закончилась. Ее давали только мне и моим важным гостям. Она — единственный консервант, а русские на зиму солят бочки огурцов, капусты, яблок, грибов. Последних особенно много. Грибы являются чем-то вроде второго хлеба, как в будущем станет картошка. Их собирают возами. В лесах грибов полно. Есть примета, что много грибов — это к войне. В тринадцатом веке эта примета действует, поскольку каждый год кто-то с кем-то воюет. Правда, как мне сказали, последние семь лет Черниговское княжество живет в мире. Налеты половцев на некоторые удельные княжества в счет не идут. Это не война, а обычное удальство.
Я замечаю, что ко мне галопом несется конный разъезд.
— Пересаживайся в кибитку, — говорю Алике, которая скачет рядом со мной.
— Что-то случилось? — спрашивает она.
— Наверное, отряд половцев заметили, — отвечаю я.
— Они нападут на нас? — задает она вопрос с детским восторгом: «Ой, как интересно!».
— Всё может быть, — говорю я и придерживаю коня, чтобы первая кибитка поравнялась со мной.
В ней лежит мое копье. Кольчуга и бригандина на мне, шлем висит на передней луке, а щит приторочен к седлу. В доспехах жарковато скакать, особенно в середине дня, когда солнце палит с особой щедростью. Пот ручьем течет по позвонкам, к вечеру рубаха мокрая, хоть выкручивай. У меня с собой особая палочка длинной сантиметров сорок, которой чешу зудящее тело под доспехами. Приходится быть все время на чеку. Мы сейчас в глубине половецкой территории. За проезд по ней купцы платят и немало. Я пока никому не платил.
— Половцы, целый отряд, — докладывает подскакавший дружинник.
— Много их? — интересуюсь я.
— С полсотни, — отвечает он.
— Всем приготовиться к бою! — приказываю я и, взяв копье, выезжаю вперед, чтобы первым встретить непрошенный гостей.
Мои дружинники подтягиваются ко мне. Бывшие пленные теперь едут ближе к телегам. Я пообещал, что кони и оружие, выданные мною, останутся им, когда доберемся до Путивля. Впрочем, они готовы были отслужить из благодарности за вызволение из плена. Некоторые уже набиваются мне в дружинники. Я пообещал рассмотреть этот вопрос по приезду в свое княжество. Толковые дружинники мне нужны. Теперь есть средства на содержание большего количества воинов. В эту бурную эпоху их много не бывает, может только не хватать.
Возглавлял половецкий отряд мужчина лет под сорок с темно-карими глазами и русыми бородой и усами на круглом лице. От моих дружинников внешне ничем не отличался. Разве что длинная кольчуга с короткими рукавами и разрезанным внизу спереди и сзади подолом была из плоских колец и имела пять приваренных встык, немного загнутых, стальных пластин шириной сантиметров семь-восемь каждая и длиной во всю грудь. Гибрид кольчуги с пластинчатым доспехом. Явно сделан в Персии. Такой не по карману обычному дружиннику. Интересно было бы проследить его судьбу, узнать, сколько хозяев поменял на своем веку, который, судя по вмятинам и более свежим заплаткам, был долог. Вторым отличием было властное, точнее, надменное выражение лица. Видимо, это не просто глава коша-аула, а еще и предводитель куреня, состоявшего из нескольких кошей. К концу имени такого добавляют слово «кан», которое русские произносят как «хан».
Остановившись метрах в пяти от меня, он вместо положенного приветствия произнес:
— Я — Чаргукан, глава орды, ты едешь по моей земле!
Отсутствие приветствия говорило, что это не просто сбор платы за проход, а классический наезд. Уверен, что все кочевники этой части Степи уже знают, сколько нас едет, сколько лошадей перегоняем и сколько и какого товара везем. Близко к нам ни один кочевник не приближался, но зрение у них отменное да и следы умеют читать, особенно оставленные на месте ночевки.
— Я — Александр, князь Путивльский, любимый сын Волчицы-Матери. Она разрешила мне ездить по ЕЁ степи, где хочу и когда хочу, — спокойно, без выпендрежа, ответил я.
То ли мое имя, то ли, что скорее, упоминание Волчицы-Матери, их божества, произвело на половцев впечатление. Чаргукан, правда, сделал вид, что не понял священный смысл моих слов.
— Ты должен заплатить мне за проезд через мои владения, — с вызовом заявил он, — отдать десятую часть товаров и лошадей.
На счет десятой части — это было обычное надувание щек. Согласился бы и на десяток лошадей и пару мешков соли. Но если заплатить ему, завтра к обозу сбегутся все ханы этой части Степи. Я ведь не купец, редко здесь езжу, значит, надо обобрать по полной программе.
— Ты, наверное, не расслышал, кто я такой, — сказал я и представился вторично. — Я не плачу НИКОМУ и НИКОГДА. Только делаю подарки своим друзьям. Но мои друзья не ведут себя так, как ты. Поэтому не получишь ничего.
— Тогда я заберу всё! — грозно пообещал Чаргукан.
— Попробуй, — молвил я насмешливо. — У нас много стрел, хватит на всех твоих воинов.
— Это лишь малая часть моего войска, — предупредил он.
— Да плевать мне на тебя и на всё твое войско, — произнес я и плюнул в его сторону.
Моя слюна, само собой, не долетела до него, потому что слишком далеко находился, но впечатление было такое, будто плюнул ему в лицо. Оно моментально побагровело от прилива ярости. Такое оскорбление смывают только кровью.
— Ты дорого заплатишь за эти слова! — прошипел он.
— Я готов ответить за них прямо сейчас. Давай сразимся на саблях один на одни, — предложил ему.
Видимо, не только упоминание Волчицы-Матери произвело впечатление на половцев. Кое-что они слышали и обо мне. Сражаться со мной на саблях Чаргукан не захотел. Это поняли и мои дружинники, и половцы. И Чаргукан понял, что авторитет его рухнул мордой в степную траву.
— Это будет слишком легкая смерть для тебя! — нашелся он и пообещал охрипшим от злости голосом: — Я перебью весь твой отряд, а тебя возьму живым! Ты будешь умирать долго и мучительно!
— Едь пугай своих баб, — посоветовал я. — Здесь тебя никто не боится.
И я сплюнул во второй раз в его сторону. Надеялся, что он бросится в бой. Шансов победить у него не было никаких. Чаргукан это понял и на провокацию не поддался. Он развернул коня и поскакал сначала медленно, держа фасон, а затем, удалившись на приличное расстояние, полетел галопом. Что тоже неплохо. Надеюсь, злость помешает ему дождаться, когда соберутся все воины его орды, нападет с теми, кто есть под рукой.
Понял это и Мончук и предупредил меня:
— Они нападут сегодня или завтра.
— Надеюсь, — спокойно сказал я.
Мой обоз продолжил путь. Я удвоил разъезды, послал несколько человек в дальний поиск. Затем подъехал к кибитке и отдал копье. В ближайшее время оно не пригодится.
Алика выглянула из-за спины возницы и спросила:
— Это были половцы?
— Да, — ответил я. — Местный хан со свитой.
— Чего он хотел? — поинтересовалась она.
— Чтобы я заплатил за проезд, — сообщил ей.
— А что ты ответил, что он так разозлился? — спросила Алика.
— Что у меня жена красивее, поэтому платить не буду, — произнес я серьезно.
Алика зарделась от счастья. В эту эпоху женщины так редко слышат комплименты. Впрочем, от мужа они в любую эпоху слышат их редко.
На ночлег мы расположились раньше обычного? потому что я нашел подходящую балку. Один склон ее был крутой и голый, а второй пологий и поросший вишняком и терновником. На дне балки бил родник. Кто-то обустроил его, вырыв метрах в трех ниже по течению ручья яму глубиной в метр и диаметром метра два и обложив его и ее кусками песчаника. Вода в роднике была студеная, ломила зубы. Я приказал установить шатер, захваченный у сельджуков. На предыдущих ночевках этого не делали, я с княгиней спал в кибитке. На этот раз кибитки и телеги расставили так, чтобы защищали с двух сторон лагерь. В ту часть
