– Почему? – насторожился Тимур.
– На него завели дело. По подозрению в соучастии в подготовке теракта…
– По твоей наводке?
– Да, по моей. Ждать, когда еще рванет? Чтобы было не четырнадцать убитых, а сто?
– Я же ничего не говорю. И что?
– Послали группу захвата. Тихо сработать не получилось. Началась пальба. Ну и…
– Понятно, – кивнул Тимур. – Ладно, не терзайся. Ты все правильно сделал. Хотя никогда не знаешь, что правильно. Будем искать другой выход. Слышал, как поет Пугачева? Если долго мучиться, что-нибудь получится.
Что-нибудь получилось. Но совсем не то, что предполагал Тимур.
Встречать сына Заурбека Агаева вышло все селение. Дорогу на околице перегородили мужчины, многие почему-то с ружьями. Стояли старики в папахах, с медалями на пиджаках. По сторонам толпились женщины, носилась малышня. В центре толпы выделялся невысокий коренастый человек в милицейском мундире, с каменным, напряженным лицом – старший лейтенант Заурбек Агаев.
При приближении «мерседеса» Тимура толпа сместилась и взяла машину в полукольцо.
– Вот ты и дома, – сказал Тимур, поворачиваясь к Алану. Но тот уже выскользнул из «мерседеса» и летел к отцу, тянул к нему руки.
Загрохотали выстрелы, умножаясь горным эхом. Снялись с места и закружили над дорогой дикие голуби, поплыл синий пороховой дым. А мужчины все палили и палили в воздух, заглушая восторженные критики ребятни и счастливый плач женщин.
До самой темноты, до первых звезд затянулось праздничное застолье на просторным подворье Агаевых. Возвращаться во Владикавказ было поздно, да и не дело после выпитого под бесконечные тосты. Тимуру постелили в саду, в беседке, увитой виноградом с тяжелыми черными гроздьями. Глубокая, бездонная тишина воцарилась над селением, лишь где-то очень далеко звенел горный ручей. Мир и спокойствие опустились на землю. И особенно кощунственным, оскорблением самого Бога, представлялось все, что произошло.
Сына Заурбека украли год назад в Дигоре, куда он поехал в райотдел по служебным делам и взял с собой Алана. Сначала объявили десять тысяч долларов. Решили, раз милиционер, значит богатый. Потом опустились до пяти тысяч. Для бедного горного селения это была огромная сумма, но люди помогли, дали кто сколько смог. Заурбек приготовил выкуп и стал ждать. Но похитители больше не объявились.
– Не знаю почему, – рассказал он, когда ненадолго вышли из-за стола. – До сих пор не знаю. Где искать, кого искать? Не знал, что и думать. По ночам не спал, не мог спать. Как вы его нашли?
Выслушав Тимура, сказал:
– Передай Алихану, я его вечный должник…
В тишине оглушительно громко прошуршали сухие листья под чьими-то шагами. Подошел Заурбек.
– Не спишь?
– Нет, – отозвался Тимур.
– Я понял, что сделаю. Алихан вернул мне сына. Я верну ему его сына.
– Как? Если он действительно в Сурхахи, как ты его найдешь? Ты осетин, там ингуши.
– Я знаю как. Я не буду его искать, они сами будут его искать!..
План Заурбека оказался прост и вполне соответствовал древним кавказским обычаям. С небольшим отрядом односельчан он ночью приехал в Сурхахи и выкрал старейшину селения, пообещав вернуть его в обмен на Алана. План сработал: Алана нашли и дали знать о согласии на обмен.
– На этот раз не перепутали? – спросил Теймураз, когда Заурбек приехал во Владикавказ сообщить о времени, месте и порядке обмена.
– На этот раз не перепутали. Алан Хаджаев, двенадцать лет, осетин, из Владикавказа. В Сурхахи привезли полтора месяца назад. Все правильно?
– Все правильно.
– Они поставили условие: с их стороны один человек, с вашей стороны один человек. Без оружия. Подъедет на машине, на красном «каблучке». Сразу не подходи. Когда высадит парня, махнет. Тогда подходи. Потом позвоните мне в Дигору, в райотдел, мы вернем старика.
Встреча была назначена на два часа дня на черменском круге, на ингушской стороне, в километре от блок-постов. Тимур приехал на «мерседесе», Теймураз и Алихан на джипе. Накануне вечером Алихану все рассказали, решив, что держать его в неведении неправильно, не по-мужски. Он слушал молча, не перебивая, как казалось – спокойно. Но утром под глазами у него лежали тени, лихорадочно блестели глаза. Тимур понял, что он провел бессонную ночь.
Миновав осетинский и ингушский посты, съехали на обочину. Теймураз и Алихан остались в джипе, Тимур прошел вперед, чтобы водитель «каблучка» сразу увидел его и увидел, что он один. День был солнечный, жаркий, но Тимура будто бы трясло от озноба. У него появилось ощущение, что все это уже было – и томительно текущее время, и нарастающее беспокойство, от которого пересыхало во рту. Почему- то остро хотелось курить, хотя он практически не курил, так – при случае, баловался.
В сторону Назрани машины шли одна за другой, перед осетинским блок-постом выстроилась полукилометровая очередь. В два часа «каблучка» не было. В два пятнадцать тоже не было. Только через двадцать минут, которые показались Тимуру вечностью, в веренице машин мелькнуло красное – «ИЖ» с квадратным грузовым кузовом, «каблучок». Он развернулся, прижался к обочине. Водитель неторопливо вышел, огляделся, потянулся, как человек, долго сидевший за рулем. И он действительно ехал часа три, не меньше, если ехал из Сурхахи. Тимур прошел дальше, остановился метрах в пятидесяти, помахал рукой. Водитель то ли не увидел, то ли сделал вид, что не увидел. Обошел машину, попинал колеса, начал отпирать заднюю дверь.
