Работы) — подразделению Черноморского пароходства. Мы в Феодосии обеспечивали подъем затонувшего судна «Абрука». На походном канале в порт был поворот почти на девяносто градусов. Во время крутых поворотов суда кренятся. «Абрука» везла стройматериалы. Они сместились, судно легло на борт, потом перевернулось вверх килем и затонуло. Интересная подробность: вахтенный моторист, который находился в машинном отделении, выпрыгнул за борт первым, обогнав даже вахтенного матроса и штурмана. Наше обеспечение состояло в том, что больше месяца мы стояли у причала в двухчасовой готовности. В течении двух часов мы обязаны были выйти на помощь, если что-то случится. Поскольку тогда мобильных телефонов не было, приходилось, уйдя в увольнение, каждые два часа названивать на судно. Впрочем, это редко кто делал. Я точно не делал. За этот месяц я успел два раза влюбиться и один раз чуть не женился. В семнадцать лет гиперсексуальность думает за тебя. Потом бывал в Феодосии еще несколько раз — и курортником, и моряком, и яхтсменом — и каждый раз нарывался на любовный роман, яркий и пустой. Другие в курортных городах не расцветают.
Почти две недели мы крейсировали неподалеку от Феодосии, пока я не заметил двухмачтовый неф длиной метра двадцать два и шириной около семи, который, скорее всего, принадлежал генуэзцам. Они чаще других золотили деревянную скульптуру на носу судна. У этого впереди была такая сисястая дама, что ее можно использовать вместо тарана. Неф шел вдоль берега на Феодосию, но, увидев шхуну, рванул к Керченскому проливу, где, как мне говорили, дежурят военные галеры генуэзцев. При северо-восточном ветре нефу пришлось идти крутым бейдевиндом, на что он был мало пригоден. Скорость его упала до одного узла, если не меньше. Мы делали около трех, поэтому догнали его часа через четыре, под вечер, неподалеку от скалы Корабль. Есть там неподалеку от берега островок, издали похожий на парусник. Впрочем, при богатой фантазии все, что угодно, похоже на корабль. Арбалетчики на нефе были намного лучше, чем на ромейских и даже венецианских судах. Поскольку неф и шхуна были примерно одинаковой высоты, перестрелка на арбалетах завязалась нешуточная. На нашей стороне было численное превосходство, на их — нежелание погибнуть или попасть рабом на галеры. Я не досчитался семерых дружинников убитыми и полтора десятка ранеными. Жертв могло быть и больше, если бы мы не зацепились за неф «вороном». Как только арбалетчики поняли, что мы сейчас пойдем на абордаж, их как ветром сдуло с палубы. Наверное, решили, что лучше быть живым рабом, чем мертвым героем. Обычно проигрывает тот, кто больше боится смерти.
Мои арбалетчики тоже поработали неплохо. На главной палубе нефа и фор— и ахтеркастелях лежало с десяток убитых. Среди них и хозяин нефа — дородный мужчина с волнистыми густыми волосами, напоминающими львиную гриву. Арбалетный болт попал ему в левую щеку и вылез позади правого уха. Волосы вокруг раны пропитались кровью. Натекло немало и на палубу, выпачкав белую льняную рубаху генуэзца, чистую и немятую. В эту эпоху еще не одевались перед боем в чистое. Наверное, судовладелец по жизни был чистюлей. Напомнил он мне однокурсника по мореходке, который не только сам был чистюлей, но и требовал того же от своих дам. Придя на свидание, он первым делом поднимал подол платья и проверял, в чистых ли трусах пришла его дама? Самое смешное, что дамы не обижались. Если бы он просто так поднял подол, получил бы по морде, а проверка — это святое, особенно, если трусы чистые и красивые и замуж невтерпеж.
Трюм нефа был забит ремесленными товарами. Чего не отнимешь у итальянцев — умеют они делать красивые вещи. Видимо, идет это еще со времен Римской империи. По крайней мере, в шестом веке товары с Апеннинского полуострова ценились выше, чем произведенные в Мезии и даже в Константинополе. Разве что сирийские в то время были не хуже, особенно оружие и доспехи. В тринадцатом веке сирийцы перестали делать хорошее оружие и доспехи, зато научились производить красивые ткани, ковры, стеклянную посуду, мыло — перепрофилировались на мирную жизнь.
В двух сундуках, стоявших в капитанской каюте, было всего с полфунта золота и около двух серебра, зато много одежды. В одном сундуке — чистая, в другом — почти чистая. Второй был заполнен больше. Экипаж чистоплотностью не страдал, одежды имел по минимуму, в своих сундуках и корзинах вез товары на продажу. Всё это мы конфисковали.
Я оставил на нефе призовую команду, пообещав генуэзским матросам и арбалетчикам, что в порту отпущу их на все четыре стороны. Чем скорее доберемся до Созополя, тем раньше станут свободными. Судя по кривым улыбкам и настороженным взглядам, не сильно они поверили, но деваться все равно было некуда, поэтому дружно взялись за работу. Мы повернули на юго-запад и с теперь уже попутным ветром пошли напрямую через Черное море к берегам Болгарии.
11
В Созополе, на удивление генуэзцам, я не только отпустил их, но и дал на дорогу продуктов. Дня за три-четыре они должны дойти до Константинополя. Там большая генуэзская торговая фактория. Наймутся на другое судно.
— Передайте своим купцам, что раньше я генуэзские суда не трогал, но ваши из Херсона напали на меня. Теперь мы квиты, — сказал им на прощанье.
Самые лучшие товары с захваченного нефа мы перегрузили на шхуну. Заполнили трюм почти наполовину. Кое-что я отложил в подарок царю Ивану Асеню. Остальное продал болгарским купцам. Нашелся покупатель и на неф, хотя я думал, что придется перегонять его в Варну. Там, говорят, купцы побогаче. К счастью, и в Созополе не все оказались бедными. Купец долго осматривал неф, заглядывал во все шхеры, хотя мне понятно было, что не разбирается он в больших судах. А вот торговаться умеет. Купец бился за каждый золотой. Наверное, родом из Габрово. В двадцатом веке там будут жить самые болгаристые болгары. Я не уступал потому, что понимал, как важна для него покупка нефа. Это будет его первое большое судно. Раньше, видимо, возил товары на небольшой галере или даже баркасе. Теперь решил подняться на следующую ступень. Не простительно было бы обломать человеку такой торжественный момент. Если купит без торга, решит, что его надули. В итоге он остался доволен. Такое судно в Константинополе обошлось бы ему, как минимум, на четверть дороже.
Закончив с реализацией добычи, я поставил шхуну к причалу под городской стеной и вдали от ворот. Там она не сильно мешала другим судам грузиться и выгружаться и не рисковала быть вышвырнутой на берег во время шторма, если бы осталась стоять на якоре на рейде. Четверо дружинников, легко раненых во время захвата нефа, были назначены охранять шхуну. С остальными отправился в Тырново. Комендант города выделил нам пять верховых лошадей и три телеги, на которые мы погрузили подарки, еду, алебарды и щиты. Арбалеты несли, повесив на плечо, как в будущем станут носить охотничьи ружья. Вряд ли кто-то нападет на военный отряд. Добыча не оправдала бы риск. Просто по моему глубокому убеждению солдат не должен расслабляться за пределами охраняемого лагеря.
Моей конной дружины еще не было в Тырново. Ее пока не было даже на территории Болгарии, иначе бы царю уже доложили. Передвижение любого отряда от полусотни бойцов не остается без присмотра. Мало ли что ребятам взбредет в голову?! Такой отряд может запросто захватить и разграбить деревню или купеческий караван. А уж две сотни тяжелых кавалеристов таких дел могут натворить…
Иван Асень, как обычно, был искренне рад моему приезду.
— Мне уже сообщили, что ты привел в Созополь захваченное судно. Думал, ты дольше будешь продавать его, — признался он.
— Я тоже так думал, но твои купцы в последнее время стали намного богаче, — сказал я. — Это показатель того, что и во всем царстве дела пошли лучше.
— Поменял я кое-какие законы и обычаи по твоему совету. Запретил своим боярам собирать пошлины за проезд по их землям. Двоих пришлось сделать короче на голову, потому что не хотели расставаться с жирным доходом. Многие до сих пор в обиде на меня, но помалкивают, — рассказал царь Болгарии и похвастался: —Теперь у меня есть своя профессиональная армия. Уже полтысячи всадников и около трех тысяч пехоты. Это не считая ополчения.
— Лучше его и не считать, — посоветовал я. — Оно хорошо только в роковой момент, когда решается судьба всего царства. Во всех остальных случаях они плохие вояки.
— Это я знаю, — согласился Иван Асень. — Сейчас набираю еще полторы тысячи копейщиков и пять
