— И что, вы всегда носите эту свою «двойную» юбку?
— Только когда путешествую в джунглях или других труднопроходимых местах.
— А часто вы путешествуете? — голосом, полным глубокого удивления, поинтересовалась Франсин.
— Я так зарабатываю на жизнь. Путешествую, а потом пишу об этом книги.
— Как это странно — женщина по собственной воле бродит по опасным дебрям.
Индия подняла глаза.
— А если мне так нравится?
Франсин Пуаро бросила на нее быстрый взгляд.
— Вы ведь не были замужем?
— Нет.
Француженка сочувственно вздохнула:
— C'est dommage. Какая жалость!
— Почему же?
Индию поразило, что женщина, очевидно несчастная в браке, высказывает сожаление по поводу ее одиночества. Впрочем, большинство женщин вообще не представляют своего существования вне брачных уз. Они прилепляются к мужчине, растворяются в нем и только в этом видят свое предназначение.
— Скажите, — вдруг спросила Индия, — откуда вы знаете Джека Райдера?
На губах Франсин появилась таинственная улыбка.
— Мой отец служит комендантом на Таити — там мы с Жаком и встретились.
Вынув из пучка волос шпильки, Индия принялась расчесывать рассыпавшиеся по плечам пряди.
— Как вы считаете, он хороший любовник? — спросила она наигранно небрежным тоном.
От внезапной прямоты, с которой неизвестно почему задала этот вопрос, Индия чуть не покрылась краской стыда — она не привыкла вот так запросто обсуждать столь деликатные темы. Что же до Франсин Пуаро, то та, напротив, по всей видимости, не испытывала ни малейшей неловкости или смущения: губы ее приоткрылись, в глазах мелькнул отблеск прежней страсти и не забытого до сих пор восторга.
Индия крепче сжала в руке забытую расческу; непонятные чувства обуревали ее, к горлу подступил болезненный комок.
— Mon Dieu,[12] — выдохнула Франсин, и на ее губах заиграла легкая улыбка. Она обхватила себя руками и мечтательно произнесла: — Он лучший из всех, кого я встречала.
Индия смотрела на нее во все глаза, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не забросать ее вопросами. «Чем хороший любовник отличается от плохого?» «Что именно выделяет Джека из всех других мужчин?» «Сколько вообще любовников у вас было?» Все эти вопросы уже готовы были сорваться у нее с языка, но вместо этого она только спросила:
— Тогда почему вы не вышли за него замуж? — Голос ее задрожал, выдавая смятение.
Франсин звонко расхохоталась в ответ.
— Замуж за Жака? Mais non![13] — энергично замахала она руками, словно отгоняя от себя эту странную мысль. — За авантюриста, преступника в бегах, да еще и без гроша в кармане? Vraiment,[14] он, конечно, прекрасный и страстный любовник, но замуж за таких, как он, не выходят. — Она снова премило и очаровательно наморщила носик. Если бы Индия вдруг решила кокетливо морщить нос, выражение лица превратилось бы в отвратительную гримасу, словно она унюхала какой- нибудь дурной запах. — Может, сейчас у Пьера не самое лучшее финансовое положение, но когда он унаследует состояние своего дядюшки, то станет очень богат.
«Конечно, — подумала Индия, — в мире, где женщина целиком и полностью зависит от мужа, в выборе жениха его финансовое положение играет немалую роль».
— И кроме того, — криво усмехнувшись, добавила француженка, — Жак никогда не предлагал мне выйти за него.
Индия поймала взгляд собеседницы в зеркале.
— Тогда из-за чего они дрались на дуэли?
Франсин досадливо дернула плечом.
— Все просто: Пьер слишком ревновал.
«Он и сейчас ревнует», — мысленно добавила Индия, но промолчала.
Франсин склонила голову набок и задумчиво посмотрела на собеседницу.
— Вот уж не думала, что вы так романтичны. Мечтаете о браке по любви?
— У меня вообще нет намерения выходить замуж, — ответила Индия и принялась решительно расчесывать волосы.
— Это потому, что вы еще не любили.
— Я не верю в любовь. — Отвернувшись, она потрогала воду в ванне — не горяча ли.
— А я думаю, верите, — улыбнулась Франсин. — Иначе вы не были бы так поражены тем, что я предпочла Пьера Пуаро Жаку.
Индия медленно поднялась и уставилась в раскрытое окно: там, за оградой, между стволов пальм виднелась бирюзовая гладь воды. Солнце клонилось на запад, и в его лучах она увидела английский корвет — белые паруса в золотистом предзакатном блеске. Следом за судном шла небольшая, уже знакомая ей яхта: ее высокие мачты четко выделялись на фоне тропического неба. «Морской ястреб»!
— Это «Барракуда». — Отчего-то Франсин вздохнула, стоя за спиной Индии.
Не сводя глаз с пронизанной солнечным светом лагуны, Индия инстинктивно схватилась руками за металлический край ванны. Всего минуту назад она удивлялась, как они не похожи с этой маленькой очаровательной и практичной француженкой; и вот теперь оказалось, что у них очень много общего. Обе они, стоя у окна, объединены общим чувством, и обе в молчаливом согласии думают о мужчине, который лежит сейчас на тощем матрасе, запертый в кладовке Джонни Эймока.
— Они его сегодня заберут? — с тревогой спросила Индия.
Франсин Пуаро отрицательно покачала головой:
— Non,[15] все должно выглядеть законно. Утром Пьер проведет официальное заседание, на котором Джека признают «нежелательным элементом» и выдворят с острова на «Барракуде».
— И это вы называете «законно»?
И Франсин вновь энергично взмахнула руками, но на этот раз на ее лице явственно отразилась боль.
— Главное, формальности соблюдены, а дальше — кому какое дело.
— Мне есть дело…
Француженка обернулась и с интересом посмотрела на нее.
— Что? — озадаченно спросила Индия, поскольку Франсин хранила молчание, но ее собеседница лишь покачала головой и грустно улыбнулась.
— Вам еще столько предстоит узнать, — загадочно произнесла она.
Индия долго молчала, ожидая объяснений, но Франсин так и не проронила больше ни слова.
— Досадно, правда? — сказал Алекс Престон, искоса поглядев на напряженное лицо капитана, — Жаль, что не мы, а французы схватили Райдера.
Саймон Грэнджер вперил свой взгляд в спину пузатого жандарма, сопровождавшего их во временную тюрьму Джека Райдера. Алекс думал, что комендант тоже присоединится к ним, но француз отказался и теперь сидел в своей темной конторе, рассматривая пару дуэльных пистолетов, висевших на стене позади письменного стола.
— Все это больше напоминает месть, чем правосудие, вам не кажется? — помолчав, произнес Грэнджер.
Алекс пожал плечами. Он не был посвящен в детали того, что произошло между женой французского коменданта и Джеком Райдером, но до него доходили разные слухи, так что он уже успел составить некое собственное представление.
— Что ж, может, Пьер Пуаро и мстит Джеку, но мы-то вершим правосудие.
— Конечно, конечно, — рассеянно произнес капитан, в его голосе явственно слышались нотки сомнения.
Магазин был расположен как раз посередине между двумя церквями: католической и протестантской, — разместившимися в конце ряда из полудюжины ветхих дощатых хижин с железными крышами. Собственно, это и было все французское поселение. То тут, то там на апельсиновых деревьях или стенах домов виднелись прибитые гвоздями доски с начертанными на них неровными буквами: «Аллея Триумфа» или «Бульвар Святой Марии». Ну и шутник же этот старый Жорж Лефевр! Грязная, захламленная улочка, по которой они шли, являлась единственной в крепости, и других не наблюдалось.
Обходя хрюкающих свиней и горы гниющего на солнце мусора, вокруг которых кружили навозные мухи, они наконец добрались до крепкой дощатой двери кладовой. У входа их встретил высокий китаец с узким морщинистым лицом, волосы его были забраны в тощую косичку. Китаец производил впечатление образованного человека.
— Donnez-moi la clef![16] — прорычал жандарм, его покрытый щетиной подбородок выдвинулся вперед, и он, нахмурившись, угрожающе надвинулся на китайца.
Достав из рукава железный ключ, китаец вставил его в замочную скважину и повернул. Старый ржавый замок щелкнул, и хозяин магазина проворно отскочил в сторону, когда жандарм попытался выхватить ключ у него из рук.
— Donnez-moi la clef, — щелкнул зубами жандарм, но старик отрицательно покачал головой, и ключ снова исчез у него в рукаве.
— Подождите здесь! — обратился Грэнджер к жандарму суровым, недовольным тоном, всегда так пугавшим матросов с «Барракуды».
Инстинктивно подчиняясь командному тону, жандарм распрямил плечи, щелкнул каблуками и отступил, пропуская моряков вперед.
— Oui, monsieur.[17]
После яркого света улицы каморка казалась темной и душной. Алекс стоял в дверях, давая глазам время привыкнуть к полумраку.
— Ну что же вы, джентльмены, проходите. Надеюсь, вас не оскорбит, если я не стану вставать: у меня так болит голова, словно ею гвозди забивали, — послышался веселый голос с характерным выговором.
Алекс с интересом разглядывал человека, который сидел на тощем матрасе в углу комнаты, прислонившись спиной к стене и раскинув ноги. Пленник был оборван и небрит, его темные волосы спутаны и перепачканы кровью и грязью. Лохмотья, оставшиеся от рубахи, свисали с его груди грязными лентами. Настоящее отребье — именно так Алекс и представлял его себе, впрочем, как и всех подобных ему преступников.
Саймон Грэнджер остановился в нескольких футах от матраса и взглянул на своего бывшего друга. Лицо его хранило безразличное выражение.
— Ты оказал сопротивление при аресте?
Австралиец неожиданно улыбнулся:
— Да, но меня быстро успокоили цветочным горшком по голове. Старею, наверное.
