Старый Охотник хотя бы мог гордиться тем, что был частью диктатуры пролетариата. В девяностых годах термин «диктатура пролетариата» исчез с газетных полос. Он, Юй, – всего лишь ничего не значащий полицейский низшего звания, получающий минимальную зарплату, почти не имеющий права голоса в управлении.
И последнее дело лишь подчеркивает его незначительность.
– Гуанмин!
Он вздрогнул и отвлекся от своих мыслей. К скамейке вернулась Пэйцинь – одна.
– Где Циньцинь?
– Развлекается в зале электронных игр. Не начнет нас искать, пока не потратит все деньги.
– Хорошо ему, – сказал Юй. – Тебе не нужно за него беспокоиться.
– Тебя что-то тревожит. – Пэйцинь присела рядом с мужем на краешек валуна.
– Нет, ничего. Правда ничего. Просто вспоминал о том, как мы жили в Юньнани.
– Из-за Сада?
– Да, – сказал он. – Разве ты не помнишь – Сишуанбаньна тоже называется садом?
– Да, Гуанмин, только не пытайся сбить меня с толку. Не забывай: мы с тобой женаты уже очень давно. На работе что-то не ладится, верно? Если бы я знала, не потащила бы тебя сюда!
– Все в порядке. – Юй легонько погладил жену по голове.
Некоторое время Пэйцинь молчала.
– У тебя неприятности?
– Трудное дело, вот и все. – Юй пожал плечами. – Не идет у меня из головы.
– Ты замечательно умеешь раскрывать трудные дела. Все так говорят.
– Не знаю.
Пэйцинь вдруг сжала его руку:
– Знаю, сейчас не самый подходящий случай, но все равно… Если тебе не нравится твоя работа, почему не бросишь ее?
Юй изумленно воззрился на жену.
Пэйцинь не отвела взгляда.
– Да, но… – Он не знал, что сказать.
Он знал, однако, что еще долго будет думать над ее предложением.
– Что, дело не движется? – спросила Пэйцинь, меняя тему.
– Не слишком.
Юй вкратце рассказывал жене о деле Гуань, хотя редко распространялся дома о работе. Ловить преступников трудно и опасно. Не нужно делить свои трудности с семьей. И потом, Чэнь не раз в разговоре подчеркивал, что убийство Гуань – дело щекотливое. Юй не то чтобы не доверял собственной жене; вопрос касался его профессионализма. Просто он сильно огорчен и раздосадован.
– Поговори со мной, Гуанмин. Как часто говорит мой свекор, а твой отец, Старый Охотник, облегчи душу.
И Юй начал рассказывать жене все, что его смущало; он остановился на том, как ему не удалось раздобыть сколько-нибудь ценных сведений о личной жизни Гуань.
– Она жила как рак-отшельник. Только ее раковину составляла политика.
– Я совершенно не разбираюсь в том, как нужно вести следствие, но не говори, будто симпатичная женщина – сколько ей было, тридцать, тридцать один? – могла вести такую жизнь.
– Что ты имеешь в виду?
– Неужели у нее никогда не было любовников?
– Она все время была занята партийной работой и собраниями. Ей, в ее положении, нелегко было найти спутника жизни; да и где она могла познакомиться с подходящим мужчиной?
– Гуанмин, можешь смеяться надо мной, но я женщина, и я не верю в такое. Сейчас, в наши дни, все гораздо проще.
– В твоих словах есть смысл, – согласился Юй. – Но я еще раз допросил сослуживцев Гуань после того, как Чэнь выдвинул версию с икрой; все лишь подтвердили то, что говорили раньше. Сотрудники говорят, что перед смертью у Гуань никого не было; насколько они помнят, у нее вообще не было постоянного друга. Если бы он был, они бы непременно это заметили.
– Но ведь это противоестественно. Она, получается, как Мяоюй из «Сна в Красном тереме».
Юй удивился:
– Кто такая Мяоюй?
– Мяоюй, красивая молодая монахиня, посвятила жизнь абстрактным идеалам буддизма. Гордясь своей религиозностью, она считала себя выше романтического влечения красной пыли.
– Извини, что опять перебиваю, но что такое красная пыль?
– Просто наш земной мир, где живут обычные люди вроде нас с тобой.
– А, ну тогда это еще куда ни шло.
– Ближе к концу романа Мяоюй, медитируя однажды ночью, пала жертвой собственной сексуальной фантазии. Не в силах даже говорить в порыве страсти, она становится легкой добычей и жертвой группы бандитов. Умирает она не девственницей. Критики считают, что образ Мяоюй – сложная метафора: только демон в ее сердце мог приманить демона к ее телу. Она – жертва долгого подавления сексуальности.
– Ну и что?
– Может ли человек, особенно женщина, всю жизнь питаться одними идеалами? Наверное, в последние секунды Мяоюй горько сожалела о попусту растраченной жизни. Уж лучше бы она наводила чистоту в собственном доме, каждый вечер ложилась с мужем в постель, каждое утро отправляла детей в школу…
– Но Мяоюй – всего лишь персонаж из романа!
– Зато очень жизненный. Роман демонстрирует блестящее знание психологии. То, что верно для Мяоюй, может оказаться верным и для Гуань.
– Понимаю, – кивнул Юй. – Ты тоже блестящий психолог.
Действительно, политика на первый взгляд составляла для Гуань всю жизнь, но хватало ли ей одной политики? Статьи из «Жэньминь жибао» не могли ответить ей любовью на любовь.
– Поэтому, – продолжала Пэйцинь, – я и не представляю, чтобы Гуань жила только ради политики – если только в ранней юности не пережила жестокого разочарования.
– Такое возможно, но ни одна из ее сослуживиц ни разу не упоминала об этом.
– Да ведь большинство сослуживиц работали вместе с ней не так и долго – разве ты сам мне не рассказывал?
– Да, ты опять права.
Гуань проработала в универмаге одиннадцать лет, но никто из тех, с кем он беседовал, не работал там так же долго. Генерального директора Сяо перевели сюда из другой компании всего пару лет назад.
– Женщины неохотно рассказывают о своем прошлом, особенно незамужние – более молодым.
– Ты умница, Пэйцинь. Кроме тех, кто работает в 1-м универмаге сейчас, мне следовало расспросить нескольких работниц, вышедших на пенсию.
– Кстати, как твой старший инспектор?
– У него свои идеи, – ответил Юй, – но тоже никаких результатов.
– Нет, я имею в виду его личную жизнь.
– О ней я понятия не имею.
– Ему ведь за тридцать, верно? Старший инспектор полиции в его возрасте – очень выгодный жених.
– Да. Поговаривают, он встречается с женщиной-репортером из «Вэньхуэй дейли». Он же уверяет, будто она просто пишет о нем репортаж.
– По-твоему, он бы сказал что-нибудь, если бы между ними что-то было?
– Ну, он все-таки занимает ответственный пост. Все за ним наблюдают. Конечно, он ничего не скажет.
– Совсем как Гуань, – вздохнула Пэйцинь.
– Между ними есть разница.
