеям без победы. Мужчина рожден побеждать.
Часть трофеев я отдал в оплату двуконных походных кибиток. Их изготовили по моему проекту. Боковые стенки кузовов сделали из досок вяза и прикрепили на петлях. Стенки были выше и толще, чтобы стрела из лука застряла. Если одну стенку опустить, то на дно кузова можно было положить колчан с болтами и облокотиться для стрельбы из арбалета над второй стенкой, приподняв с той стороны войлок шатра. При этом тело и ноги стрелка были защищены досками из вяза. Я не говорю уже о том, что кибитка сама по себе защита от конницы и лучников, потому что стрелы не пробивают войлок, если он не натянут туго. Я это знал на личном опыте, приобретенном на войне с кочевниками в шестом веке. Да и читал про чешских таборитов, которые, благодаря похожим кибиткам, очень хорошо управлялись с рыцарями.
Воевода Увар Нездинич вернулся через неделю. Его прямо распирало от гордости. За стол в моем кабинете сел на ближний от меня стул и начал говорить без обычного вступительного мычания:
— Всё сделал, как ты велел, князь: слова твои пересказал, на вопросы ответил. Изяслав Владимирович больше про то спрашивал, как ты с боярами разделался. Пошутил, что тебя надо бы на стол в Галиче посадить.
— Может, когда-нибудь и сяду, — произнес я. — Пути господни неисповедимы.
— Деревни он вернул. Сказал, что держал их потому, что в Путивле князя не было, не хотел отдавать боярам на разграбление, — продолжил воевода. — Хотел крест целовать, что обиды не держит, но я ему твои слова передал. Он посмеялся и сказал, что воду возить не хочет. Еще сказал, что хотел бы с тобой свидеться, познакомиться со своим дядей. Он сам болеет, приехать не может. Мол, приезжай ты в любое время, всегда будет тебе рад. Так слово в слово и сказал.
— Как-нибудь приеду, — пообещал я. — А завтра поеду в эти деревни, свои порядки там установлю.
— Я проезжал через них, сказал, что теперь они тебе будут оброк отдавать, — сообщил воевода Увар.
— Правильно сделал, — похвалил я. — Как вернусь, будет решать с половцами. Когда их ждать?
— В прошлом году после Успенья наведались, — ответил он. — Я договорился с зартыйцами, дадут знать.
Зартый — небольшой городок на левом берегу Сейма, выше по течению и южнее Путивля. Он принадлежит князю Черниговскому, половцы его не трогают.
— Или прикажешь дозоры выслать в степь? — спросил Увар Нездинич.
— Не надо, — ответил я. — Как вернусь, сам туда поеду и отряд поведу. Возьму с собой всех новобранцев и конных, а также десятка два лучников из старых пехотинцев. Остальные будут с тобой охранять город.
— Опасно это, — возразил он. — Из-за стен мы от них точно отобьемся.
— Вот и они так думают и не ждут, что я сам на них нападу, — сказал я.
Воевода Увар Нездинич с сомнением покачал головой, но возражать не стал.
Он из тех командиров, которые крепки в обороне. Лучшего кастеляна трудно придумать. Я же придерживаюсь мнения, что лучшая защита — нападение. Особенно, если противник незначительно превосходит тебя.
13
В двадцать первом веке почти вся степь превратится в пашни, сады и огороды. Неплодовые деревья будут расти только в балках, по берегам рек да в чахлых лесополосах, которыми оградят поля, чтобы не случались пылевые бури, не сдувался верхний плодородный слой, чернозем. В тринадцатом веке степь почти не пахана, служит огромным пастбищем. И деревьев на ней еще много. В некоторых местах они образуют большие леса. В одном из таких лесов, расположенном в четырех днях пути от Путивля, мы и ждали половцев на кратчайшей дороге, ведущей к нашему княжеству. По другой дороге, которая восточнее, в дне пути от нашей, пойдут на Рыльск. Могут и к нам завернуть, но напоследок, если у Мстислава Рыльского мало возьмут. По крайней мере, так половцы действовали в предыдущие годы.
Я остановил свой выбор на том месте, где дорога проходила между двумя холмами. Лес здесь отступал от дороги метров на пятьдесят с обеих сторон. На склонах назначил позиции для арбалетчиков и лучников. Пикинеров должны будут залечь в укрытиях и вступить в дело после того, как начнут стрелки, прикрыть их, если половцы вздумают напасть. В одном месте, где в лес уходила прогалина, сделали широкую и глубокую яму-ловушку. Кибитки спрятали на поляне в лесу, поставив их прямоугольником. Получился неплохой лагерь. В нем мы и ждали половцев, выслав в степь разъезды.
Ждать пришлось шесть дней. На нас шел отряд численностью человек пятьсот. Я понаблюдал за ними с края леса. Все одвуконь, причем вторая лошадь вьючная. Сражаться они не собирались. Ехали запастись на зиму. Экипированы и вооружены плохенько. Так понимаю, это не элитные бойцы, а шваль из разных родов, для которой мешок зерна и отрез холстины — хорошая добыча, из-за которой стоит поездить пару недель. Скакали они без разведки, разбившись на несколько групп, человек по двадцать-тридцать в каждой, и растянувшись примерно на километр. Я прикинул, что в засаду весь отряд не влезет. Жаль! Хотелось бы надолго отбить у них охоту ездить к нам за добычей.
Засада была в получасе езды от края леса. За это время кочевники, словно услышав мое пожелание, сбились поплотнее. От страха, наверное. Лес для них — незнакомая, а потому и опасная среда. Не понимаю, как можно не любить и бояться лес?! В нем безопаснее, чем на городских улицах, что в тринадцатом веке, что в двадцать первом. Впереди скакал на темно-гнедом жеребце плотный мужчина с типичным славянским круглым лицом и светло-русой бородой и усами. Половцы и славяне уже так перемешались, что национальность не определишь по лицу, только по речи, одежде да косолапой походке у большинства степняков. На голове черная шерстяная шапочка-подшлемник. Шлем с шишаком наверху, из которого торчала черная метелка из конских волос, был нацеплен на переднюю, высокую луку. Задняя лука, как и у славян, низкая, чтобы не мешала вертеться в седле, стрелять вбок и назад. На теле длинная кольчуга из крупных колец, с рукавами по локоть и, видимо, с разрезами посередине спереди и сзади, потому что по бокам не топорщилась. Правой рукой придерживает копье, короткое, меньше двух метров, которое лежало на спине лошади перед седлом. На поясе висит сабля. Судя по ножнам, слабо изогнутая. Круглый коричневый щит с зеленым растительным орнаментом по кругу был приторочен к седлу слева. Справа висели горит с луком и колчан со стрелами. На поводу вел неоседланную рыжую лошадь, которая везла тощий мешок. Я пропустил командира половцев немного вперед, чтобы оказался ко мне спиной на дистанции метров тридцать, тихо приказал трубачу, стоявшему позади меня:
— Труби, — и нажал на спусковую пластину арбалета.
Половец не увидел летящий болт, который вошел в спину слева под углом на уровне сердца. Легко пробив кольчугу, влез полностью. Командир половцев дернулся от удара и боли, начал привставать на стременах, а потом завалился вправо.
Медная труба, напоминающая пионерский горн, издала высокий и протяжный звук. Половцы еще соображали, что это прозвучало, смотрели в ту сторону, где стоял трубач, когда в них с двух сторон полетели стрелы и арбалетные болты. Лес взорвался от истошных воплей и ржания лошадей. Внезапное нападение вызвало панику, которая мигом превратила боевой отряд в отару испуганных баранов. Половцы, бросая вьючных лошадей, заметались между холмами. Они понимали, что смогут уцелеть, если будут все время двигаться. Так в них труднее попасть. Никто даже не попытался достать лук или саблю и оказать сопротивление. Расталкивая своих товарищей и брошенных лошадей, они ломанулись по дороге в обратном направлении. И зря. Если бы поскакали вперед, больше бы спаслось. Стрелы и болты догоняли их, вышибали из седел. Вскоре те, кому посчастливилось, скрылись за деревьями. Только быстрый перестук копыт был слышен какое-то время, а потом его заглушили стоны раненых людей и ржание раненых лошадей. Бой длился всего несколько минут, а все пространство между холмами было завалено убитыми и ранеными, между которыми бродили сотни лошадей и, как ни в чем ни бывало, щипали траву. Засада — самый эффективный способ ведения войны. Максимум убитых противников за короткое время и при минимуме потерь среди своих.
